Нечего рассказать

От смеха у Врашмира настойка пошла носом, а затем и вовсе полилась не в то горло. Будто бы по-отцовски, мягко улыбающийся Миклу заботливо припечатал ребром ладони по спине сгорбившегося в булькающем кашле собутыльника:

- Не пей, что ли, пока Юйле байки свои травит. Выпрями-ка спину. По грудине поддам. Полегчает же, ну-у?

Порозовевший Врашмир резким движением выставил растопыренную пятерню перед товарищем, решительно давая ему понять, что тот и так уже спас его жизнь. Окончательно прочистив горло, высморкавшись в рукав и отрывисто хрюкнув, мужчина распрямился и, не удержавшись, прыснул вновь:

- Такими историями, Красиёв, ты меня со свету сживёшь.

- Так что я-то, щекастый? – набивая рот копчёным салом с дольками маринованного чеснока, осведомился Юйле. – Это она так тогда сказала. Слово в слово. Я ей промеж глаз даже не влепил, хоть и собирался наперво. Только рукой махнул и на скамью завалился.

- Ай же шляндра! Ай, кобла! – озвучил свои измышления Илья. – Ей жа потом-та хребет таки поправили за разговоры эти разговорчики. Так-то, Ись?

Иссей утвердительно качнул головой и продолжил потягивать душистую наливку. Обычно Юйле не слишком жаловал его на своём дворе, но сегодня, как следует разогревшись на дне рождения детей, затребовал и кривого ворюгу в свою пристройку. На разговоры времени совсем не было: пока разум хозяина дома не прояснился, следовало набивать живот домашней выпивкой и засолами, покуда там имелось местечко.

- Ой, как бы не накидаться совсем уж вдрызг, братик – умостив голову на широком плече Врашмира, вздохнул Миклу.

- Да уж поздно тебе охать-ойкать, младший. У меня останешься на ночь. А там ещё и Очереты обещали подтянуться с Камицкими. Сведу тебя, как обещал, с Очеретихой. Может, и её на ночёвку тоже уболтаю, - ласково взъерошивая чуть влажные от пота лохмы родственника, гоготнул Юйле.

- Барана своего с ней сведи, - фыркнул Миклу. – Выйду продышусь чуть.

- Ох, каков! Так я ж тогда тётечке сказку на ночь расскажу! А тебе только что и останется – так это с бараном на дворе в окна подглядывать, – выдал в спину удаляющемуся мужчине Врашмир, в который уже раз обозначая отсутствие у себя хотя бы мало-мальского чувства юмора.

- Миклу-ух?...

***

Хоть Юйле с приятелями, когда набирались, и не упускали случая поддеть Красиёва-младшего, но морозный вечер выдался уж слишком хорошим, чтобы это хоть как-то могло его подпортить. Прикрыв за собой дверь пристройки, где хозяин с подмастерьями обычно занимался своими краснодеревщицкими делами, Миклу доверху наполнил лёгкие обжигающе-звонким воздухом разгара Снегов.

Размяв ноющие шею и плечи, мужчина подошёл к уютно мерцающему окошку дома и, стараясь не попасться на глаза никому из тех, кто находился внутри, осторожно заглянул в комнату. Веселья у Юнемишки с детьми, дедом и ещё несколькими женщинами было точно ничуть не меньше, чем у её мужа с дружками в соседней постройке. Надев на себя маску Владычицы Горы с медными косами, хозяйка дома медленно и нерасторопно водила руками, делая вид, что силится схватить двух разбойного вида близнецов, прячущихся за спинами прочих гостей и то и дело выскакивающих из-за своих укрытий, чтобы с боевитым визгом пробежать под самым носом у неповоротливой матери.

