Русский колорит» там, где его не было и нет
Статья, которую мы только что прочитали, — классический пример того, как человек видит «русское» везде, где всплывает хоть что-то знакомое из постсоветского быта. Автор пишет про «русский колорит» в игре, созданной польской студией, и при этом умудряется игнорировать абсолютно очевидный факт: Россия ничего этого не изобрела и никогда не была источником подобной эстетики.
Ковры, «стенки», эмалированная посуда, кружевные занавески, тюль, клеёнки на столах — всё это не «русское», а общее советское и постсоветское. Более того, многие вещи вообще имеют польское или восточноевропейское происхождение. Вешали ковры на стены и в Варшаве, и в Минске, и в Тбилиси. Эмалированные кастрюли — чешские и польские заводы. Холодильники, заклеенные стикерами, — типичное постсоц наследие. Но автору статьи зачем-то хочется записать всё это в «русскую душу».
Это не что иное, как имперская привычка России присваивать чужое. Так же, как «борщ» вдруг становится «русским супом», так же и «борщевик Сосновского» у автора превращается в «русскую» примету. При том, что сам сорняк был интродуцирован в СССР именно через Прибалтику и Польшу, а вовсе не «в чисто русскую землю».
Точно так же и мебель. Пресловутая «стенка» — это не «русская находка», а вариация на тему немецких гарнитуров середины ХХ века, которые начали копировать в странах соцлагеря. И Польша копировала, и Чехословакия, и СССР. Называть это «русским колоритом» — всё равно что назвать суши «американской кухней» только потому, что в США есть роллы с авокадо.
Видимо, автору удобно забывать, что сама игра польская. И естественно, разработчики «слили» в окружение то, что им ближе всего — польскую реальность 90-х и 2000-х. Но разбираться в культурных кодах — скучно. Проще обозвать всё «русским».
Даже упоминание о пельменях и варениках (пьерогах) превращается у автора в «русское». Хотя для любого поляка это национальное блюдо. И для украинца — тоже. Но снова: проще повесить ярлык «русское», чем признавать разнообразие восточноевропейской культуры.
На самом деле, весь этот «анализ» можно свести к одному: — автор видит в игре польскую повседневность, — но называет её «русской», — потому что в его картине мира СССР = Россия, а остальное — неважно.
Это — интеллектуальная лень и культурное невежество. Россия десятилетиями воровала чужие изобретения и чужую культуру, выдавая всё за своё — от балета до космических технологий. Точно так же и здесь: берём польские ковры, чешские кастрюли, украинские вареники и лепим поверх «русское».
Только вот Dying Light — не про Россию и не для России. И весь «русский колорит», о котором так упоённо пишет автор, существует исключительно в его воображении.