«Медфильм»: почему нам нравится смотреть на сумасшедших интеллигентов

Документальный проект «Медфильм» взял без боя сердца отечественных любителей чернухи. Интервью с психически больными людьми набирают миллионы просмотров – нет большего удовольствия, чем смотреть на безумие сородичей.

Но что примешивает к немому согласию с большинством еще и исследовательское любопытство, так это восхищенные комментарии под видео с поехавшими учеными и профессорами: тоска в замыленных глазах вчерашних кандидатов наук и пламенные речи инженеров с шизоаффективным психозом вызывают искренний восторг у российского зрителя.

Поток сознания обитателей ПНД с научным прошлым завороженная аудитория разбирает на цитаты и анализирует. Душевнобольные работники умственного труда воспринимаются как мученики, павшие жертвами безысходности постсоветского реализма. Доценты с маниакальным синдромом – интеллигенция, которой не случилось. Пролетая над Россией перестройки.

Впрочем, любовь к униженным и оскорбленным, задавленным машиной карательной психиатрии – явление не новое. Позволю себе процитировать статью Давида Гарта о русско-еврейской тоске в литературе:

«На выходе мы получаем следующее. Одичавший и отощавший поскребыш Айзик в засаленном пиджаке, мать харкает кровью и умирает, вся семья гибнет в гетто, сам он попадает в сумасшедший дом. Семья из пяти женщин задыхается в иерусалимской жаре в однокомнатной квартире: прапрабабушка — сумасшедший инвалид, прабабушка не хочет жить и из последних сил везет на себе все хозяйство, бабушка — клуша, мать — сволочь, дочка — недалекая эгоистка. Истеричный, склочный, жалкий до невозможности иммигрант из Казахстана. Тихий сумасшедший из Москвы, одержимый идеей построить яхту: в ходе не слишком удачного воплощения этой идеи его жена погибает, дети попадают в детдом, он сам — в психушку. Узкое, как гроб, помещение на иерусалимском рынке, где рядом с дурно пахнущим прилавком заседают алкаши. Еще один тихий сумасшедший, пятнадцать лет ведущий подкоп под Храмовой горой, в нем и погибающий. И, наконец, истеричная и экзальтированная особа, каким-то чудом ухитрившаяся построить себе виллу над ненавидимой ею арабской деревней».

Трагедия обезумевшего интеллигента укоренилась в массовом сознании как что-то очень родное – быть может, поэтому исковерканные болезнью лица кажутся такими знакомыми.