«Горная Владычица – она же милостивая к люду, вроде бы? Так? С чего бы её опасаться? – хоть и совсем немножечко, но всё же переживая за племянников, отметил Миклу. В этот раз, на шестилетие Владиславы и Кобрика, он подарил малышне короб сладостей из Заозёрья, заранее выторгованный прямо на палубе торгового корабля ажно из самого Хразмгндаганда. После вручения гостинца Юнемиш слегка попридержала дорогого деверя за локоток, чмокнула во впалую щёку и шепнула, что никто совершенно не обиделся, если бы вдруг в коробе оказалось что-то попроще. Сейчас же, с приоткрытым ртом исподтишка наблюдая за занятой важным делом роднёй, Миклу в очередной раз утвердился во мнении, что с этими заводилами только и нужно, что «поинтереснее, да позадорнее».

Нетвёрдым шагом выбравшись за пределы тына, огородившего братово подворье, Красиёв-младший не сразу, но постепенно справился со шнуровкой штанов и чуть их приспустил. В последнюю пару лет его нередко беспокоила ноющая боль в паху, и, перед тем как спустить малую нужду, ему требовалось некоторое время для того, чтобы немного постоять и поразмыслить о том, да о сём, прежде чем робкое журчание достигало ушей Миклу. Точно так же случилось и в этот раз. Он сонно прикрыл глаза в розовато-сиреневых лучах заходящего светила и смиренно ожидал…

- Ты там не Очеретиху ли представляешь? – вырвал мужчину из инеистой полудрёмы голос Юйле.

- Иди-ка ты, куда тебя там вольным ветром несло, братик, - медленно отвечая подзаплетающимся языком и даже не разворачиваясь, отмахнулся Миклу.

- К столу меня несёт. Стащу нам половинку утки. И слив запечёных Илья попросил ещё. Давай спускай наливку – и к нам. Ещё чутка посидим и тогда уже вместе к бабью вернёмся. Говорю тебе, Юнемишка хватится нас уже вот-вот.

- Да, старший. Да.

Постепенно утихающий хруст снега и скрип ведущей на кухню боковой дверцы дали понять о том, что Миклу вновь остался сам по себе на спускающемся к замёрзшему ручью склоне.

«Нет. Не будет дела, - с небольшим раздражением отметил про себя Красиёв-младший. – Малышня выкатится ещё чего. Бабы за ними вдогонку. Юйле всех взбаламутит. А я тут со всех сторон, как на ладони».

Подобрав одёжи, мужчина медленно, порой до середины голени проваливаясь в снег, спустился ещё ниже. Расшнуровавшись, он вновь впустил искрящуюся приятным морозцем дымку себе в голову.

Когда, спустя некоторое время, Миклу приоткрыл глаза, то встретился взглядом с лосем.

По-настоящему величественный обитатель лесной чащи возвышался по ту сторону ручья, на самой опушке редкого ёрника. Его лоснящаяся тёмно-коричневая шерсть переливчато серебрилась на самых кончиках, но даже из-под такой внушительной шубы пробивались очертания бугристых мышц груди, шеи и ног животного. Наверное, такой великан утащил бы за собой и кудрявого пересветинского тяжёловоза, если бы их выставили меряться силами в перетягивании канатов.

Красиёв замер, ловя момент. Он, как никто иной, знал, что стоит чуть покачнуться или даже выдохнуть сильнее обычного, и зверь в один прыжок окажется за десять-двенадцать людских шагов от него. Само-собой именно в это удивительное мгновение у мужчины запершило в горле. Миклу сдерживал рвущийся из глубин грудины кашель так долго, как мог, а потом махнул рукой, зашедшись в сиплом клокотании:

- Эх… Несись, громадина…

Лось не пошевелился, только лишь чуть повернул морду, с всепоглощающим интересом вглядываясь в человека.

Когда мужчина протёр глаза от навернувшихся одновременно с перхотой слёз, прояснившийся взор позволил ему рассмотреть ещё кое-что… Широкая спина животного оказалась сокрыта под своеобразной плотной «накидкой» из диких птиц. Когтистые дербники и глазастые пустельги жались боками к совершенно безобидным крохотным синичкам и безмятежным горлицам. И все они сейчас в едином порыве, как и их рогатый покровитель, уставились на приспустившего штаны Миклу.

