Дополнение

Ты боишься,” — его губы шевельнулись в лёгкой усмешке. “Ты боишься того, что увидишь, когда откроешь свои самые сокровенные желания.” Мария почувствовала, как её сердце затрепетало. Он был прав. Внутри неё было столько тёмных, запретных желаний, что она не знала, сможет ли она их выдержать. Но его слова, его взгляд, его приближение — всё это манило её как пламя. Адам открыл бутылку с дорогим виски и налил себе в стакан. Он медленно поднял взгляд, не отрываясь от неё. И вот, прежде чем она успела что-либо сказать, его губы коснулись её уха. “Ты можешь бояться,” — прошептал он. “Но в конце концов, ты все равно пойдешь за мной. Потому что всё, что мы ищем, всегда рядом.” Мария замерла. Его слова не оставляли ей выбора. Мария сидела за стойкой, сжимая в пальцах холодный бокал. “Греховный коктейль” медленно согревал её изнутри, обволакивая тело томным жаром, как ласка, от которой невозможно убежать. Она чувствовала, как исчезают границы — между фантазией и реальностью, между желанием и запретом. Адам стоял напротив, опершись руками о барную стойку, глядя прямо на неё. Его взгляд был тяжёлым, насыщенным тем, что не принято называть вслух. Он не торопился, не говорил ничего лишнего, просто молча наблюдал. И в этой тишине рождалось больше, чем можно было выразить словами. — Что ты ищешь, Мария? — наконец произнёс он, его голос был чуть хрипловатым, будто только что проснулся от глубокого сна. Она вздрогнула от его прямоты, но не отвела взгляда. — Честность, — сказала она тихо. — Открытую, обнажённую честность. Без масок. Без приличий. Его бровь чуть приподнялась, и он медленно провёл пальцем по краю бокала. — Ты хочешь не только честность, — произнёс он, и в голосе его звучала уверенность. — Ты хочешь быть услышанной. Почувствованной. Желанной. Мария замерла. Он говорил то, что она сама не осмеливалась признать. Её книги всегда были о других — о женщинах, ищущих любовь, страсть, смысл. Но её собственная жизнь была пуста. Она писала сцены страсти, не зная её на вкус. До сих пор. — Что, если я предложу тебе вдохновение? — Адам медленно подошёл ближе, наклонившись над барной стойкой. Его голос был ниже, его дыхание — ближе. — Настоящее. Грубое. Живое. Она сглотнула. Сердце стучало слишком громко. — Взамен на что? — прошептала она, не узнав свой голос. — На доверие. И на то, что ты не сбежишь, когда узнаешь, чего ты на самом деле хочешь. Он не касался её, но напряжение между ними можно было разрезать ножом. Она чувствовала, как с каждой секундой падает внутренняя защита, как всё её “я” тянется к нему. Мария сделала ещё один глоток коктейля. Тепло в животе сменилось огнём. Она подняла на него взгляд, в котором больше не было страха. Только ожидание. — Тогда покажи, Адам. Покажи мне мой грех. Он улыбнулся. Не торжествующе, а как мужчина, который знает, что начало уже положено. И что всё, что будет дальше, — неизбежно. Адам провёл пальцами по её бокалу, как будто прикасался не к стеклу, а к её коже. Его движения были медленными, тягучими, как будто он уже начал игру, правила которой знал только он. Мария не отвела взгляда. Это было не просто притяжение. Это было на грани. Между ними будто тянулась тонкая нить — стоило дотронуться, и она порвётся, выпуская наружу всё, что так долго сдерживалось. — Пойдём, — тихо сказал он. Она кивнула. Ни «зачем», ни «куда» — только согласие, продиктованное телом, не разумом. Он повёл её вглубь бара, туда, где тусклый свет ламп едва касался стен. За дверью — небольшая приватная комната, скорее для VIP-клиентов, но сейчас — только для них. Адам закрыл дверь и повернулся к ней. Без лишних слов подошёл ближе, так, что между ними остался всего один шаг. Он протянул руку, провёл пальцами по её щеке, затем по шее, остановился у ключицы. Его прикосновение было тёплым, но в нём было что-то ещё — контроль. Власть. — Сними пальто, — сказал он негромко. Мария послушалась. Её движения были медленными, как будто в замедленной съёмке. Под пальто — простое чёрное платье, облегающее формы. Она чувствовала, как его взгляд скользит по ней, как горячая волна. Он подошёл вплотную, и в следующее мгновение его ладони оказались на её талии. Сильные, уверенные. Он смотрел в глаза, не торопясь. Его дыхание смешалось с её, как два запаха, созданные быть вместе. — Я хочу, чтобы ты почувствовала это не как вдохновение, — прошептал он. — А как правду. Потому что ты давно не жила по-настоящему, Мария. Его губы коснулись её шеи. Сначала легко, почти невинно. Затем жаднее. Он прикусил кожу, оставив след. Мария выдохнула. Её тело отзывалось на каждое его движение с такой готовностью, что она удивлялась себе.

