Его печаль действительно является глубинной чертой его персонажа и не обнаруживает абсолютно ничего искусственного. Его задача состоит в том, чтобы передать все ограниченными, казалось бы, средствами. Если искусство — это выбор, то это, прежде всего, возможно, жертва, и Китон — подлинный художник в том смысле, что оставляет только самое необходимое. Как тут не вспомнить античную маску? Китон нацепил на собственное лицо маску неизменной печали, но это неверное слово, как и уныние. Требуется такое, которое включало бы меланхолию, тоску, застенчивость и многие другие оттенки. Разве этот взгляд не озабочен всеми неизвестными, которые таит в себе жизнь? Разве под этой шутовской внешностью не скрываются слишком яркая эмоциональность, маскирующиеся под смирение? Называть его автоматом, лишенным всякой человечности, кажется настоящим ослеплением, когда крупные планы через мимолетные изменения этого, казалось бы, ледяного лица, открывают нам, какую чувствительность скрывают его резкие жесты и недвижные черты. Добровольные рамки, в которых он заключает и направляет эту чувствительность, только усиливают ее.
Классные у него тапули
он в них еще невероятно быстро бегал в своих фильмах)