Красиёв сощурился, убедившись в том, что ему точно ничего не привиделось, и издал невнятный звук, одновременно сочетающий в себе смешок и сглатывание слюны. Такого он наверняка больше уже не увидит в этой жизни. А что это, собственно? Как это явление зовётся? Он никогда не слыхивал о подобном ни от охотников, ни от старожилов.

Затем внимание Миклу привлекло неясное движение в ногах животного. Поначалу мужчина ничего не мог рассмотреть под свисающей плотной стеной шерстью, но затем, к своему отвращению, заметил мелькающие между коричневыми лохмами оранжево-синие спинки речных змеек… Которые, как он был уверен, уже давным-давно вмёрзли в прибрежный лёд и отсыпались до самого наступления тепла. Чешуйчатые оплели все четыре лосиные ноги, постоянно сдвигая туда-сюда шерсть непрерывным скольжением вокруг них.

Миклу отшатнулся от ещё совсем недавно ласкавшего его взор статного красавца и резко натянул штаны повыше, крепко-накрепко сцепив руки на поясе.

Ведь такого не может быть? Как-то это всё… противоестественно, что ли? Лоси боятся водяных змей. Пустельги расщёлкивают головы синиц. Мужчина отвёл взгляд в сторону от ходячего зверинца, глубоко вдохнул и вновь обратил лицо к тому, чего просто-напросто не могло быть. Ни при каких обстоятельствах.

Лось и его наездники будто даже приобрели более чёткие и осязаемые очертания. Животное подалось вперёд и сделало медленный шаг навстречу человеку. Миклу, взрывая борозду и более не теряя из виду подозрительную громаду, отступил назад. Рогатый переместился ещё ближе. Человек на столько же отодвинулся дальше.

Чего он наступает? Красиёв-младший когда-то в детстве имел несчастье видеть тело затоптанного и размолоченного взбешённым лосем пастушка. Этот – тоже какой-то не от мира сего. Может, заорать? Одновременно и зверя спугнуть, вдруг, выйдет, да и Юйле с Врашмиром выскочат. А они выскочат? Ты ещё докричись до них наверх-то. Хотя, тут и шагов всего-навсего тридцать туда-обратно? Ох, они и смеяться будут после.

Миклу чувствовал, что мыслей в голове слишком много. Они громоздятся, одновременно устремляются в противоположные стороны, роятся, наслаиваются, погребают под собой одна другую, теряют упорядоченность и стекают за границы трезвомыслия.

Стиснув челюсти, мужчина собрался и вдруг осознал, что животное уже куда как ближе к нему, чем было несколько мгновений назад. Точно именно мгновений? Или обдумывание восхитительного плана отняло у него куда больше времени? От неожиданности Миклу запутался в собственных ногах, громко икнул, покачнулся и с размаху уселся на пригорке, даже не выставив руки, а так и продолжая железной хваткой держать их на незашнурованных штанах.

- Ты… Иди. Иди обратно! Иди-ка ты подальше! Я тебя… - яркий проблеск одного из детских воспоминаний оборвал на полуслове разгорающуюся тираду Красиёва.

Прямо перед мысленным взором мужчины, поднимая снежные искорки, на склон плюхнулся иссохший, с тонкими ручонками и ногами, как у палочника, образ давно почившего старого Врсталко с болезненно вздутым пузом. Полоумный помощник мельника никоим образом не мог вписаться в нормальное и соответствующее его возрасту общество, но играючи легко собирал вокруг себя окрестную детвору.

Таких историй, каковыми делился он, не водилось больше ни у кого. Былое, настоящее и грядущее перемежались в его блуждающем сознании. Старик описывал бесконечно далёкое прошлое, когда громадные предвечные змеи за небосводом сворачивались кольцами вокруг целых светил, опутывая их и насыщаясь животворным жаром; говорил о сегодняшнем, где на противоположной стороне земного шара прямо сейчас народ чествует правительницу, родившую дочь с двумя головами и самоцветами вместо глаз; и предсказывал один из многих возможных путей будущего, в котором отливающие хитином металлические творения людских рук унесут своих последних создателей в океан межзвёздного света.

