О радости материнства

Здорово, DTF. С Днем граненого стакана! Вот тебе еще кусок литературы, которую нельзя ни читать, ни писать без стакана. (Льзя.)

Одна молодая женщина приобрела в магазине вибратор, чтобы удовлетворять себя в свободное время. Не нужно думать, будто она не имела успеха у мужчин или у других женщин; просто дело обстояло так, что никто из тех, кого она встречала, ее решительно ничем не интересовал. Вибратор понравился ей сильнее всех окружающих, и это ничуть не более удивительно, чем то, как человек делает выбор в пользу одного, предпочитая его другому. В конце концов, люди могут выбирать и работу, и увлечение, и беспутную жизнь, и даже уход от жизни, и в этом нет ничего предосудительного, ибо они вольны делать с собой все что угодно.

Когда эта женщина принесла вибратор домой, она долго не решалась его распаковать. Ей нравилась черная вытянутая коробочка, то есть его одежда, – она находила ее весьма элегантной. Она ставила ее перед собой вертикально на стол и рассматривала с разных сторон, трепеща от предвкушения и тревоги одновременно. Тревога ее заключалась в том, что она сочла себя недостойной этой коробочки, которая, безусловно, выглядела даже привлекательнее самой владелицы.

Поразмыслив, женщина надела свое самое красивое белье и лучшее белое платье и снова вышла к черной коробочке. Снова ей показалось, что с ее внешностью что-то не в порядке, и тогда она тщательно умылась и нанесла легкий макияж, после чего предстала перед своей коробочкой в лучшем виде. Она заварила чаю и села за столик, мечтательно глядя на новую покупку. Неудобно было переходить сразу к делу, и она начала рассказывать ей о себе.

Рассказывать было особенно нечего, и женщина принялась за рассуждения о человеке вообще. Она говорила, что презирает человеческие зависимости и потребности, без которых им совершенно невозможно существовать на земле. Потребность в пище она называла рабской; зависимость от развлечений она называла уничижительной. Необходимость стареть и умирать она описала как глупый и жестокий пережиток. Затем она говорила о чувствах и о том, что это, по-видимому, единственная настоящая вещь, что может появиться в ней как в человеке; в связи с этим она пожаловалась на свою черствость в отношении к людям и в конце концов едва не довела себя до слез. Коробочка безмолвствовала, но по всему было видно, что она с ней солидарна и, кроме того, желает для них обеих только спокойствия и удовлетворения в этой уютной квартире. Женщина улыбнулась, когда поняла, что ее выслушали, попросила у коробочки прощения за потекший макияж и осторожно взяла ее в руки.

Вибратор был очень приятен на ощупь, но в комплекте имелись твердые резиновые насадки для внешней стимуляции. Женщине захотелось вначале попробовать одну из этих насадок, и она перенесла все вместе с красивой коробочкой на большую кровать, разделась и легла, подложив себе подушки под голову и под спину. Она никогда раньше не пользовалась для этого занятия ничем, кроме своих пальцев, и ей было странно и страшно позволить прикоснуться к себе кому-то другому. Впрочем, этот страх быстро миновал, и она была удивлена тем, как легко и непринужденно они соединились; машина как будто догадывалась об ее ощущениях и желаниях и сама направляла ее руку, совершенствуя свои возможности с каждой минутой. Удовольствие достигло такой степени, что к женщине начало приходить осознание множества вещей, о которых она говорила и умалчивала за столом и которых не могла понять в течение жизни; все то, что оскорбляло ее в человеке, казалось теперь вздором, не заслуживающим никакого внимания, и она думала только о том, в какие неизведанные пространства и дали может простереть свои руки, как велики и значительны они рядом с нею и как она сейчас же может слиться с ними в одно бесконечное, оставив те мелочные обиды… Между тем все ее чувства многократно усилились, и она увидела вокруг себя такие цвета, которых не различала раньше, и стала замечать малейшие детали обстановки. Не останавливаясь, она приподнялась на кровати и с восхищением оглядела комнату: ожившие пейзажи на стенах, изысканно точный механический ход часов с маятником, трещинки на потолке, складывающиеся в замысловатые узоры, игра вечернего солнца на подвесках люстры; и, кажется, теперь ей было заметно движение воздуха. Воздух приносил из окна осенние запахи, и, о великое, о бесконечное, зачем она отворачивалась от этих запахов всю свою жизнь! Радостно и пронзительно пели дрозды в парке, и одинокие люди на скамьях шелестели газетами и страницами книг, и дрожали листья, и ворчали редкие автомобили, и ветер трепал чье-то выстиранное белье на гудящей веревке. В соседнем доме варили кнедлики с творогом и ягодой, и женщина подумала, что и ей нужно будет отведать что-нибудь такое же вкусное перед ужином. Из какой-то далекой мансарды тянуло сушеными грибами и плесенью, а внизу расплывались ароматы больших клумб. Обернувшись опять к окну, женщина с изумлением обнаружила, что облака, заглядывающие к ней прямо в комнату, испускают такие запахи, которые придает фантазия их форме и густоте; они пахли пшеничным хлебом, и омлетом, и цветной капустой, и взбитыми сливками, и мягкими бисквитными вафлями, и ванилью, и грушей. Женщине захотелось скорее подойти к окну и искупаться в таком насыщенном воздухе, но она боялась, как бы ее не увидели с ее возлюбленным. Тогда она решила впитать всю свежесть шелковой постели, извиваясь, изгибаясь, вытягиваясь, переворачиваясь на живот, на бок и снова на спину, колотя ногами по простыне, жадно водя одной рукой по своему телу; кожа ее была нежнее всех шелков. Спустя какое-то время она готова была воскликнуть, что это самая удачная встреча в ее жизни, но тут последовал оргазм, и после того, как удовольствие сошло на нет, женщина почувствовала себя виноватой и ударилась в слезы.

