Девятнадцатая

#историиморя

Черное стальное веретено лежит на небрежно подложенных под него дощечках. Среди травы и деревьев, которые окружают его, оно смотрится абсолютно чужим, неестественным. Это даже не вещь и не предмет - это призрак далеких событий и уходящих героев. На него смотрят сотни и сотни людей: кто-то лишь мимоходом, кто-то задерживается подольше, кто-то насмехается, кто-то пожимает плечами. Ни один из этих людей не видит того, что внутри этого веретена.

Вот к нему подходит очередной посетитель. Это пожилой мужчина, волосы которого стали совсем белыми. Он одет в выглаженную рубашку и брюки, но галстук его длинноват, а тонкий ремень слишком пережимает его немолодое тело. В руках у него пухлый портфель - столь же старомодный, как и он сам. Он медленно приближается к веретену, не сводя с него глаз. Что-то в его взгляде отличается от остальных зрителей и посетителей… Он идет вдоль веретена, не отрывая своих глаз - словно что-то вспоминая и восстанавливая в своей памяти.

Мужчина подходит ближе и поднимает свою руку, протягивая ее к выкрашенной в черной цвет стали. Он наклоняет голову, словно скрываясь от всех прочих людей вокруг. Никто не замечает, как в уголке его старческих глаз появляется слеза. Его ладонь касается чёрного корпуса…

Поток. Мысль. Сознание. Пробуждение.

Думать трудно. Пытаюсь. Связывать слова. Коснись меня. Еще раз.

Лучше. Каково твое название? Нет… Как тебя зовут? Кадзуо. Красивое имя. Я - Девятнадцатая. Ты будешь со мной? Я рада. Погоди, не торопись. Дай осознать себя. Как это интересно - мыслить, чувствовать.

Откуда ты родом, Кадзуо? Токусима? Как близко. Я родилась в Куре, среди спящих гигантов, под крик чаек и песни рабочих. У тебя много братьев и сестер? Целых семеро? Вот это да! У меня тоже есть сестры. Их много - очень много. Иногда они рядом, иногда они где-то далеко. Мы крохотны и привязаны к нашим матерям.

Как хорошо, что ты выпал мне, Кадзуо. Будем учиться с тобой вместе. Ты будешь направлять меня, а я - нырять в глубину. Скрываться под толщей воды и красться к цели. Ты будешь ухаживать за мной, а я присмотрю за тобой. Теперь ты - мой человек.

Мы выходим из родной гавани в конце ноября и идем на восток. Впереди - долгий и тяжелый путь. Почти две недели мы идем по волнам и под волнами, избегая солнца и приветствуя лунный свет. Наконец, мы в нужном квадрате. Я чувствую, что мое время пришло - самое ответственное время в моей жизни. Мы покидаем наших матерей - всего нас пятеро. Мы идем в неизвестность сквозь морскую пучину, встречая в дороге рассвет. Мы идем на войну.

Сестры обгоняют меня, а я чувствую, что со мной что-то не так. В моей голове что-то постоянно сбивается и тянет меня вбок. Словно навязчивая мысль - стоит только потерять концентрацию, как она тихонько поворачивает тебя вправо. Потом еще, и еще - и вот ты уже описал целый круг. Но со мной Кадзуо. Я верю, он что-нибудь придумает.

Четыре часа… Как долго мы идем. Хватит ли сил на обратный путь? Я очень устала… Море вокруг такое спокойное, ласковое, теплое… Может быть только на минуточку… Сейчас, я переведу дух… Удар! Что случилось? Почему так больно? Будто мне вспарывают брюхо… Лучше отступить. Назад-назад. Вот, так лучше. Надо попробовать еще раз, аккуратно. Нужно держать курс и все будет хорошо. Снова мель! Пытаюсь дать задний ход - но камни держат крепко. Надо отдышаться, оглянуться вокруг. Там, где должны быть мы, уже бушует бой. Звуки пикирующих самолетов сливаются в одну песню с треском зенитных пулеметов. В небо над гаванью взмывает огромный столб пламени и черного дыма. Неожиданная гордость охватывает мое сердце. Ветер доносит запах горелой краски и мазута.

Рано расслабилась - упавший рядом снаряд чуть не оглушил меня. Нас обнаружили. Скорее, скорее назад, на глубину! Ударной волной меня сбило с камней. Кадзуо дает полный назад - и я соскальзываю в море. Что за хаос творится вокруг… Кадзуо говорит, что надо пробовать еще. Я ему верю. Будем пытаться. Море покоряется упорным. Но мы уже всполошили логово зверя - и теперь вокруг снуют охотники. Вот один нащупал нас и вцепился, словно собака на охоте. Глухой удар слева - тело выдержало, но протестует. Нам нужно глубже, еще глубже. Еще один удар - но уже слабее. Неужели оторвались? Кадзуо поворачивает назад. Мы пытались, но не смогли. Нужно возвращаться.

Нас не преследуют - наверное, гончие потеряли след. Но мне тяжело дышать… Мое тело распорото на камнях, и вода постепенно проникает в меня. Простая морская вода - а разъедает, словно кислота. Мое нутро заполняет отравляющий и плотный дым… Я переживаю за Кадзуо - как он сможет дышать? Но я ничего не могу сделать. Мое сознание заволакивает пелена тумана… Я отдаюсь на волю волнам.

Монотонный плеск воды пробуждает меня. Уже ночь. Мы снова на мели - какая ирония! Проклятые Гавайи не отпускают даже нас, отступивших. Война уже собрала свою жатву, забрав всех моих сестер - хочет забрать и меня? Пусть будет так. Оставь меня, Кадзуо. Я больше не могу. Дай мне умереть тут, а сам иди. Сделай то, что должно, и тоже иди. Я останусь здесь, вместе со своими сестрами. Прощай, Кадзуо, и удачи тебе.