Но не все истории Врсталко заставляли детей забыть обо всём на свете и сидеть с приоткрытыми ртами, бывали и те, за которые родители, если узнавали об их содержании, обещали, как следует взгреть слабоумного… Среди них был и сказ о Хозяевах Просторов, Озёр и Неба. Старый говорил, что порой им наскучивает быть невесомыми потоками воздуха, бесплотными подводными течениями и неслышимой земной дрожью. Тогда они собираются вместе, входят в тела подчинённых им зверей и отправляются в людские владения. И не позавидовать тем горемыкам, кто попадётся одержимым животным на глаза: они туманят и опутывают ясность мышления в их головах, человек теряется в чистом поле, а то и в двух шагах от дома и…

…Миклу забыл, чем обязательно оканчивается любая встреча с Хозяевами. Красиёв-младший помнил лишь о том, что в раннем детстве он очень боялся этой байки, а выручить неудачливого путника могло лишь соцветие короты. И как же, интересно? Неуязвимые сущности в самом деле настолько не терпят невзрачные синеватые цветочки?

Под тяжёлой поступью заострённого копыта мутный лёд ручья покрылся паутиной белёсых трещинок. Мужчину от зверя отделяли не более четырёх-пяти лосиных шагов.

Тяжело дышащий Миклу, тупо уставившись на одну из распушившихся синиц, отстранённо наблюдал за неотвратимым приближением лохматой горы. Чушь какая-то… Это просто лось. Птицы как птицы. В его ногах сплетаются обычнейшие речные змейки. Он съел не тот мох и поэтому так странно себя ведёт. А старому Врсталко нравилось с помощью своих россказней хоть чуть отыгрываться на детях не принявшей его общины. Да и к тому же, кто они – эти Хозяева Просторов, Озёр и Неба? Они даже не наши божества, а силы, которым поклоняются заозёрные полудикие племена. В этих землях Хозяева – только страшилка на слуху кое у кого из деревенских. Какая здесь у них могла бы быть сила? А так... Есть во всём происходящем пара нелепостей, но ничего по-настоящему пугающего. Да?

- Юйле? Парни? Люди? – прошептал мужчина, хотя ему казалось, что его звонкие вскрики рассекающими воздух стрелами взлетают вверх по склону.

Да чем же, мать его так, закончилась тогда история полоумного старика?!.. Что в самом её конце так пугало маленького Миклу?! Соцветие короты… Красиёв мутным взглядом окинул заснеженное поле вокруг, запустил руку под поблёскивающий в розовых лучах наст, вытащил грязно-серый пучок ломкой сорной травы…

Переливающаяся коричневая шкура нависла над скукожившимся в её тени человеком, заполнив собою всё пространство вокруг. Миклу заторможено наблюдал за тем, как бездонные ноздри животного втягивают в себя пропитанный выпивкой и засолами пар, валящий из его рта. Глаза зверя застыли, устремив невидящий взор куда-то за горизонт. Может, они были уже и не нужны, а лось смотрел на мир вокруг совсем иным, непостижимым образом. На самой кромке полуприкрытого левого века, заняв и часть бесполезного глазного яблока, устроилась пара больших прозрачных мотыльков.

Сейчас, наверное, наступит истинный конец полузабытой истории, тянущейся из покрытого туманным маревом детства?

Животное вытянуло мощную морду вперёд и, прижавшись сухими губами к взмокшему виску мужчины, заставило того распластаться на земле животом кверху. Пот покрыл всю голову, грудь и спину Миклу. Из широкой, нависающей над лицом человека ноздри, вывалился здоровенный жук-олень и запутался где-то во взъерошенных сальных волосах Красиёва. Лось выпустил мясистый, слишком горячий язык и медленно, начиная с открытой шеи, повёл его вверх, слизывая выступившую на человеке соль. Дыхание рогатого обдавало лицо Миклу чересчур сильным для живого существа жаром. Прошелестев шершавой кожей по щетине мужчины, перевалившись через его острый подбородок, оставив след на губах, лось прильнул к глазам и носу Красиёва-младшего, перекрыв их полностью. Застигнутый врасплох человек и так дышал часто-часто, не наполняя лёгкие полностью, теперь же движение воздуха в любую из сторон остановилось вовсе.

