Далекие близкие: как сложные семейные отношения показывают на экране

Взаимоотношения внутри семьи всегда были неисчерпаемым источником драматических сюжетов — от античных трагедий до турецких сериалов. Столь благодатная почва способна дать любые плоды, будь то романтическая комедия, мистический детектив или реалистичная остросоциальная драма. Тема сегодня практически лишилась табуированности, что позволяет кинематографистам рассматривать ячейку общества с дотошностью микробиологов. Разбираемся, как это устроено в кино*.

Почему зрители ищут такие истории, когда у большинства людей и в реальности хватает собственных родственников, чьи эмоциональные фейерверки имеют тенденцию вспыхивать в самые неожиданные моменты? Ответа может быть два. Во-первых, семейная драма обладает эффектом проникать под кожу, цепляя за живое. Зритель наблюдает за болезненным конфликтом, разворачивающимся на экране, и думает не о персонажах, а о себе. Даже в рациональном человеке что-то дернется, стоит в «Аритмии» Бориса Хлебникова прозвучать одной резкой реплике: слишком уж знакомы интонации и ритм разговоров, которые происходили, происходят или, вероятно, еще могут произойти у каждого. Кино становится зеркалом, показывающим то, на что в обычной жизни смотреть вовсе не хочется.

Во-вторых, кино, как известно, это подглядывание через замочную скважину. Людям всегда интересно узнать, что происходит внутри семей из иного культурного слоя, как в фильме «Минари», или какие секреты скрыты за позолоченными дверями сверхбогатых кланов, как у героев сериала Сергея Минаева «Золотое дно». Подобные проекты дают понять, как на домочадцев влияет внешняя, порой враждебная среда и что некоторые родственные связи могут быть даже опаснее криминальных.

К тому же срабатывает катарсический эффект. Просмотр фильмов, где демонстрируются непростые семейные отношения, буквально позволяет прожить скандалы вместе с персонажами — безопасно, но не менее насыщенно. Именно поэтому, например, сериал «Это мы» или драма Роберта Редфорда «Обыкновенные люди» могут восприниматься как своеобразная психотерапия. Через экран легче наблюдать за тем, о чем в жизни принято молчать, — за эмоциональной холодностью супругов, родительским выгоранием и травмами, которые передаются из поколения в поколение. И, возможно, страдания киногероев для кого-то станут тем самым примером, который подтолкнет пересмотреть собственные семейные отношения.

Если отмотать ленту истории назад, становится очевидно: тема семьи в любых произведениях не нова. Она уходит корнями в античность, где уже в «Орестее» и «Эдипе» Эсхила был сформирован базовый набор конфликтов: вина, наследственность, борьба за власть внутри рода, зависть, материнская ярость и отцовское разочарование. Уильям Шекспир лишь зафиксировал этот список, добавив оттенки и превратив семейные разборки в универсальный двигатель сюжета. А кинематограф XX века перевел конфликт из тронных залов под своды гостиных и кухонь.

Европейское авторское кино трансформировало квартиру в микроскопическое пространство культурных тектонических сдвигов. А в советских фильмах середины XX века образовалась эстетика «камерной бытовой правды», где семейный разговор по душам нес на себе отпечаток целых эпох. В XXI веке, когда драма с небольшой остановкой на телеканалах окончательно перекочевала на стриминговые платформы, у авторов появились десятки часов, чтобы показывать, как люди стараются быть ближе и одновременно дальше друг от друга. «Наследники» Джесси Армстронга заменили шекспировских королей и купцов медиамагнатами, «Контейнер» переложил античные мытарства матерей в современную плоскость, а «Дети перемен» нарядили греческую трагедию в кожаные плащи и спортивные костюмы.

Если попытаться описать основные модели семейных конфликтов, встречающиеся на экране, то первое место однозначно займут отношения родителей и детей. Они всегда наполнены ожиданиями, проекциями, страхами и обидами, многие из которых персонажи не в силах проговорить. В «Возвращении» Андрея Звягинцева отец (Константин Лавроненко), внезапно появившийся в жизни двух братьев (Иван Добронравов и Владимир Гарин) после длительного отсутствия, выглядит одновременно как мессианская фигура и угроза: он сильный, холодный и непривычный — чем не герой древнегреческого мифа. В «Золотом дне» происходит столкновение интересов патриарха семьи Юрия Градова (Алексей Гуськов) и его детей и внуков. А «Обыкновенные люди» Роберта Редфорда рассказывают историю налаживания отношений отца (Дональд Сазерленд) и сына (Тимоти Хаттон) на фоне семейной трагедии.