Еще несколько дней подряд она, исполненная вожделения и безудержного детского восторга, отдавалась необыкновенной машине и изучала все стороны открывшегося ей нового мира. Она плакала и пыталась оправдать свое предательство, но с каждым разом ее чувства становились все сильнее, и она не могла не увидеть, как эта любовь справедлива для всего того, что она говорила о человеке. Но ведь она говорила это и раньше, пусть только самой себе, и думала об этом с детства, значит, у нее не было ни одной причины бояться этих слов теперь, когда они всего-навсего нашли выход. Получалось, что все эти слезы были только временным, переходным явлением, которого она, как слабый и зависимый человек, не могла и не должна была избегать. Это помогало ей избавляться от придуманной ею вины.

На четвертый или пятый день она позволила вибратору войти в себя без всякой насадки, и это привело к немыслимой и неописуемой вещи. Располагаясь на кровати, она выскользнула через окно на улицу и теперь постоянно оказывалась то тут, то там, словно каждое дуновение воздуха, каждая травинка и каждый камень мостовой были частью ее тела. Она взбиралась по кронам деревьев и подтрунивала над птицами, сидящими в гнездах, и обнимала ветки, и дула на пауков, притаившихся между сучками. Она взмыла выше деревьев и облетела кругом парка, разбрызгивая полуденный свет; когда это надоело, она устремилась вниз к шумливой улице, к подъездам и клумбам. Дворовые кошки бросались от нее врассыпную, вызывая веселый переполох среди ничего не подозревающих собак. Она гоняла забытый кем-то мяч на игровой площадке. Она качалась сама с собой на доске, напевая любимые песни; она прыгала вокруг прохожих, как девочка, и дергала их за рукава, и смело заглядывала им в глаза, хотя они, конечно, не обращали на это никакого внимания. Она выбежала на дорогу, махая руками сердитым автомобилям, и затем шмыгнула обратно в парк. Она слушала, как громко спорят склочницы старухи, и смеялась над ними, и смеялась вместе с детьми, играющими на газонах в парке. Во всем этом было такое снисхождение, которое проявляют добрые дети к отстающим от них родителям, или жалость поэта к родившей его мертвой земле. Она снова поднялась, на этот раз еще выше, но не слишком высоко, чтобы не закоченеть на ветру, и улетела прочь вместе с облаками. Поминутно она снижалась, чтобы присмотреть себе безлюдное местечко.

Пока она летела, прошел небольшой дождь; в скором времени под ней появилась туманная горная гряда, а за грядой лежал смешанный лес. Женщина спустилась к нему, и горы за ее спиной сомкнулись. Она кивнула им и скрылась в тени деревьев.

После дождя в лесу было очень свежо. Она шла по рыхлой земле, любуясь живым ручьем, бегущим из глубины леса. В поисках его истока она набрела на влажный продолговатый овраг, осыпанный порыжевшими листьями. В нем ручеек бил ключом из-под затейливого камня, глядящего в небо. Женщина сошла в овраг, ступая осторожнее там, где земля не была прикрыта листвой. Она стала на четвереньки, подползла к истоку и приподняла вздернутый камень. Тут же сверкнувший поток ударил ей прямо в лицо и окатил ее с головы до пят; она закричала от радости, набрала в горсть побольше воды и с жадностью ее выпила.

