Рассказ на конкурс: "Зависимость/Рамки дозволенного"

Что может лучше подойти для кибервиба? Две иконы: кибер и виба. Гибсон и Анно. Значит, можно сдуть пыль с раннего литературного опыта – фанфика-кроссовера Евангелиона и Нейроманта.

Два рассказа. Две части, по сути, представляющие собой одно целое, Сожжение Хром и Нейромант.

Первый медленный и меланхоличный, где сюжет прост, линеен и отходит на второй план – это скользящий через ночной неоновый город Гослинг в своём автомобиле. Второй рассказ более насыщенный, жестокий, как схватка Декарда и Батти, но всё ещё наполненный безысходностью.

Читать можно в любом порядке, можно читать первый и не читать второй, можно читать второй и не читать первый – решать вам.

Приятного чтения.

Часть 1: Зависимость

Часть 2: Рамки дозволенного

Небо над Токио-3 было цвета настроенного на пустой канал телевизора...

– Он мёртв, – только подтвердил Кадзи.

Несколько минут назад дверь в небольшой квартире полузаброшенного дома слетела с петель, и комната наполнилась чавканьем пистолетов с глушителем.

Технологии, прогресс... Пока что никто не придумал ничего более эффективного, чем обычный пистолет.

Я сняла первого – он сидел у окна прямо напротив двери, держа на коленях какой-то автоматический самопал. Кадзи стрелял из дверного проёма по диагонали, в сторону кухни. Слева, справа – мы внутри. Я осторожно вхожу в маленькую комнатку, что-то вроде подсобки – Кадзи делает кому-то контрольный.

Служба безопасности Нерв – если нужен хоть кто-то живой, нас не отправляют. И некому больше рассказывать истории.

Внутри именно то, что мы ожидали увидеть. Жокей с декой на заваленном пустыми жестяными банками и обёртками из-под полуфабрикатов полу. Я обошла его сбоку. Передо мной сидел один из тех маргиналов из молодёжных группировок – субкультуры, от которых через несколько месяцев не остаётся даже воспоминания. Они начинают с разъёмов для софтовых модулей за ушами, а заканчивают гнёздами тродов для подключения к матрице. Дань уличной моде, её последний писк.

Он был слишком поглощён работой, чтобы что-то услышать. Он был слишком далеко, где-то у сияющих стен льда Нерв.

Я осторожно потянулась затянутой в перчатку рукой к мотку проводов, но передумала. Такие самоубийцы как этот могут принять некоторые защитные меры. Вместо этого я принялась наматывать их на глушитель, медленно описывая им окружность.

О чём он думает? Что он там сейчас делает? Я смогу и сама спросить его об этом через несколько мгновений, но после этого мне всё равно придётся его убить.

Я резко выдернула троды из гнёзд.

Тело жокея выгнулось дугой, будто кто-то резко включил ток, мускулы напряглись, пальцы скрючило судорогой, а на перекошенном лице застыла жуткая маска. Секундой позже он безжизненно обмяк. По комнате разнёсся запах горелого пластика.

– Он мёртв, – только подтвердил Кадзи. Он сидел позади меня на пустой коробке и скручивал глушитель.

Кадзи прицелился жокею в голову. Я остановила его жестом. Он пожал плечами.

– Если у него в голове что-то и было, то оно всё выгорело. В любом случае, работа закончена.

Я прихватила воняющую горелым пластиком деку – обычный "Оно-сендаи киберспейс" – и вышла следом за Кадзи.

– Хотя знаешь, ты прав.

Обернувшись, я два раза выстрелила жокею в голову.

Ненавижу их. Даже после смерти они остаются жокеями. Он знал, на что идёт, и согласился.

Пьянящий и срывающий все тормоза зов биза. Мне осталось только чувствовать его, чувствовать, как он носится вокруг меня, издевательски усмехаясь. Я не могу в него окунуться, уже давно не могу, но мне плевать.

Мы вышли на улицу под небо мёртвого канала. Я подняла воротник и вытащила сигарету. Кадзи услужливо поднёс зажигалку, прикрывая пламя от ветра рукой, а после закурил сам.

– Как насчёт того, чтобы немного развеяться, капитан? – со смешком произнёс он, садясь в машину. Его забавляло обращаться ко мне по званию.

Я кивнула, забросив деку на заднее сиденье, и подняла голову – что-то, щекоча, упало мне на нос.

Пошёл снег, природный белый шум в своей имитации мечущихся статических разрядов довершил сходство.

Небо над Токио-3, подсвеченное тысячей неоновых огней и приобретшее сияющий серебряный оттенок работающего кинескопа, было заметено снегом настроенного на пустой канал телевизора.

***

По пути мы закинули деку одному из наших спецов, вытащив его из постели. Он сказал, что ковбой ломился к нам со старым русским вирусом, пока ему не поджарили мозги. Большего из сгоревшего куска пластика извлечь было невозможно.

Протолкнувшись через разношёрстную нинсеевскую толпу, мы ввалились в "Чатсубо". Сегодня я работала локтями сильнее обычного. Биз смеялся, биз хохотал, биз глумился надо мной, помирая со смеху. Его веселили мои попытки порвать с ним, сбежать от него или напакостить ему. Ведь я принадлежу корпорации, принадлежу полностью, без остатка. Всё моё тело, мои руки, моё лицо со всеми кажущимися натуральными морщинками, мои глаза Zeiss, ощущение прохлады на лице, солёный привкус морского ветра – это всё их, это собственность Нерв. Даже тот час в матрице, единственный час в сутки, который я могу там провести. Я – их, без остатка, а биз зовёт хуже наркотика, сильнее и настойчивее, но поводок Нерв слишком короток даже для того, чтобы в последний раз насладиться пьянящей переменчивостью суеты нижнего города.

Неизменный бармен Рац опасливо покосился на двух оперативников, но быстро успокоился и лично принёс нам выпивку.

У стойки сидели девочки, стреляя в толпу глазками, делая двусмысленные жесты и призывно поглаживая бёдра. Сегодня у них был явно не самый удачный вечер и они очень старались урвать хоть что-то.

Мы с Кадзи перешли на английский, чтобы не выделяться в толпе. Годы, проведённые в Германии, хорошо скрывали японский акцент у нас обоих.

– Самоубийцы что-то разошлись. И ведь они надеялись что-то получить, видела, как они его охраняли?

Я кивнула.

– Беспокоишься перед завтрашним?

Я снова кивнула. Обычная проверка, которая проводится после каждой попытки вторжения.

– Рицко всё время рядом, она не даст тебе просидеть больше часа.Я опустошила стакан и воткнула окурок в пепельницу.

– Ты сейчас куда?

– Спать.

– Я подвезу. Заодно выясню, что нам делать дальше, жокеи не умирают от того, что их отключили.

***

Маленькая спальная капсула полтора на два и чуть больше полуметра в высоту. Одна из тысяч для живущего прямо в комплексе персонала.

Некоторые зовут их домом, пытаются сделать их уютными. Они хранят там свои вещи, чтобы возвращаться снова и снова, словно ты возвращаешься домой. У меня был дом, и эта капсула совершенно на него не похожа. Это лишь место, где можно перекантоваться до следующего дня.

Нерв позаботился о том, чтобы даже недееспособной я была у них под контролем.

Я никогда не назову это место домом. Голые пластиковые стенки, матрас, подушка и одеяло – больше здесь ничего нет.