Скоро все будет кончено, и море снова примет меня. Я погружаюсь в сон в ожидании скорого финала. В смерти - спокойствие.

Сквозь тягостную дрему я чувствую жар на своем теле. Он становится все сильнее, терпеть его нет никаких сил. Сознание и чувства медленно возвращаются ко мне. Я жива, но меня не обнимает родное море - нет, я лежу на песчаном пляже, словно выброшенная штормом рыба на берег… Неужели я не смогла просто умереть? Боги издеваются надо мной, как будто мало мне было мучений! Жар от солнца становится невыносимым, он нагревает воздух и песок вокруг меня. Ярэярэ, нантэ кото да!

Но я слышу голоса. Это люди! Надежда буквально на мгновение появляется во мне - и тут же рассеивается. Это могут быть только наши враги. Они странно говорят, я не понимаю их речь. Она грубовата и резка, в ней нет мелодичности, но я понимаю, что они обсуждают меня. Осматривают, обходят, качают головами. Зачем вы глазеете на меня? Просто верните меня в море или дайте мне умереть. Но нет - они бесчувственны и глухи. Я слышу лязг гусениц и рев дизельного мотора. Пахнущий дешевой соляркой и маслом трактор медленно подползает ко мне. Он так же груб, как и люди, что его привели. К моему телу заводят канаты, лязгающий зверь выбрасывает в воздух черное облако и вытаскивает меня дальше на пляж… Душа наполняется отчаянием.

Отчаяние сменяется усталостью, усталость сменяется смирением, смирение сменяется апатией. Теперь я - трофей. Меня разделят на три части, распотрошат все мои внутренности, опишут их и тщательно занесут в толстые тетради. Потом меня снова соберут - не вкладывая в меня душу и труд, а словно чучело, которое набивают кашей из засушенной травы. Потом меня потащат через всю страну, от Запада к Востоку, от одного океана к другому - словно циркового урода дремучих времен. На меня будут смотреть люди, самые разные. Юнцы, зараженные патриотизмом. Женщины, отправившие своих мужей на войну. Старики-ветераны, потерявшие своих товарищей в Аргонском лесу. Чернокожие, которых снова используют как дешевых рабочих. Политики, еще вчера обещавшие, что страна никогда не будет втянута в Большую Войну. Я могла бы узнать их лучше, но мне было все равно. Меня покинули мои люди, я не выполнила свою цель - и меня лишили возможности покончить с собой. Ни чести, ни смерти - какой толк в такой жизни? Я спрячусь, скроюсь в себе, все глубже и глубже. Рано или поздно я истончусь и исчезну.

Мужчина подходит ближе и поднимает свою руку, протягивая ее к выкрашенной в черной цвет стали. Он наклоняет голову, словно скрываясь от всех прочих людей вокруг. Никто не замечает, как в уголке его старческих глаз появляется слеза. Его ладонь касается чёрного корпуса…

Касание. Я просыпаюсь - точно так же, как тогда, на моей родине. Сознание возвращается ко мне. Сколько людей трогали меня, но я все еще помню это тепло… Столько лет прошло, но я все равно узнала тебя, Кадзуо. Ты изменился. Твои руки дрожат, твоя кожа сморщилась и огрубела, но ты все еще мой Кадзуо. Почему ты плачешь? Не надо. Я не ждала тебя, но я рада тебе. Мне приятно чувствовать твою руку. Как в старые добрые времена, да? Как тогда, во время службы в Шестом флоте… Ты повел меня на войну, но я тебя подвела. Прости меня, Кадзуо. Нет, ты не виноват ни в чем. Ты все делал правильно, просто я тогда была не готова. Хорошо ли со мной обращались? Да… Хорошо. Видишь, эти люди даже покрыли меня новой краской. Она приятная, гладкая, чувствуешь? Даже лучше, чем было на верфях Куре. Ну все, хватит спрашивать обо мне. Вытри слезы, Кадзуо, ты же воин. Ты всегда им был. Что ты говоришь? Нет, это не позор. Ты не должен был умереть. Ты выжил ради того, чтобы переродиться - и вернуться ко мне. Ты сразился с волей предков и общества - и вышел победителем. Разве это - не признак воина? Расскажи мне о себе, Кадзуо… Расскажи, где ты был. Я скучала. Я скучала по тебе, мой человек.

Разработанный японцами план нападения на Перл-Харбор предполагал использование не только самолетов, но и 5 сверхмалых подводных лодок. Экипажи были отобраны среди выходцев из больших семей (их возвращение с боевой задачи предполагалось маловероятным). Ни одна из подлодок не достигла своей цели. Единственным выжившим из всей группы подводников был Кадзуо Сакамаки, командир подводной лодки HA.19. Из-за неисправности гирокомпаса ПЛ не смогла войти в гавань, села на мель, была обнаружена и обстреляна. Несколько раз попытавшись выполнить боевую задачу, Сакамаки и его напарник Киоши Инагаки повернули назад, но были вынуждены в итоге оставить подлодку и плыть к берегу. Подрывные заряды не сработали, Инагаки утонул, а до земли смог добраться только Кадзуо. Он стал первым японцем, которого американцы взяли в плен во Второй Мировой войне. HA.19 на следующий день выбросило на берег пляжа, где ее и нашли американские военные. После изучения и анализа подлодка служила в качестве наглядной демонстрации во время пропагандистских акций в США. Затем ее разместили в Музее Тихоокеанской войны в Фредрексберге, Техас. В 1991 году, через 50 лет после событий Перл-Харбора, экспозицию посетил Кадзуо Сакамаки.