Адам скользнул руками по её спине, сдвигая бретельки платья, обнажая плечи. Он был сосредоточен, будто изучал её — не просто тело, а реакцию. Он хотел видеть, что именно сводит её с ума. И находил это с пугающей точностью. Когда его руки скользнули под ткань, Мария больше не думала ни о чём. Она растворялась. В нём, в себе, в том, что происходило между ними. Всё было как сцена из её самых откровенных книг — только это было реальностью. Горячей, влажной, живой. И она знала — это только начало. Он собирался раскрыть её. Постепенно. Глубоко. Безжалостно. Его поцелуи стали смелее, жаднее. Он двигался медленно, будто растягивал каждую секунду, заставляя её чувствовать каждое прикосновение с новой остротой. Мария задыхалась — не от страха, а от того, как легко он овладевает её чувствами. Ни один мужчина прежде не умел обращаться с ней так — точно, без спешки, но с такой уверенностью, как будто знал её тело лучше, чем она сама. Платье соскользнуло вниз, обнажая её грудь. Адам не отводил взгляда — он смотрел с восхищением, будто перед ним картина, которую он собирался «прочесть» до последней мазка. Его пальцы обвели линию её ключиц, затем скользнули ниже, лаская кожу, заставляя Марии тихо выдохнуть его имя. — Ты дрожишь, — прошептал он. — Это возбуждение… или страх? — Оба, — призналась она, не отводя взгляда. — Но я не хочу останавливаться. Он улыбнулся. Едва заметно, почти одобрительно. — Тогда доверься мне. Он подтолкнул её к стене, нежно, но уверенно, прижав своим телом. Мария чувствовала, как его твёрдость упирается в её бедро, и от этого внутри вспыхнул новый пожар. Его рука оказалась между её ног, скользнув под тонкую ткань кружевных трусиков. Он провёл пальцами по влажной складке, не входя — лишь дразня. — Такая горячая, — выдохнул он. — Ты была готова ко мне ещё до того, как вошла сюда, верно? Мария кивнула. Слова утратили смысл. Остались только ощущения. Он одним движением стянул с неё остатки белья и опустился на колени. Его взгляд снизу — голодный, властный — пробрал её до глубины. И когда он коснулся её языком, всё исчезло. Остался только Адам. Только его рот, его язык, его умение. Она изогнулась, уткнулась ладонью в стену, пытаясь не закричать. Он держал её за бёдра, не давая сбежать, пока её тело не содрогнулось в первой волне наслаждения. И только тогда, когда она, пошатнувшись, тяжело оперлась о стену, он поднялся и снова прижал её к себе. — Это только начало, Мария, — прошептал он, скользя губами по её щеке. — Я собираюсь научить тебя не писать о страсти, а жить ею. Он прижал её запястья к стене, поднял её ногу к себе на бедро, и в следующий миг, его твёрдость вошла в неё резко, глубоко. Мария вскрикнула от переполняющего чувства — боли, желания, восторга. Он двигался в ней с ритмом, от которого у неё перехватывало дыхание. И всё, что она чувствовала — это жар. Греховный, сладкий, настоящий. Он входил в неё глубоко и точно, будто знал каждый изгиб её тела, каждую её тайную мечту. Стена холодила спину, контрастируя с его обжигающей плотью. Мария больше не сдерживала стоны — они рвались наружу, каждый громче предыдущего, потому что сдерживаться стало бессмысленно. Всё, что было в ней — разум, страх, стыд — исчезло. Осталось только желание. И он. Адам двигался ритмично, сдержанно, будто дразня её, не давая быстро добраться до края. Его губы ловили её стоны, его руки держали её крепко, не давая упасть, когда ноги подкашивались от наслаждения. — Скажи мне, что хочешь этого, — прошептал он ей в ухо.