Сон не идёт. Всё равно я редко просыпаюсь отдохнувшей, особенно после таких вечеров, как этот. Мне снова будет сниться матрица.

Мой мир, живущий по строгим законам машинной логики, мир световых информационных потоков, мир, мигающий небосводом пирамидок терминалов, сверкающих кубов баз данных и раскинувшихся над ними в бесконечной дали бирюзовых спиралей военных систем, мир ослеплённый сиянием ледяной башни Нерв. Мир внутри мира.

"Жокеи не умирают..."

Кадзи сложно это понять, а я не могу это объяснить. Отобрать у жокея матрицу значит обречь его на смерть. Тот, которого мы нашли, мог сам выбрать такой конец. Он понимал, что не сможет пробить лёд, и он знал, что за ним придут, но всегда есть шанс, что у него получится – и он ухватился за него. Он был выращен на улицах Тибы, на байках о микотоксине, выжигающем нервную систему и ставящим крест на твоей карьере ковбоя киберпространства, и он предпочёл смерть вечному скитанию плоти.

Если бы у меня был выбор, я бы поступила так же. Но выбора у меня больше нет.

Я была жокеем, у меня было всё, что я только могла пожелать, я неслась вместе с ревущей волной биза по улицам, и не было ничего, что могло бы меня остановить, ни одной системы, ни одного льда – я всегда доводила начатое до конца. Стать нужным – главное правило нижнего города и единственный способ выживания в водовороте биза. И я была нужна, я была хорошим жокеем. Я жила следующей работой и киберпространством, пока... Не умерла.

***

Я надела на голову троды, стоявшая рядом Рицко приготовила секундомер.

Я дотронулась до переключателя.

Яркая вспышка белого шума, стирающая все зрительные образы по всей длине нервных окончаний. Где-то на окраинах периферического зрения формируются новые, чтобы заполнить освободившееся пространство, и передо мной бесконечной трёхмерной шахматной доской разворачивается матрица. Согласованная галлюцинация миллионов пользователей, хранящая в себе всю информацию человечества. И сейчас на её сияющих просторах зажглась маленькая жёлтая пирамидка – моя "хосака".

Я заскользила вдоль уходящей за пределы видимости границы льда и прикоснулась к его сегменту. На мгновение он сверкнул, и возникло ощущение, что меня со всех сторон рассматривают тысячи глаз, но оно исчезло – Маги распознали меня. Я передала им команды на запуск самотестирования и принялась наслаждаться временной свободой в киберпространстве.

Обычно тестирование занимает около сорока минут, мне хватает этого, чтобы немного развеятся. Чтобы побывать дома.

Маги – система из трёх ИР, три сияющие ядра под сводом цитадели Нерв. Лёд, генерируемый ИР самый опасный, самый мощный и непредсказуемый, взломать лёд одного – можно, но трёх сразу – никогда. Три ядра объединённые в одну систему вырабатывают сложный защитный барьер с тройственной непостоянной структурой. Она начинает формироваться в одном из ядер, нельзя точно сказать в каком, на численном основании количества подключённых в данный момент пользователей, второе добавляет в код значение нагруженности одной из шин данных, а третье дописывает случайные числа, слова или математическое представление произвольных визуальных образов. Ядра постоянно меняются этими функциями, тасуют, как колоду карт, мастерски перебрасывая их друг другу, и лёд, хоть это и не заметно обычному глазу, меняется вместе с ними, каждый следующий такт он другой, и даже теоретически невозможно проследить его изменения. Это хуже чёрного льда, ведь даже в нём есть уязвимости, в льде Нерв их нет.

Я понеслась вверх, наслаждаясь отпущенной свободой, вверх мимо вьющихся волокон внутренних информационных магистралей, вверх мимо хранилищ данных Нерв, мимо сфер архивов и кубов БД. В отличие от матрицы, имеющей в основном горизонтальную структуру, данные в башне Нерв располагались только вертикально. Каждая ничтожно маленькая светящаяся точка любого из хранилищ содержит гигабайты информации и каждый из них стоит миллионы.

И они все подо мной, я могу прикоснуться к каждому из них, увидеть какие тайны они хранят. И весь этот мир мой.

А теперь небольшая прогулка по внешней матрице. Я задала координаты прыжка и, на мгновение замерев во время выхода через лёд, оказалась в тысячу раз виденном месте. Отсюда я видела матрицу во время входа в своей свободной жизни. Неподалёку переливалась пурпурным пирамида Надзорной комиссии, а над бескрайним шахматным полем раскинулись рукава военных систем. Я заскользила вдоль кубов банков и корпораций, облетела простенький лёд Национальной библиотеки и прыгнула в Рио к своему старому другу. Где-то там, далеко в комплексе Нерв моё тело улыбалось. Этот ИР в Рио однажды приплюснул мне мозги, всего на секунду, но линии ЭЭГ стали прямыми, не бог весть какое достижение, но выберись живым – и ты практически легенда. Я погрозила ему невидимым пальцем и двинулась дальше, на один из "балконов", где обычно жокеи оставляют стянутые коды таких компаний как Белл электроникс. Их меняют, но мы постоянно крадём их снова.

Мы... Они.

Я просто стояла и наслаждалась неоновым мерцанием ткани города матрицы, каждый терминал, каждый байт, каждая система которой имеют свой цвет. Нельзя войти в матрицу и обнаружить, что в ней ничего не изменилось.

И только ледяная твердыня Нерв видна из любой точки. На улицах говорят, что она бесконечна, другие говорят что её вершина находится там, где заканчивается вертикальное логическое пространство матрицы, намного выше военных и правительственных систем. Так или иначе, мне никогда не удавалось добраться до ядер Маги, а они находятся в самом верху и их хорошо видно даже с нижних уровней.

Отпущенное мне время подходило к концу. Я вернулась в ледяной замок и просмотрела отчёт. Все ячейки льда функционировали в штатном режиме, сигнатуры имели все три подписи каждого ядра и были равны контрольным, никаких изменений, даже минимальных изменений в скорости передачи не было.

Я дотронулась до выключателя и где-то в сворачивающемся чёрно-зелёном поле заметила небольшие отклонения линий от идеальных прямых.

Призрак? Или мне просто не хочется уходить?

Снова навалился гул машинного зала Нерв. Тысячи операторов за работой. Мой стол в небольшой кабинке, рядом со столом Рицко. Здесь же следят за работой систем три наших главных оператора.

Снова навалилась тяжесть тела. Я промакнула глаза впитывающей пот повязкой с тродами и сняла её. Я специально пользуюсь более широкой, чтобы не было видно слёз. Я перевела взгляд на Рицко – она курила, отложив секундомер. До меня медленно докатилась боль в предплечье – небольшой укол. Рицко приложила палец к губам и улыбнулась. Одними губами я ответила: "Спасибо."

Кадзи был одет в тёмные джинсы, заправленные в армейские ботинки и кожаную куртку, он ждал меня на выходе из машинного зала.

– Всё в порядке? Что-то ты долго.

Я показала ему большой палец.

– Одевай своё лучшее уличное платье – мы едем за покупками, – он помахал пачкой новых йен, – покупать русский боевой вирус. Наши программисты хотят изучить ту штуку, с которой жокей к нам ломился, и оценить степень угрозы. Что-то им не понравилось в тех остатках деки и они хотят разобраться в этом получше. Всё, иди переодевайся.