Так вот каков конец? Задохнуться во время вылизывания тронувшимся головой лосем… Подобное, пожалуй, вполне могло бы в своё время напугать Миклу-ребёнка. Но Красиёв был уверен, что Врсталко завершил свой сказ отнюдь не этим описанием. Тогда каким же?..

Мужчина оторвал руки от пояса и хотел попытаться убрать пылающее мясо со своего лица, но тут же отдёрнул пальцы, с омерзением почувствовав скольжение гладко-ледяной чешуи по ним.

Бешеный стук сердца и нарастающий гул в голове прошибли на мгновение брешь в овладевшими человеком необъяснимых отстранённости и заторможенности. В правой части головы, ближе ко лбу, от напряжения, как будто бы лопнул сосудик, резкой вспышкой боли разметав нагромождение сваленных в кучу мыслей, высветив направленным лучом ясного рассудка самое важное.

Миклу встретит свой наиглупейший конец меньше чем пятидесяти шагах от хмельной и счастливой родни. Испортит праздник дорогим племянникам. И отныне каждый следующий их день рождения будет омрачён и сопряжён с этой дурной историей. Если только Хозяева вовсе не утащат его тело с собой. Тогда ложная надежда ещё какое-то время будет греть души Юйле и Юнемиш… А потом, когда поиски не увенчаются успехом, старший запьёт. И наверняка поднимет на жену руку, как когда-то уже позволял себе это по молодости. Ежедневно будет хлестать эту чудесную наливку на ягодах малины и шелковицы, с лепесточками короты и белым цветом вишни, а ещё с парой корешков дикой смороды… Лепестками?.. Короты?..

Лосиный язык милостиво сдвинулся на лоб и выше, где собрал на себя половину слипшихся волос Миклу. Животина приподняла голову и забавно свернула губы трубочкой, слюняво фыркая. Затем зверь ткнулся чутким и тоже очень горячим носом в скрюченные на животе пальцы мужчины…

Красиёв одновременно и не мог продышаться, шумно впуская в лёгкие живительный мороз Снегов, и непостижимым образом смеялся, стягивая штаны до середины бёдер. И как только всё это выглядит со стороны? Гоготал он и когда тужился изо всех сил, вместе с этим ощущая лезвия затупленных ножей в глубинах больного паха. Его уморительное бульканье сопровождало тёплую струю, ударившую в глаз лесной громады, смыв с него двух прозрачных мотыльков. В ответ лицо Миклу столкнулось с молниеносно набежавшим на него покрытым плотной коричневой шерстью лбом. Розово-сиреневые лучи предзакатного светила пронзили собою всё и вся вокруг. Истошно клекотали птицы…

***

- Ты обгадился, младший, - со вздохом подытожил Юйле.

- И хорошо, если отделался только лишь обмоченными штанами, и через пару дней у тебя нигде не слезет обмороженная шкура, - невесело отметил Врашмир.

- Он живой? Как он так-то? – окликнул сверху Илья.

Миклу сонно водил окоченелыми руками и что-то говорил людям рядом, сам не слыша себя и не слишком понимая, что, собственно, льётся из его уст. Мужчину, не тратя время зазря, прикрыли, подхватили под локти и затащили вверх по склону.

Нет, по-настоящему обморозиться Красиёв-младший, к счастью, не успел, и его члены не так уж и пострадали. А вот от ещё одной поддёвки вместе с новым и очень раздражающим прозвищем от Врашмира у Миклу отвертеться не вышло уже никак.

Он ничего им так и не рассказал.

Не больно-то хотелось до кучи заиметь кличку, как угодно связанную с лосями. Или их слюнявыми языками. И бог ещё весть знает чем вдогонку.

#будеткровь