Напившись, она встала, зябко потирая мокрые плечи, и попробовала пальцами ног землю у истока. Там, где земля была мягче, она вырыла себе глубокую нору, забралась в нее целиком и уютно свернулась в клубок. Согревшись, она протянула руку и нащупала такое место, которое уж никак нельзя назвать ни одним из имеющихся слов; там было густо, сыро, пахло смазкой и происходило какое-то беспрестанное движение. Она окунула в него ногу и поняла, что встала на что-то надежное, и бросилась в него с головой. Попыталась подняться и вдруг уперлась головой и руками в упругие стены. Изловчившись, она раздвинула эти стены, и они легко развалились. Потом она носилась в пространстве, лишенном чего бы то ни было. Прежде чем она успела осознать, что может с этим делать, вибратор внутри нее несколько раз исступленно вздрогнул и отказался работать дальше. Женщина на него не обиделась. Она долго лежала на кровати в распростертой позе, не в силах осмыслить пережитое, и шумно вздыхала, и у нее при этом дергались веки и сладко немели мышцы.

Эти поразительные приключения продолжались до тех пор, пока женщина не заметила отсутствие у себя менструаций. Причин этому, как она знала, могло быть немало, и к тому же она начала страдать от недомогания. Собравшись с духом, она пошла к доктору. Доктор слушал ее без особого интереса, во всяком случае, до того, как она упомянула одно неожиданное для него обстоятельство. Потом он осмотрел ее.

– Вы говорите, что не имели половых сношений в последние несколько месяцев?

Женщина покачала головой. Доктор долго перебирал какие-то папки и тетради и хмыкал.

– Это у вас от невроза, – сказал он. – Вы ведь ни с кем не разговаривали, и это вряд ли могло пройти вам даром. Вы – член большого человеческого общества, живая и чуткая душа, а не какая-нибудь машина.

Женщине хотелось убедить его, что у нее нет никакого невроза и только в обществе машины она и может чувствовать себя спокойно, но вместо этого она вздохнула, обещала доктору прислушаться к его совету и отправилась восвояси. Дома она убрала черную коробочку в шкаф, чтобы не огорчать ее своим состоянием.

Впрочем, коробочка оставалась в шкафу очень недолго. Как-то выходило так, что она все время оказывалась то на столике в кухне, то посередине большой комнаты, то в ванне; а то и прямо без стеснения ждала ее на разобранной кровати. Однажды она встретила ее в передней и затем очутилась на кресле в большой комнате. И тогда женщина наконец догадалась, что ей нужно. Она достала вибратор, устроилась поудобнее в кресле и приложила его к животу. Они оба несколько минут молчали, и машина как будто была довольна тем, что узнала об ее животе. От недомогания вскоре не осталось и следа, и от радости женщина тут же поцеловала вибратор, сбросила одежду и легла с ним поперек кресла на подлокотниках.

Не прошло и недели, как живот ее самым естественным образом начал расти. Она рассматривала его в зеркало каждое утро, а потом и каждый вечер, и мяла и гладила его кончиками пальцев, когда только были свободны ее руки, и никак не могла поверить такой удаче. Она с гордостью показывала его черной коробочке, и у той прекрасно получалось выражать свою благодарность без слов. Вместе с тем женщина боялась, что об этой связи теперь узнают люди. Она не хотела говорить даже доктору, а что же с ней сделают ее сотрудники, родственники и знакомые, которые не могут воспринять это иначе как предательство? Она откладывала визит в клинику до того дня, когда ее положение уже невозможно было скрыть под одеждой.

– Неразумно идти ко мне на прием с намерением обмануть себя и меня, – строго сказал доктор, взглянув на ее живот. – Однако мне очевидно, что вы сделали это не просто так и нуждаетесь в помощи. Надеюсь, вы понимаете, что прерывать эту беременность уже поздно.

Женщина рассмеялась и сказала, что не собирается избавляться от своего плода. Сообщив ей примерный срок, который совершенно ее не волновал, он посмотрел ее через эхоскоп. После этого он сказал ей следующее:

– Должно быть, кто-то из нас тронулся умом, и сдается мне, что это не вы.

Женщина ничего из этого не поняла.

– Видите ли, – сказал доктор, – то, что находится в вашей утробе, на первый взгляд не представляет собой никакой живой организм. Оно куда больше похоже на случайно проглоченный инородный предмет, но его размер... к тому же вы наверняка ничего подобного не глотали?