***

Улица нижнего города, водоворот архетипов всех частей земного шара, порождающий всё новые и новые формы самовыражения. Молодёжь сбивается в стаи, возникает какая-то отличительная черта – яркая, броская, причудливая смесь выделяющегося внешнего вида и новых технологий на грани технофетишизма. Они возникают, чтобы через неделю устареть и выйти из моды, и очень немногие закрепляются и перерастают в банды.

Я посмотрелась в зеркало – по лицу сложно определить мой возраст, а в темноте или в неоновом свете продавец этого сделать не сможет.

Я полезла в шкафчик за вещами. Мы снова играем парочку повёрнутых жокеев из синтов.

Экстравагантная фетишистская мешанина одеяний викторианской дамы и шмоток уличной проститутки.

Чтобы покупать боевую вирусную программу у уличных дельцов, нужно быть абсолютно невменяемым. В том, что Кадзи договорился с кем-то из них, а не со скупщиками я была абсолютно уверена, иначе бы он не вырядился в этот клоунский наряд.

Нам нужно выглядеть достаточно обдолбанными и слишком жаждущими острых ощущений – никакого здравого смысла и полное отсутствие инстинкта самосохранения.

Я вставила линзы, скрывающие штамп Zeiss на радужке, и занялась внешним видом: тёмный лак на ногти, макияж... Кажется, они ярко подкрашивают глаза и так же неестественно красят губы... Я подвела синим глаза, сделав длинные стрелки, но не смогла заставить себя сделать нечто подобное с губами. Высокие сапоги с мощной подошвой и излохмаченная снизу юбка, верх – одену такую же как у Кадзи куртку.

Через несколько минут мы уже мчались в гражданской машине по автохайвею, а я старательно избегала смотреть на себя в зеркало. Я никогда так не одевалась, даже в свободной жизни.

– Я обо всём договорился, мы встречаемся на 187-м съезде с шоссе и расплачиваемся новыми йенами, никакого оружия, – и я мысленно благодарю Кадзи за то, что мне не придётся спускаться в город. Последнее время стало просто невыносимо там находиться.

Автохайвеи – сеть автоматизированных дорог с практически не ограниченной скоростью. Здесь управление автомобилем берёт на себя сервер, человек просто не успеет среагировать, на такой скорости машины превращаются в световые пятна. В вашем автомобиле должно быть необходимое программное обеспечение, иначе вы просто не сможете заехать на шоссе. В зависимости от точки назначения, ИР прокладывает кратчайший и максимально быстрый путь. На хайвеях никогда не бывает пробок, поток автомобилей распределяется так, чтобы достичь оптимальных скоростей для всех находящихся на нём машин. Здесь никогда не бывает аварий, потому что сам сервер, лакомый кусочек для всех жокеев и даже для любой корпорации, находится в секторе Нерв, под надёжной защитой и каким-то образом связан с Маги. Ещё во время строительства было заключено соглашение, что Нерв выделит место и расчётные мощности под их сервера, с точки зрения надёжности и безопасности это лучший вариант.

Автомобиль перестроился, сбросил скорость и свернул к небольшому балкону – они используются в экстренных случаях, если возникает неисправность, но и просто остановиться на них тоже никто не запрещает.

В двух километрах от нас горели огни въезда в тоннель.

Кадзи вылез из машины с заготовленной заранее широкой улыбкой. Я выбралась следом и опёрлась о машину. Мне нужно в основном следить за разговором и, в крайнем случае, разруливать ситуацию.

Продавцом оказался парень-европеец, он стоял, прислонившись к машине и скрестив руки на груди. Парень немного нахмурился, но тут же вытянул руку и поприветствовал Кадзи.

– Знаешь, эта штука стоит немного дороже, чем мы договаривались...

Кадзи обернулся ко мне. Как же мне не хочется говорить...

– Ты умеешь им пользоваться?

– Нет, но...

– А я умею. Он не стоит даже тех денег, что ты запросил. Я запросто могу достать такой же, скажем у Финна, в полтора раза дешевле – он может организовать всё в течение часа.

– Так что ж вы сразу к нему не пошли? – парень начал злиться.

Я небрежно передёрнула плечами.

– Потому что мне так захотелось.

Он некоторое время переводил взгляд то на меня, то на Кадзи. Из его машины вышла девушка и что-то шепнула ему на ухо, они оба уставились на меня.

– Ладно, – он протянул программную кассету, похожую на магазин для винтовки.

Кадзи отдал деньги, парень, порывшись в карманах, вытащил пластинку с кождисками.

– А это просто в подарок.

Когда я садилась в машину, парень окликнул меня:

– Мы нигде не встречались?

– Нет, – ответила я и закрыла дверь.

Кадзи уже авторизировался в системе хайвэя и ждал, пока нам откроют окно.

– Я оставлю их себе? – он помахал блистером. – В качестве финансирования наших развлечений?

Я не возражала. Бумажные деньги были запрещены и использовались только в нижнем городе, с ними нам будет проще, чем с кредитными чипами.

Машина сорвалась с места и понеслась к тоннелю. Ещё одно световое пятно в жалком подобии информационного потока.

***

Я остервенело стирала с себя сегодняшний день. Смыла всю дрянь с лица просто в потоке воды из душа, ногтями содрала лак.

Мне не нужно было оглядываться или смотреть в зеркало заднего вида, чтобы увидеть, что машина парня разваливается на куски под тяжёлыми пулями дальнобойных винтовок. Вшитый микропроцессор скоро сам возвестил, что признаков жизни там больше нет, зато они есть на парапете въезда в тоннель и являются дружественными.

Убивать уличных торговцев бесполезно. Они всегда востребованы, они всегда будут существовать. Эта ниша не может быть пустой. Они – один из необходимых для существования нижнего города органов, который постоянно будет восстанавливаться. Убив одного, ты ничего не добьёшься – на его место придёт другой, просто немного ускорится смена тканей организма нижнего города, просто таким образом подгонится естественный процесс.

Не знаю, для чего нужна была эта мера предосторожности и была ли она необходима, но мне это не понравилось.

Программисты расковыряли русский вирус и сравнили с тем, что был в деке. Они были из одной серии, но тот сожжённый был модифицирован. Он мониторил действия пользователя и в каком-то экстренном случае действительно выжигал мозг оператору и сгорал сам, уничтожая все данные в деке.

Это очень сложно сделать, хотя бы потому, что военные программы очень хорошо шифруются, для внесения изменений этот шифр нужно сломать, да ещё и при этом нужно знать русский, а модификацию производили где-то у нас.

Зачем использовать модифицированный военный вирус, ломясь через изначально бесперспективный лёд?

Чтобы прощупать почву.

Однако моего мнения ни по одному из этих вопросов никто не спрашивал.

***

Я вывалилась из капсулы, заполненной светом аварийного освещения, и побежала в машинный зал. Рицко что-то нараспев диктовала Майе, а та старалась поспевать за её темпом. Аоба и Макото ни на секунду не отключались, пальцы так и мелькали над декой, я рефлекторно отметила их мастерство – неплохо, очень даже неплохо, хотя можно и лучше. Рицко на секунду оторвалась от диктовки, чтобы ввести меня в курс дела.

– Масштабная попытка вторжения, ты можешь сама зайти и посмотреть. Всё равно они ничего не cмогут сделать. О времени не беспокойся.