Не меньше трещин возникает между братьями и сестрами, взаимоотношения которых тоже являются богатым источников самых разных сюжетов. Это и конкуренция, и ревность, и борьба за место в семейной иерархии. «Наследники» на таком взаимодействии выстраивают корпоративный триллер, а «Дети перемен» формируют целую мифологию 90-х. «Воин» Гэвина О’Коннора сталкивает братьев Брендана (Джоэл Эдгертон) и Томми (Том Харди) не только в жизни, но и на ринге: герои оказываются способны выразить свои чувства лишь во время жестокого поединка друг с другом. А «Сестры» Сергея Бодрова — младшего испытывают отношения двух девочек (Оксана Акиньшина и Екатерина Горина) с помощью бандитских разборок и атмосферы постсоветской разрухи.

И еще одна важная и распространенная модель — распадающиеся браки. И пусть в современном кино развод перестает быть громкой истерикой, он не теряет угрожающие черты — куда страшнее, когда угасание чувств и деградацию отношений изображают через недосказанность, крошечные трещины в повседневных взаимодействиях и паузы. «Аритмия» Бориса Хлебникова, как и следует из названия, прекрасно использует для этого ритм: герои Александра Яценко и Ирины Горбачёвой вроде бы вместе, но вечно существуют будто вразнобой, не в состоянии синхронизироваться друг с другом. «Брачная история» Ноа Баумбаха превращает развод в юридический триллер, где адвокаты становятся почти равноправными (и токсичными) участниками травмирующего процесса. А в сериале «Опасная близость» основными двигателями конфликта между супругами оказываются тайны, ложь и месть.

Создатели историй о непростых семейных отношениях активно и умело подстраивают визуальный язык под тональность повествования. Пространство в подобных драматических произведениях не менее выразительно, чем персонажи. Дом, кухня и спальня превращаются в поле эмоциональной битвы. В «Елене» Андрея Звягинцева, где брачные узы не значат для супругов (Надежда Маркина и Андрей Смирнов) ничего, холодные интерьеры буквально раскидывают героев по разным социальным слоям. В «Сценах из супружеской жизни» Ингмара Бергмана жилище символизирует лабиринт угасающих отношений, из которого невозможно найти выход.

Работа оператора и монтаж отвечают за ритм и почти музыкальное звучание семейных конфликтов. В «Аритмии» длинные кадры и сбитый такт выводят кардиограмму сложных отношений мужа и жены, страдающих от невысказанных обид. А крупные неуютные планы «Брачной истории» заставляют зрителя буквально ощущать чужую боль так близко, что становится неловко, словно вы оказались невольным участником разразившейся ссоры. В «Возвращении» камера наблюдает за героями издалека, как сторонний свидетель, не вмешиваясь, но фиксируя каждый шаг, приближающий к драматической развязке.

Актерская игра в семейных историях всегда сверхчувствительна. Один взгляд или мимолетный жест могут заменить целую страницу диалогов. В «Золотом дне» и «Наследниках» сцены, где родственники молчат, раскрывают больше информации о динамике отношений, чем разговорные эпизоды. Андрей Звягинцев, мастер семейных коллизий, часто старается избегать излишней говорливости персонажей, позволяя актерам взаимодействовать на пластическом уровне. Ведь зачастую настоящие трагедии разворачиваются не в мире слов, а в пространстве эмоций.

В последние годы семейные драмы на экране переживают качественное обновление. Авторы перестали бояться показывать психологическое выгорание родителей, которые не справляются с тяготами воспитания. Постепенно нормализуется идея «выбранной семьи», примеры которой можно увидеть в сериалах «Чики» или «Медведь», где опорой становятся не кровные родственники, а те, кто остался рядом с героями по собственной воле. Истории взросления перестают быть второстепенными и нишевыми: подростки на экране теперь выступают полноценными носителями конфликта, а их линии зачастую влияют на всю драматургию проекта.

В мире, где говорить о чувствах и открыто переживать сопутствующие взаимоотношениям с родственниками (и не всегда приятные) процессы стало нормой, модернизация семейных историй — логичный этап. Семья — слишком сложная, противоречивая и, что немаловажно, непоколебимая система, чтобы кино могло от нее отказаться, поэтому драмы об отношениях внутри главной ячейки общества никогда не исчезнут и не потеряют актуальности. Пока существуют сами люди, никуда не денутся и ожидания, обиды и попытки стать лучше ради близких или избежать ответственности. А значит, камера будет снова и снова возвращаться в кухни, гостиные, детские и спальни — туда, где мы учимся любить, доверять, страдать и прощать, хоть и не всегда способны говорить об этом прямо.

* В материале упоминаются фильмы и сериалы с рейтингом 18+.