- Внемлите мне, о вы, консервированные груши, маринады и пикули! "Когда же настало утро, собрались старейшины народа, первосвященники и книжники, и ввели Его в свой синедрион..." Когда настало утро... Рано принялись за дело, сукины дети! Ни минутки лишней не упустили. Как там дальше? "Было же около шестого часа дня..." По-нашему, это, наверно, полдень. "И сделалась тьма по всей земле до часа девятого. И померкло солнце". Как я все это помню? Боже милостивый! Долго же ему пришлось умирать - мучительно долго! - Он опустил руку и вопросительным взглядом обвел заставленные товаром полки, будто ожидая от них ответа. - Сейчас ты мне ничего не говоришь, Мэри, лепешечка моя. Может быть, ты из дщерей иерусалимских? "Не плачьте обо мне, - рек Он.- Но плачьте о себе и о детях ваших... Ибо если с зеленеющим деревом это делают, то с сухим что будет?" До сих пор не могу спокойно слушать. Тетушка Дебора и не подозревала, как глубоко западет это мне в душу. Но шестой час еще не наступил... нет, еще рано, рано.