Я надела на голову повязку с тродами и включилась. Все терминалы были переведены в аварийный режим, не было никаких вспышек белого света, никакой разворачивающейся шахматной доски, я сразу же оказалась в матрице, привычно крутанувшись вокруг своей оси, чтобы видимое пространство не ограничивалось только тем, что находится передо мной.

Лёд горел. Лёд сиял сильнее самого мощного галлогенового фонаря. Лёд жёг глаза хуже направленной в лицо лампы. А где-то за его пределами раскинулись сотни мерцающих, словно звёзды, точек.

Я отключилась и сняла троды.

– Впечатляет, и что это такое?

– Не знаю, но мы засекли подключения практически со всего мира, из Германии, Китая, США, и с самым разнообразным арсеналом, от русских до китайских вирусов. И ещё одно из Мацусиро – туда уже выехал Кадзи.

– Ты сказала, что они ничего не смогут?

Рицко фыркнула.

– Да, этого количества не хватит даже чтобы хоть сколько-то нагрузить одно ядро, не говоря уже о том, чтобы пробить лёд.

– Ну что, выпустим детишек, пусть порезвятся?

– Можно, хуже не будет.

Я включилась снова. Мне не хотелось видеть происходящее, но меня беспокоил тот глюк в матрице, так просто в ней ничего не происходит.

Лёд играл с жокеями. Кого-то он сжигал сразу – его точка гасла, и на её месте сразу же зажигалась новая, кого-то подпускал ближе, давал им иллюзию незаметного проникновения и накрывал, когда они подбирались вплотную. Это самый коварный лёд, много хуже чёрного – они все действуют мгновенно, автоматически, не проявляя признаков разума – это не так подло, не так жестоко.

Сейчас во внешнюю матрицу лучше просто так не соваться. Я задала цепь прыжков с переподключением через ретранслирующие прокси-сервера и приготовилась – полёт будет долгим. Закрыв глаза, принялась считать – после пятого прыжка потеряется мой первоначальный адрес, после восьмого я стану обычным посетителем, не привлекающим внимания, а после тринадцатого одним из тех призраков, которых находясь в матрице можно заметить на самой границе периферического зрения как кратковременное искажение незыблемого информационного полотна.

И я увидела его снова – линии квадрата мигнули и снова зажглись своим обычным ровным светом. Я скопировала адрес, заставив его высветиться на экране деки, и уже собралась отключиться, когда перед глазами всё поплыло и замелькали картинки – обрывки воспоминаний: детство, Чатсубо, свободная жизнь, недолгая карьера жокея.

В голове раздался голос.

– Пусть башня падёт, на смерти и крови замешан раствор, их стены воздвигнуты в лести. Уходит правленье – возносится длань преподать им урок, надшёл скорбный час лютой мести. Столп света замрёт, и низвергнется трон правителя мира без чести.

Знакомый голос, голос...

Но он продолжил.

– Through the hall of mirrors you will reach your destination. Secret garden – far beyond the wintermute.

Вернулось изображение матрицы, и я мгновенно содрала с себя троды. Рицко стояла возле меня, на лице ещё осталось беспокойство.

– Сколько?

– Четыре секунды.

– Не мировой рекорд. Можешь глянуть что там, – я указала на горящий на экране адрес.

– А сама?

Я пожала плечами.

– Я жокей, не специалист по защите информации, так скрываться – умею, находить – нет.

– Ладно, сейчас.

Рицко вошла в матрицу, а я вытащила из её пачки сигарету.

Жёстко – стиль Маас, целенаправленно и массово – стиль Хосаки, но никто из них не будет портить отношения с Нерв секьюрити корпорейшн. У них стоят наши системы, они зависят от нас. Корпорация над корпорациями.

Через несколько минут Рицко протянула бумажку с адресом, на этот раз обычным.

– Держи, эта штука там уже несколько дней, я не стала подбираться ближе, но лучше тебе поторопиться – я не знаю, что это.

Я догадывалась, кто это может быть, и мне очень не хотелось, чтобы это было правдой.

***

Он сидел здесь уже несколько дней.

Я уверена, он ни разу не отключался, даже чтобы поспать, именно так он работал, это его стиль.

К деке была подключена вторая пара тродов. Я надела их, у него должно появиться ощущение, что кто-то заглядывает через плечо, обычно всё было наоборот.

Вирус медленно приближался к льду. Очень медленно. Он находился почти вплотную, но казалось, что лёд никак не реагирует. Или это очередная ловушка?

"Отключайся"

Курт нехотя стянул троды, я отодвинулась от него.

Мой учитель, легенда киберпространства. Я восхищалась им, я любила его; настоящий мастер, он даже не один из лучших – он лучший.

– А, это ты, – он поморщился, вытаскивая катетер, и застегнул штаны. – Я ждал тебя.

– Что это?

– Я могу не отвечать?

Я направила на него пистолет.

– Медленный вирус, не думал, что доживу до их реализации, знаешь, что это такое?

– И у него есть шансы?

Он захохотал.

– Если у чего-то и есть шансы, то только у этого, а не у той толпы со старыми ледорубами – они просто приманка, но за ним нужно постоянно следить.

– Значит, без тебя он просто останется там?

– Да, или его обнаружит лёд и сотрёт, – Курт посмотрел на пистолет. – А теперь ты меня убьёшь?

– Нет. Сотри его и уходи.

– А что скажет Нерв?

Я опустила глаза.

– Нам выдают немного личного времени, подобное в него входит.

– Неужели ты не хочешь попробовать? – голос Курта сел от возбуждения. – Вместе мы сможем его взломать. Вспомни наш первый ИР.

И я вспомнила. Ощущение скорости за пределами всего виденного до и после, водоворот осколков дробящегося льда и бурление перестраивающихся глитч-систем ледоруба под нами. Высокое разрешение неоновых городов информации внутри ИР и многомильные коридоры из тени, пожираемые вирусом. Расходящие во все стороны щупальца глитч-систем закрывают нас, эмулируют штатную работу льда и защитных программ, но мы уже внутри, прямо перед ядром данных, а вокруг мелькают паутинки кодов доступа. Мы прошли через чёрный лёд как нож сквозь масло, тысячи бритв субпрограмм разнесли его мгновенно. И ядро прямо перед нами – нужно просто протянуть руку, а вокруг, кружась в бесконечном танце, падают осколки тёмной ледяной крепости, а где-то далеко отсюда остались на чердаке наши тела. И я парю, парю в неоновом свете несуществующего города, и чувствую, что мне никогда не было так хорошо.Я отрицательно покачала головой в ответ.

– За тебя говорит дзайбацу, а ведь это именно Нерв убил тебя.

Внутри медленно поднялась злость. Я ещё слишком хорошо помню, как моё тело разлеталось на куски, мне хотелось кричать от боли и отчаяния, но я слышала только своё бульканье и хрип. Я ещё слишком хорошо помню, чтобы обсуждать это с кем-то, даже с Куртом.

– Это сделал город, кто-то из ребят Вейджа.

– Нет, Нижний город не станет убивать дойную корову за то, что та гадит на лугу, на котором пасётся. Это абсолютно естественно, и то, что ты сделала, было так же естественно. Если бы меня убивали каждый раз, когда я прихватываю что-то себе, ты так бы и сидела в Чатсубо, надеясь на милость ковбоев. Это сделал Нерв, ты была нужна им, и они нашли способ держать тебя на поводке.