Женщина покачала головой, но в глазах у нее блеснула интересная искорка.

– Я могу сделать разрез и извлечь этот предмет прямо сейчас, – неуверенно предложил доктор.

Женщина ответила, что боится разреза.

– В таком случае я буду наблюдать вас каждый день, – заявил доктор, потирая руки. – Похоже, что ваш удивительный плод не угрожает вашей жизни и не причиняет вам никаких особых беспокойств. А мне доставит большое удовольствие изучать ваше состояние, и, может быть, я даже напишу о вас обширный труд.

Женщина кивала и улыбалась, разделяя воодушевление доктора.

Отныне она каждое утро приходила в клинику, и нетерпеливый доктор подолгу ее осматривал. Подтвердились догадки, которые он полагал вначале сумасбродными: плод постоянно увеличивался и, по-видимому, развивался, но при этом не подавал никаких признаков жизни, не шевелился и на ощупь не был похож вообще ни на что. Впрочем, ничего, кроме этого, выяснить все равно не удалось, и им оставалось только ожидать естественного разрешения от бремени. Вошедший в азарт доктор был рад видеть ее в любое время суток и обещал, что роды у нее примет он лично.

В один вечер женщина снова почувствовала себя дурно, и боль нарастала с каждой минутой. Плод как будто начал шевелиться, и, хотя это принесло ей великую радость, боль постепенно становилась невыносимой. Будущая мать с трудом могла ходить по своей квартире, но все же начала собираться к доктору. Кое-как натянув пальто, она обнаружила, что с подола ее юбки стекает масло. Расстегнув пальто и подобрав юбку, она увидела, что и белье все перемазано маслом, и масло сочится по обеим ее ногам; по правде говоря, под ней уже образовывалась широкая лужа. Женщина взволновалась и хотела пойти обратно в большую комнату, чтобы вызвать доктора по телефону, но тут же плод надавил изнутри с такой силой, что она вскрикнула и упала прямо в передней.

Громко рыдая, она пыталась звать на помощь, но ей не удавалось произнести ни одного членораздельного слова. Тогда, понимая всю тщетность этих попыток, она решила облегчить свою участь и из последних сил разодрала на себе платье и легкое белье. Теперь она видела, как чудовищно вздулся ее живот; что бы ни томилось внутри нее, оно не могло выйти обычным путем, и женщина поняла это сразу. Она вновь надрывно закричала, но уже не только от страшных мучений. Она впала в восторженное исступление, осознав, что несмотря ни на что производит на свет плод своей единственной любви, и пожелала ему увидеть этот свет своими глазами, какие бы они у него ни были. Живот ее довольно заурчал, словно в признательность за ее доброту, и на мгновение утихомирился. Она пришла в себя, и ей захотелось в последний раз напиться воды; но едва она уперлась локтем в пол, чтобы ползком добраться до кухни, как ее внутренности начали разрываться. Она засмеялась и подумала, что это совсем не так больно, как она представляла, – и теперь ей даже стало несколько легче. Кровь расплывалась кружевными узорами в масляной луже и скоро ее заполнила. Кровь брызгала на стены передней и заливала разодранное платье.

Из вздрагивающего живота наружу выглянула непонятная фигура. Когда она показалась полностью, то немного раздвинула конечности с отчетливым звуком и принялась отряхиваться от крови, и брызги опять полетели во все стороны. Живот роженицы уже сдулся и снова стал плоским и неподвижным, и разрыв на нем закрылся большими сгустками крови. Фигура начала раскрываться, как цветок, и наконец, твердо встав на теле матери, осторожно спустилась на пол. Она обошла вокруг тела на своих причудливых ножках, похоже, рассматривая его при помощи неизвестно какого органа, и несколько раз пискнула, чем, по всей вероятности, выразила какое-то чувство. Затем она подкралась ко входной двери и тихонько ее толкнула. Забавно подпрыгивая и издавая по временам монотонные жужжащие звуки, чудесное существо отправилось по своим делам.

Трудно не испытывать жалости к его бедной матери, и все же на ее судьбу резонно взглянуть и под иным углом. Возможно, ее случай и впрямь уникален, как отметил доктор; но вдруг он всего лишь первый в своем роде, как знать? Так или иначе, я не вижу здесь особых причин для долгой грусти, и я точно не могу назвать эту женщину несчастной: хотя она и погибла, она подарила своему удивительному отпрыску настоящую жизнь, и говорят, что впоследствии из этого может выйти что-то интересное.

#проза #рассказ #абсурд #сюрреализм