«Гениям всё прощается». Обзор фильма «Оппенгеймер»
На экране мелькают десятки действующих лиц. Думаешь, что творится настоящий хаос и мешанина. Но уже примерно к исходу первого часа Кристофер Нолан возвращается к ранее показанным людям. "Снова гений балуется с повествованием", - думал я.
Любить или не любить фильмы Нолана? Каждый решает сам, но о их «интеллектуальности» и переусложнённости разговоры давно пора закончить. Его фильмы сложно устроены и подача истории нетипична большинству блокбастеров. Но фильмы Нолана – блокбастеры, направленные на массового зрителя.
В последних своих работах Нолан старается по нескольку раз объяснять свои задумки и правила игры. Так было в "Доводе" с обратным ходом времени, так и в "Оппенгеймере" с флешбеками.
К слову, Оппенгеймер – в новом жанре для Нолана. И одновременно это квинтэссенция его игры с повествованием. Байопик о создателе атомной бомбы затрагивает несколько десятилетий. Однако же основывается сюжет картины на 2 допросах aka судебных слушаниях, которые не являются судами. Ведь там нет ни судей, ни присяжных, а приговор очевиден.
«Любители гоняются за солнцем и обжигаются. Власть остается в тени»
Строя повествование на флешбеках, Нолан рисует субъективную и объективную картину мира от двух главных героев ленты – Роберта Оппенгеймера и Льюисса Штраусса. Их конфликт подобен Моцарту и Сальери. Где первый – Оппенгеймер. Он же гений, рокзвезда от мира науки и признанный при жизни изобретатель. Сальери же в фильме – Штраусс. Человек, предпочитающий быть в тени гениев, но лицемерно жаждущий власти, скрывающий за рукой помощи свою завистливую натуру.
Однако, данное противостояние изначально ведется не на равных. Вскоре оппонент Оппенгеймера теряется в повествовании. И о нём мы вспомним в финальной трети фильма, как о каком-то сером кардинале, который пусть и прекрасно сыгран Дауни младшим, но был забыт как самим Оппенгеймером, так и зрителем.
Стоит отметить, что эти две сюжетные линии технически отличаются. Первое, что бросается в глаза - цветокоррекция. Субъективная и новая картина мира от лица Оппенгеймера изображена в цвете. В эти моменты часто используют "дрожащую камеру", крупные планы. Таким образом зрителю дают погрузиться в душевные терзания ученого.
От лица Льюиса Штраусса мы видим мир черно-белым. Общие и можно сказать академично снятые планы, проезды на рельсах - всё отдаёт монументальностью происходящего.
«Гениям всё прощается»
Эта фраза одна из главных в фильме. Оппенгеймер живет в том моменте времени, когда ученые властвуют над судьбой человечества. Создание атомной бомбы, сам факт расщепления атома – вызов для умов по всему миру. Тут заметно, что гонка вооружений началась не после войны, а в годы Второй Мировой. Разработка атомной бомбы – первый и, быть может, самый наглядный этап гонки.
С первых минут Нолан представляет Оппенгеймера как человека, которому чуждо всё земное. Физик постоянно учится, преподает, периодически захаживает к любовнице и равнодушен к семье. Ему важна наука. К тому же в своей гениальности Роберт уверен.
Затем Нолан довольно интересно показывает трансформацию Оппенгеймера. Как из чудаковатого, но одаренного студента-физика Роберт Оппенгеймер превращается в главного человека на Земле, а затем и в мученика. Как к нему приходит осознание последствий и тяга к контролю над проектом. Но, увы, он не просчитал все ходы наперед. И вынужден остаться в стороне от своего детища.
Моральные терзания в фильме, как часть взросления главного героя. С высоты юношеского максимализма Оппенгеймер считает себя, как гения, неприкасаемым. А возглавив проект, пугается последствий и успокаивает себя тем, что он всего лишь – теоретик, а не практик.
«Теперь я стал смертью... Разрушителем миров»
Оппенгеймер не замечает, как в погоне за атомной бомбой буквально идет по головам. С одной стороны, он не уступает своим принципам (не стучит на товарищей по цеху), с другой - предает самых близких людей без тени сомнений.
Нолан показывает события выборочно, второпях. И казалось бы для такой неоднозначной личности, как Оппенгеймер, нужно больше контекста. Но даже благодаря этой нарезке невротичная натура физика становится более понятной.
Чем ближе фильм подходит к первому испытанию атомной бомбы, тем сильнее ускоряется повествование. Саундтрек и более ускоренный монтаж создают саспенс, который одномоментно обрывается тишиной.
Момент испытаний атомной бомбы становится этакой точкой невозврата. В эти секунды затихает весь мир. Момент, который Нолан передаёт блестяще. Ведь в жизни физик тоже пристально наблюдал за процессом.
«Доктор Оппенгеймер […] становился все более напряженным по мере того, как истекали последние секунды. Он почти не дышал»
Невероятный стресс. Вкупе с бессонными ночами сказались на Оппенгеймере. Но после испытаний к нему пришло облегчение:
«Я никогда не забуду его походку, не забуду, как он вышел из машины. Он шел походкой победителя, как герой вестерна "Ровно в полдень", он добился своего»
Аналогично и в картине Нолана. На уставшем, худом и усеянном морщинами лице Оппенгеймера Киллиана Мёрфи видна радость после успешных испытаний.
Нолан оставляет за кадром бомбардировку Хиросимы и Нагасаки. Во-первых, Оппенгеймер не мог их видеть, физически находясь в США. Во-вторых, одну из главных трагедий Второй Мировой лучше не превращать в попкорновое зрелище.
«Не отталкивай единственных людей, которые понимают, что ты делаешь»
Этот вывод, судя по фильму Нолана, стоило сделать Оппенгеймеру еще в начале работы над проектом "Манхэттен". Из реплик Штраусса становится понятно, что Оппенгеймер был несведущ в политике, но пытается играть по своим правилам на политической арене. За что его и наказывают.
Государственная машина в таких фильмах обычно отдельный персонаж. В "Оппенгеймере" на этот образ работают сразу несколько действующих лиц. Люис Штраусс, полковник Лесли Гроувз и ряд военных, а также тогдашний президент США Гарри Трумэн.
На их примере и наблюдается трансформация Оппенгеймера. Когда его нанимали, он был готов стать таким же винтиком системы. И лишь впоследствии пришел к моральной стороне вопроса. Он пытался усидеть на двух стульях, но государство в лице Штраусса лицемерно ткнуло его носом, с вопросом: «А где же ты раньше был, дружок?»
Нолан не делает Оппенгеймера мучеником. Скорее жертвой. И наглядно оправдывает его действия работой на систему. Почти прямо говоря, что даже гений может быть наивен и обманут.