– Нет. Они не могли этого сделать, есть способы намного проще...

– Тебя больше нет. Твоими глазами смотрит Нерв, твои руки делают грязную работу, но кто дёргает за ниточки, заставляя их шевелиться? – он начал жестикулировать руками, в голосе появилась горечь. – Сама матрица хочет падения Нерв. Ты видела, что там происходит. Но ты... Ты не та Мисато, которую я знал, ты просто их мегафон на ножках.

Бедный безумный Курт, почему ты так уверен, и почему я чувствую, что ты прав?

– Нет, – повторила я и нажала на спуск.

Писк глушителя прозвучал неестественно громко. Курт завалился назад.

Я хотела забрать его деку, но не смогла поднять руку, чтобы дотронуться до неё. Просто разрядила в неё остаток магазина – ни один вирус не может существовать вне энергозависимой памяти.

Рано или поздно Нерв выяснит, кто был заказчиком, а сейчас пусть сотни жокеев продолжают сиять, падая с небосвода и сгорая в атмосфере льда и своих амбиций.

Ты не прав, Курт, я остаюсь собой независимо от того, кому принадлежу. Я была мертва – да, но Нерв дал мне вторую жизнь, и пока я помню, кто я – я это я. И воспоминания свободной жизни ярко освещают путь, но больше не гнетут.

Я вышла под пустое небо цвета пустого канала и села в машину, задав курс на автохайвей.

Я всё сделала правильно, сделала как надо, но не могу понять, почему в душе чувствую только холодную пустоту. Софтовый модуль привычно заполнил стёкла белым шумом, компьютер сам доведёт автомобиль без моего участия.

Ведь на автохайвее никогда не бывает аварий.

Но, возможно, в этот раз мне повезёт.

Before the morning comes, the story's told.

Машинный зал Нерв. Ночь. Жалюзи на окнах плотно задвинуты. В помещение входит человек; безошибочно ориентируясь в темноте, берёт с одного из столов пепельницу. Прикуривает. Свет зажигалки выхватывает из темноты лицо Мисато Кацураги. Она садится в ближайшее из кресел. Медленно вращается на нём.

Мне не везёт. Хронически не везёт. Мне не везёт с работой – скорее всего, я работаю на тех, кто меня убил. Мне не везёт с поручениями – несколько дней назад мне пришлось убить близкого мне человека: моего учителя, одного из лучших жокеев. Мне не везёт даже со сном – я не могу нормально спать, меня мучают кошмары, мне снится матрица. Проезжая каждый день по автохайвею, я надеюсь, что попаду в аварию. На такой скорости я не успею ни среагировать, ни понять, что произошло. Я просто перестану существовать. Но на автохайвее никогда не бывает аварий.

Иллюзия покоя исчезла, развалилась, сверкая, как лёд. Осталось только осознание. Горькое осознание правды.

Вся моя жизнь это зависимость. Зависимость от корпорации. Зависимость от выделенного мне часа в матрице. И раз в месяц, каждый месяц, я ощущаю это более остро. Переживаю сильнее и больнее. В это время я могу совершить много необдуманных поступков, о которых потом буду сожалеть. И я их совершаю, чтобы потом снова думать о том, как мне не везёт.

Violence solves everything pt 1.

Я толкаю его в туалет и придерживаю дверь, пропуская Кадзи. Закрываю защёлку. Аихара трясётся. Аихара жмётся к дальней стене. Аихара не понимает, что происходит. Я подпираю спиной дверь, скрестив на груди руки. Сегодня говорит Кадзи. Сегодня я не в настроении.

– Кто вы? Что вам нужно?

Кадзи доверительно улыбается.

– Мы твои друзья, и мы не хотим, чтобы с тобой что-то случилось. Ты улетаешь в Америку, так?

– Д-да.

– Бостонско-атлантский конгломерат? – спрашивает Кадзи, изучая его билет.

Аихара кивает.

– Так вот, ты в опасности. Вполне возможно, что у тебя есть что-то, чего у тебя быть не должно. Оно того не стоит.

– Я не понимаю...

– Это нормально, я ведь даже не сказал, что имею в виду. Но давай начнём с простых вопросов. Во сколько выходит завтрашний номер, и что вы собираетесь в нём печатать?

Аихара догадывается о чём речь. Аихара медленно сползает на пол.

– Лучше скажи нам, и проблема будет решена.

– Я ничего не знаю....

Я вытаскиваю пистолет. Испуганный взгляд Аихары застывает на нём.

Вынимаю магазин и выщёлкиваю из патронника патрон.

Вставляю свинцовую болванку, выточенную в форме магазина и не мешающую закрыться затвору.

– Что ты забыл в Америке?

– К друзьям, в отпуск...

Я киваю Кадзи. Он хватает Аихару за шиворот и тащит к раковине. Кладёт его левую руку на край. Я перехватываю пистолет за ствол и дроблю рукояткой мизинец.

– У тебя нет друзей в Америке, – шиплю я.

Аихара воет. Безымянный палец превращается в кашу. С хрустом ломается средний. Кость указательного смещается и рвёт кожу. Скалывается угол раковины.

– Другую, – командую я.

Аихара пытается орать – Кадзи зажимает ему рот. Аихара выкручивается. Аихара обмочился.

Крошится мизинец. Сустав безымянного выворачивается в обратную сторону. Два удара и средний становится бесформенной массой.

– Я скажу! Скажу! – мычит Аихара, когда я заношу руку.

– Всё?

– Да, всё, что знаю!

Я делаю вид, что опускаю пистолет, но в последний момент разношу ему указательный.

Кадзи отпускает его. Аихара катается по полу. Размазывает по лицу сопли и кровь. Кадзи садится рядом.

– Начинай.

– Гендо! Это личное дело Гендо!

– И всё? Этого недостаточно, чтобы печатать статью.

– Всё было в архиве, вся личная жизнь, даже сплетни и слухи – нам больше не надо.

– Печатаете вы сами?

– Да, типография рядом с редакцией.

– А что с Сетью? – спрашиваю я.

– Всё у нас, сервер в редакции. Никто не хотел держать у себя жёлтую газету.

Я отрываю бумажное полотенце и вытираю рукоятку пистолета.

– Где вы взяли архив? – продолжает Кадзи.

– Нам прислали его, но там всё было зашифровано.

– И?

– Я не знаю, что дальше.

Я с размаху пинаю Аихару.

– Твои зубы ещё на месте только потому, что нам нужна внятная речь.

– Звонок, – отвечает он на резком выдохе. – Нам позвонили и сказали, где взять карточку с паролем.

– Где?

– У телефона-автомата, она была приклеена снизу скотчем.

Кадзи поднимает на меня взгляд.

– Всё.

Я отматываю ещё бумажных полотенец и бросаю их Аихаре вместе с билетом.

– Вытрись, а то тебя не пустят в самолёт.

Аихара невнятно скулит и баюкает покалеченные руки.

На выходе из туалета нас встречает неуверенно переминающаяся охрана аэропорта. Не ломились – видели, кто вошёл.

Я показываю удостоверение службы безопасности Нерв.

– Не входите внутрь и считайте, что смена закончилась без происшествий.

Они немного мнутся, но уходят, пожав плечами.

Уже в машине Кадзи спрашивает:

– Ты не считаешь, что это было слишком жестоко?

– Нет. И я не поеду в Маас – они на тебе.

– Хорошо.

