Рецензия на роман Эмили Бронте «Грозовой перевал»
"Рукав пруда Хилл, Хэмпстед" (1828) Джон Констебл
11 показ
27K27K открытий

Отличная рецензия, вы очень тонко и точно проникли в суть романа. "И этот мир, этот рай чужд Хитклифу и Кэтрин." - замечательную двусмысленность обрела у вас эта фраза, ведь в посмертии ни Хитлклиф, ни Кэтрин так и не получили рая, а лишь покой.

Ответить

Отличная рецензия, вы очень тонко и точно проникли в суть романа. "И этот мир, этот рай чужд Хитклифу и Кэтрин." - замечательную двусмысленность обрела у вас эта фраза

Я рада, что Вы это отметили, думала, никто не обратит внимания.

в посмертии ни Хитлклиф, ни Кэтрин так и не получили рая, а лишь покой.

Покой у Эмили Бронте здесь не совсем обычный. Если рассуждать в религиозном смысле, то они и покой не обрели. Можно даже сказать, что они оба прокляты, осуждены скитаться призраками по вересковым пустошам. И единственное место, где они смогли преклонить головы -это их дом, Грозовой перевал.

Могила и сейчас такая же опрятная и зеленая, как две соседние, и я надеюсь, жилец ее крепко спит, как спят и в тех. Но люди на деревне, если вы их спросите, поклянутся на библии, что он «разгуливает»: иные говорят, что сами встречали его близ церкви и в зарослях вереска и даже в этом доме. Пустые россказни, скажете вы, и я так скажу. Но тот старик, сидящий там на кухне у огня, утверждает, что видит, как оба они выглядывают из окна комнаты мистера Хитклифа каждую дождливую ночь со дня его смерти. И странная вещь приключилась со мной около месяца тому назад. Как-то вечером я шла на Мызу — темный был вечер, собиралась гроза, — и у самого поворота к Грозовому Перевалу я встретила маленького мальчика, который гнал перед собой овцу с двумя ягнятами. Он громко плакал, и я подумала, что ягнята заупрямились и не слушаются погонщика. — В чем дело, мой маленький? — спросила я. — Там Хитклиф и женщина — вон под той горой, — сказал он, всхлипывая, — я боюсь пройти мимо них. Я не видела ничего, но ни мальчик, ни овцы не шли; и тогда я посоветовала ему обойти нижней дорогой. Он, верно, вспомнил, когда шел один по глухим местам, те глупости, о которых толковали при нем его родные и приятели, вот ему и померещились призраки. Но все же я теперь не люблю выходить в темноте и не люблю оставаться одна в этом мрачном доме. Ничего не могу поделать с собой. Я рада буду, когда они съедут отсюда и переберутся на Мызу.

Я думаю, что Кэтрин и Хитклифф обрели счастье и покой не в религиозном, а в мирском понимании. В традиционном понимании покой - это смертный сон без сновидений.
Однако для буйных характеров Кэтрин и Хитклиффа успокоение - это не просто возможность быть вместе навсегда, а возможность ОСОЗНАВАТЬ, что они вместе, вдали от других людей, в огромном пустом доме, окруженном вересковыми пустошами. А осознавать, будучи мертвыми, можно только став привидениями. Даже их посмертная жизнь построена по мирскому образцу.

Когда я читала "Грозовой перевал", я думала о Мастере и Маргарите Михаила Булгакова. Они тоже не заслужили рая, но они заслужили покой. Единственное, что объединяет всех этих таких разных героев - это посмертное мирское, не религиозное, счастье.

– Слушай беззвучие, – говорила Маргарита мастеру, и песок шуршал под ее босыми ногами, – слушай и наслаждайся тем, чего тебе не давали в жизни, – тишиной. Смотри, вон впереди твой вечный дом, который тебе дали в награду. Я уже вижу венецианское окно и вьющийся виноград, он подымается к самой крыше. Вот твой дом, вот твой вечный дом. Я знаю, что вечером к тебе придут те, кого ты любишь, кем ты интересуешься и кто тебя не встревожит. Они будут тебе играть, они будут петь тебе, ты увидишь, какой свет в комнате, когда горят свечи. Ты будешь засыпать, надевши свой засаленный и вечный колпак, ты будешь засыпать с улыбкой на губах. Сон укрепит тебя, ты станешь рассуждать мудро. А прогнать меня ты уже не сумеешь. Беречь твой сон буду я.

Так говорила Маргарита, идя с мастером по направлению к вечному их дому, и мастеру казалось, что слова Маргариты струятся так же, как струился и шептал оставленный позади ручей, и память мастера, беспокойная, исколотая иглами память стала потухать. Кто-то отпускал на свободу мастера, как сам он только что отпустил им созданного героя. Этот герой ушел в бездну, ушел безвозвратно, прощенный в ночь на воскресенье сын короля-звездочета, жестокий пятый прокуратор Иудеи, всадник Понтий Пилат.

Ответить