Мерзко. Просто мерзко.

To shapes of your past pt. 1

Гендо вызвал нас поздним вечером, чтобы сообщить, что произошла утечка. В конце рабочего дня в газету ушёл зашифрованный архив. Рицко обнаружила его совершенно случайно, когда просматривала логи, проверяя отправила ли она письмо в Хосаку с дополнением к договору.

Гендо поставил первостепенную задачу: не допустить распространения информации. Гендо разрешил использовать любые методы, но держаться в разумных рамках.

Архив был отправлен кем-то из нашего зала. Нагло, у всех на виду. В тот момент, когда там находились сам Гендо, Рицко и я. Все, кто там был автоматически попадают под подозрение и методом исключения выбрасываются: Гендо – как главе компании, ему это нужно в последнюю очередь; Рицко – зная, что дела мы проворачиваем быстро, она не стала бы так рано себя выдавать; я – в моём положении это бессмысленно.

В моём положении, с моим везением, которое закончилось пять лет назад, когда мне подкинули собаку-хлопушку. Я открывала дверь своей квартиры, когда её подорвали.

Я умерла перед подъездом своего дома. Умерла на глазах любопытной толпы, мерзко корчась, как раздавленное насекомое, слыша только бульканье крови в горле. Мне нужно было задуматься раньше. Это не мог быть кто-то из городских, для них это слишком сложно. Восстановление подобного класса стоит очень дорого и возможно только, если быстро доставить "останки" в клинику. Для этого нужно знать, где и когда их нужно забирать. И я очень сомневаюсь, что мне настолько повезло.

Oh, the night is my world.

Выбор дня – что одеть для встречи с представителем Хосаки.

Маас я оставила Кадзи – он может с ними спокойно разговаривать, я – нет. Просто не переношу их. Медину им ещё не скоро простят. Но своего они добились – Хосака осталась далеко позади в области генной инженерии. На жертвы им было наплевать.

Мой выбор падает на строгие брюки и застёгивающуюся под горло блузку. Ботинки – неотличимая от гражданской модель. Взгляд снова цепляется за шрамы на груди – можно было убрать пластикой, но их оставили как напоминание.

Почему в Хосаку отправляют меня? Потому что я глава службы безопасности, и потому что Хосака могла организовать слив информации. Только у них хватило бы денег перекупить кого-то из наших. Дело в деньгах – мы увеличили плату за защиту. Мне нужно просто напомнить, что лёд можно отключить в любой момент.

И вот я уже смотрю в окно автомобиля, едущего к одному из административных зданий корпорации.

To shapes of your past pt. 2

Гехирн был первым и последним совместным проектом Хосаки и Маас. Он должен был заняться разработкой системы абсолютной защиты информации, такой, чтобы шанса взлома не было даже в теории.

Но у Гендо были свои планы – ставить во главе разработки человека с такими связями было ошибкой. Хосака и Маас не успели среагировать, несмотря на то, что кто-то хотел помешать Гендо. Кто-то его сдал. Началась война на два фронта – Маас обвинял Хосаку, в Хосаке считали, что это очередной финт Маас, но все сходились во мнениях, что с Гехирном надо что-то делать. Заблокировать проект они не успели и, по слухам, попытались решить проблему силовыми методами. Тогда Гендо просто скормил им Акаги-старшую и свою жену, чтобы не создалось впечатления, что Хосака и Маас облажались по полной. Представителям корпораций он задал всего один вопрос: что будет, если прямо сейчас всё выключить? Сейчас, когда Хосака и Маас готовятся к войне. И это подействовало. Они оставили Гехирн, уже переименованный в Нерв, в покое.

После стремительного взлёта не последовало падение, как считали многие и на что надеялись корпорации. Нерв стал неприкосновенен. На его стороне правительство, военные и, как бы они это не отрицали, – корпорации. У Нерв нет конкурентов, у Нерв есть только безграничная власть.

It's in your moves, it's in your blood.

Я иду по искусно отделанному коридору. Каждый миллиметр напоминает о том, где ты находишься. Хосака. Я вставляю наушник. Весь наш разговор будет слышен, а я буду говорить только то, что мне скажут. В данный момент я больше не глава отдела безопасности – я Нерв, я их воля.

Я их мегафон на ножках.

Небольшой кабинет, не конференц-зал, скорее, его маленькая копия. Немолодой представитель Хосаки с тяжёлым неприветливым взглядом. Странное выражение лица, словно увидел призрака. Это я как-нибудь переживу. Здороваемся, соблюдаем все формальности.

– Хочу предупредить: весь разговор записывается. Всё, сказанное мной озвучивается с согласия и при одобрении руководства Хосаки. Можете начинать.

– Хорошо, мы хотели напомнить вам о пункте номер пятьдесят один, договора между Хосакой и Нерв, в котором говорится о том, что при обнаружении деятельности направленной против Нерв, мы имеем право в одностороннем порядке расторгнуть договор.

– Чем вызван ваш визит?

Дождавшись разрешения, я отвечаю:

– У нас произошла утечка.

– Может в таком случае нам стоит обратиться к кому-нибудь другому? Нельзя ли считать, что вы себя скомпрометировали?

– К кому? – если он произнесёт название, то компания станет первым кандидатом на поглощение. – Вы знаете кого-то, кто может предоставить вам услуги подобного типа?

Он хмурится. Ждёт.

– А почему Нерв отправляет именно вас? Чего они хотят добиться, послав сюда одного из своих убийц? Запугать? Шантажировать? Вы ошиблись адресом, с Маас вы бы нашли общий язык таким образом, но не с нами.

Теперь жду я. Попутно пытаюсь понять, как он догадался.

Он кивает под стол.

– Ваши ботинки. И ваша репутация – она идёт впереди вас.

Чёрт.

To shame of your past pt.1

Я вернулась в Нерв с противным ощущением, как если бы просидела всё это время в чане с дерьмом. Внятного диалога с Хосакой не получилось. Куратор сказал, что дальше я могу действовать, как сочту нужным. Я предложила сделку: если Хосаке совершенно случайно что-то известно, то они могут рассказать, мы всё понимаем. Они сказали, что ничего не знают.

Единственное, что я вынесла со встречи – это мерзкое ощущение и неприятные мысли и том, как меня воспринимают окружающие.

Я не выбирала эту работу, Нерв сделал всё за меня.

Я всё ещё помню сны в клинике. Помню, как в них приходил Кадзи и рассказывал последние новости. Для меня это были три месяца спокойной жизни, три месяца самой обычной жизни. Вот только происходило это всё в симстим-конструкте. Когда меня вернули в реальный мир для прохождения курса реабилитации, Кадзи рассказал об услуге, которую оказал мне Нерв, о том, что они давно ко мне приглядывались, и что они хотят взять к себе на работу. Нерв извлекли максимальную выгоду из ситуации. Они предложили мне присоединиться или оплатить полную стоимость восстановления. Оно стоило дорого. Очень дорого. У меня было немного денег, и я легко смогла бы достать необходимую сумму, если бы они не поставили условие: я остаюсь свободной, но без матрицы. Они не хотели, чтобы какая-то их технология уплыла вместе со мной в чёрные клиники.

На самом деле я им зачем-то была нужна. Нужна позарез.

Это произошло в 2010 году, в сентябре. В июне Гендо устроил бунт. Значит... Значит. Если Нерв давно ко мне присматривался, то моё убийство мог организовывать Маас, вместе с убийствами Юй и Наоко.

И мне это приходит в голову только через пять лет.

И зачем после этого я так нужна Нерв?

I wonder why I live alone here.

Я нажала клавишу включения и ничего не произошло. У меня внутри всё похолодело. Я нажала её снова, подержала, но знакомая яркая вспышка так и не появилась. Рицко отключилась и сейчас смотрела на меня.

– В чём дело?

Я растерянно покачала головой:

– Не знаю. Кажется, дека неисправна или ещё что.

Про "ещё что" мне даже думать не хотелось. Не хотелось допускать и мысли...

– Дай я гляну.Она отключила троды от своей деки и подключила в мою. Нажала кнопку и, судя по вытянувшемуся лицу, у неё тоже не получилось включиться.

– Интересно... Воспользуйся чьей-нибудь, я думаю, они не обидятся.

Пока Рицко возилась с моей декой, я уселась на место Гендо, подключив к его деке свои троды.

На экране вспыхнул какой-то текст, но я щёлкнула кнопку переключения.

Яркий взрыв. Ослепительный поток света, проносящийся прямо по зрительным нервам, уступает место медленно наплывающей прозрачной темноте шахматной доски матрицы.

– Тест, – я услышала голос Рицко. – Меня хорошо слышно?

– Да, – кивнула я, забыв, что Риц меня не видит.

– Никаких выкрутасов, мы не маскируемся под правительственные запросы и тому подобное, грубо ломимся напролом – лёд у них слабый и никаких разбирательств не будет. У нас карт–бланш. Кадзи уже занимается на месте – информация никуда не уйдёт, а мы подчистим всё, что есть в Сети.

– Ясно.

Двадцать восемь… Я немного боялась – я давно не занималась взломом льда. Двадцать восемь – в этом возрасте любой ковбой уже находится в закате своей карьеры. Мне двадцать восемь настоящих лет – это мой физический возраст. Этого не видно по лицу, это нельзя заметить в полностью восстановленном и обновлённом организме. Двадцать восемь… Наверное, мне хватит статуса городской легенды. Я не хочу бить рекорды длительности карьеры и продолжительности жизни кибер-ковбоя.

Рицко запустила программу, и мы понеслись к несчастному серверу небольшой жёлтой газетёнки.

Это была одна из тех программ-хамелеонов, которыми я привыкла пользоваться. Они подстраивались под среду матрицы, они паразитировали на ней, становясь частью информационного полотна, которое в данный момент вас окружало. Они маскировались под правительственные запросы, под электронную почту пользователей, служебные запросы ядерной комиссии или повестки налоговой службы. Словно маленькие умные твари, системы программы перестраивались, делая своё обнаружение практически невозможным. Она даже меняла цвет под цвет визуализированных структур данных вокруг пользователя.

И мы неслись по неоновому городу, неслись мимо башен банков, мимо пирамид корпораций, скользили под неусыпным надзором спирали военных систем. Далеко позади остаётся ледяная твердыня Нерв, ослепительная даже с виртуализированного расстояния в пространстве матрицы, и вот мы приближаемся ко льду редакции.

Программа разворачивается, программа сбавляет скорость и начинает пожирать лёд. Светлая стена растворяется под напором тёмного монстра Рицко – я не сомневаюсь, что вирус писала она сама. Вирус расширяется и постепенно поглощает весь куб сервера, отрезая все внешние подключения, кроме нашего, запрещая доступ изнутри из рабочей сети, фильтруя потоки и вычленяя из них коды доступа к базе данных. Перед глазами сияют в бесконечном беге ленты данных, пробегая, как яркие линии чертежа огромного здания.

Добровольная иллюзия.

Осознанная галлюцинация.

– Есть!

Лёд разлетается на мелкие кусочки, напоминая взрыв, снятый скоростной камерой. Ярко сверкая, они кружатся вокруг в последнем бесполезном вальсе. И падают… Падают…

Где-то вдалеке я слышу смех, и матрица начинает сворачиваться сама по себе, легко складываясь невозможно сложной фигуркой оригами.

Открыв глаза, я поняла, что смеялась Рицко. Она курила, довольно смеясь.

Я зажгла сигарету и глубоко затянулась. Я чувствовала себя обделённой, обманутой, как если бы не нашла под ёлкой самого желанного подарка на Рождество.

Программа была полностью автономной и не требовала нашего участия. Рицко могла всё сделать сама, просто проследить за тем, чтобы архив оказался у нас, а база данных осталась девственно чистой, словно ей ни разу не пользовались.

Зачем ей нужно было моё присутствие? Два варианта: первый – формальный, присутствие наблюдателя из службы безопасности, второй – она просто хотела доставить мне удовольствие, дать мне снова почувствовать себя в седле, но у неё это не получилось.

– Риц, – я откладывала, как могла, но уже пора. – В логе должен был быть адрес отправки. Ты видела его?

Она зажгла вторую сигарету от предыдущей и немного выждала прежде, чем ответить.

– Да.

– Чей там адрес?

– Майи.

– Ты уже разговаривала с ней?

– Нет.

– Тогда не надо, я знаю, как ты к ней относишься, но, пожалуйста, не предупреждай её.

– Ладно, но будь с ней помягче, она бы никогда по своей воле не стала...

– Я понимаю.

To shame of your past pt.2

Перед тем как выключить деку, я решила просмотреть, что же такого у Гендо в личном деле, что он так стремится не допустить его утечки, а главное, откуда оно? Зачем главе корпорации хранить своё досье?

Позвонив Кадзи и договорившись о встрече у дома Майи, я заодно узнала и пароль к архиву.

No more lies.

На полях ещё стояли подписи Хосаки и Маас – это было личное дело Гендо, заведённое корпорациями.

Вместе с ним программа утащила готовый к печати шаблон статьи – там будет самое интересное. Материал шёл с врезками "биографической" информации.

В колледже и университете занимался мелким воровством с банковских счетов.

Гомосексуалист – женился на Юй только чтобы развеять слухи и получить продвижение по службе – он занимался средствами защиты информации.

Корпорации шантажом заставили его работать с ними.

По договорённости отдал им Юй и Наоко в обмен на неприкосновенность.

Сплавил сына родственникам сразу же после смерти Юй.

И прочее, и прочее...

Наверное, мне всё же не стоило этого делать. Зато мне стало понятно, что за текст был на экране его деки – Гендо получил статью намного раньше, и я видела её фрагменты.

Как он её достал? У него есть свои источники, и лучше про них не спрашивать.

Я просто курила, думая: закончится ли когда-нибудь эта ночь.

Violence solves everything pt.2

Дом был погружён во тьму – Майя спала. Ночь, бесконечная ночь, посвеченная холодным светом неона в городе. Яркие фары машин, пробирающие до костей морозом. Холодно, очень холодно. И это небо, с его вечным белым шумом...

Электронный холод.

Профессиональные взломщики – я тихо вскрыла замок, и мы вошли внутрь дома, этакого привета из 80-х, далёкого и спокойного времени. Поднялись на второй этаж, освещая себе путь фонариками.

Майя спокойно спала и даже слишком спокойно для человека, предавшего свою корпорацию.

Я посветила ей в лицо фонарём. Майя резко села на кровати. Кадзи щёлкнул выключателем. Майя заслонилась рукой.

– Одевайся и спускайся вниз, – сказала я и вышла из комнаты.

Оставив Кадзи ждать Майю, я вернулась к машине и оставила в бардачке пистолет. Я очень сильно устала и вряд ли смогу себя контролировать – я не хочу калечить Майю.

Когда я вошла, Майя сидела на стуле, кутаясь в халат, и протирала глаза.

– Мисато-сан, что случилось? – спросила она.

– А это нам должна рассказать ты.

Кадзи выставил горизонтально два пальца: без физического насилия. Я кивнула и села рядом с ним на диван.

Майя щурилась от яркого света и удивлённо смотрела на нас.

Я решила попробовать начать помягче.

– Майя, ты ведь читаешь книги?

Она кивнула.

– И наверняка ты читала старые детективы?

Она снова кивнула.

– Вот, в них, в самом конце, когда преступник оказывается прижат к стенке, он добровольно во всём признаётся, начиная издалека, с того, что подтолкнуло его на это преступление. У нас достаточно времени, и мы готовы тебя выслушать. Ты можешь начинать.

– Я всё равно не понимаю. Вы меня в чём-то обвиняете?

– Да, и сейчас ты в положении злодеев из тех самых книг.

– Но я даже не знаю в чём моя вина, если дело в обновлении, то я делала всё, как говорила Рицко-сан...

– Майя, в логах кроме времени отправления сохраняется ещё и адрес.

Она недоуменно уставилась на меня.

Играла она хорошо. На девятку по десятибалльной шкале. Никаких лишних движений, чётко размеренное проявление эмоций на лице, убедительные попытки вспомнить, что же такого она натворила. Если бы я не знала, что это сделала она, то я бы ей поверила.

Оставив Кадзи с Майей, я вышла на крыльцо. Зажгла сигарету.

Я знала, что Майя не признается. Знала, что не смогу ударить или искалечить её.

Как же я хочу, чтобы эта ночь наконец закончилась.

Ночное небо светилось неоном города, ему больше ничего не осталось, кроме как подстроиться, адаптироваться.

Ненавижу это небо. Ненавижу этот город. Ненавижу свою работу.

Я растоптала окурок и вернулась в дом.

Кадзи отрицательно покачал головой.

Я ненавижу...

Майя испуганно смотрела на меня. Она понимала, что так просто всё не закончится.

– Мисато-сан, я правда...

– Заткнись.

У неё округлились глаза.

Я оседлала стул и придвинулась, чтобы оказаться прямо у неё перед лицом.

– Просто признайся сейчас, и у тебя будет целая ночь, чтобы подумать над дальнейшими действиями. Мы не потащим тебя в Нерв, не станем ничего делать до утра, если ты признаешься. Мы просто уйдём. Но есть другой путь. Что ты выбираешь?

– Я ничего не...

– Хватит!Я выбила из под неё стул и вылила на неё всю свою ненависть:

– Ты знаешь, кто я. Ты знаешь, что я могу сделать. Я не буду бить тебя и выколачивать признание – есть и другие методы. Я уничтожу тебя. Тебя, и всю вашу семейку. Смешаю с грязью, растопчу. Все будут ненавидеть вас, даже вы сами возненавидите себя. Я знаю про ваши с Рицко игры, все о них узнают, но узнают только о тебе. Газеты с радостью напечатают любую грязь, что я им подкину. Абсолютно всё и не важно, делала ты это или нет.

Майя съёжилась. Из глаз начали течь слёзы, но она не отрывала от меня взгляд.

– Вы давно работаете на Нерв, с самого его создания. Что будет, если я скажу, что это твой отец сдал Гендо? Что, если я скажу, что ты с самого начала работала на Хосаку? Ты сломала, мою деку, чтобы затруднить мне работу. Ты отправила архив с личным делом Гендо в газету, чтобы сместить его, чтобы отдать контроль над корпорацией Хосаке. Ты организовывала взлом льда Нерв. Ваша семья пробивала себе места, сдав Гендо, убрав его жену и убрав Наоко. И уже ты сама заказала дочь известного учёного, чтобы занять тот пост, который занимаешь сейчас.

Я наклонилась ближе к ней.

– Я мертва. Для всего мира я мертва, а ты станешь моим убийцей. Кому поверят газеты – тебе или источнику в службе безопасности? У меня много знакомых, и они сделают, что угодно. Подделают, что угодно. Ты хочешь этого? Хочешь? Ты потеряешь работу, ты потеряешь репутацию. Твоя жизнь будет кончена, но даже наёмные убийцы не стануть марать о тебя руки. Тебя просто выбросят. Выбросят, как сломанную часть и не думай, что Рицко будет скучать. Она будет думать, что ты всё это время пользовалась ей. Она забудет тебя, найдёт себе другую девчонку и всё закончится. Тебя никогда не было, тебя не существует. Даже память о тебе выбросят, как воняющий мусор.

Майя отвела взгляд и просто зарыдала, сжавшись в комочек.

– Я даю тебе время до семи утра. В семь я жду тебя в главном зале Нерв, и если ты продолжишь упрямиться или не придёшь, ты увидишь, что я слов на ветер не бросаю, а ещё через некоторое время ощутишь, насколько я была права.

Мы вышли из дома в молчании. Кадзи не пытался шутить или критиковать мои действия, он просто молча сел за руль.

Я смотрела на горящий в окне свет и видела, как рыдает, скорчившись на полу Майя. Рыдает громко, потому что теперь она одна.

Мне было мерзко, мне было неприятно это делать, но я наступила на горло себе и своей совести. Мне было жаль Майю, мне хотелось обнять её и рыдать вместе с ней, успокоить, сказать, что всё обойдётся.

Я ненавижу свою работу.

Я ненавижу себя за то, что я сделала.

I Don't Care Anymore.

Я вошла в тёмный машинный зал Нерв и, ориентируясь по памяти, нашла стол Рицко. Закурила, взяв с её стола пепельницу, упала во вращающееся кресло.

В ушах всё ещё отдавались эхом выстрелы и диалог с Гендо.

Я столкнулась с ним в коридоре. Он ждал меня.

– Вы снимаетесь с расследования, – сказал он. – Второй отдел считает, что вы вышли за рамки дозволенного. Они собираются поднять вопрос о вашей отставке.

Я непонимающе уставилась на него. Запах пороха продолжал свербеть в носу, а в ушах звенело.

– Теперь они решают эти вопросы? – мне было безразлично, что произойдёт дальше. – Я нашла… – я не смогла назвать Майю крысой. – Нашла источник утечки.

Гендо пожал плечами:

– Не забывайте – я на вашей стороне. Когда можно будет ознакомиться с результатами?

– Сегодня, после семи.

– Поздравляю.

И вот я сижу в машинном зале и пытаюсь понять, что сделала не так.

Я начала медленно вращаться в кресле, а когда мне надоело, открыла жалюзи и распахнула окно.

Я устала. Устала от этой бесконечной ночи, устала за эти пять лет зависимости. Устала от постоянного насилия. Второй отдел хочет меня выкинуть? Пожалуйста, но где они найдут другого убийцу, который согласится работать бесплатно? Пусть делают, что хотят.

Я поставила пепельницу на подоконник и невидящим взглядом смотрела на город.

Мне надоело сомневаться – в сомнениях я вижу слабость. Мне надоело отвращение – это просто отрицание окружающего мира. Мне надоело ненавидеть.

Вытащив из кобуры пистолет, я со всей силы дёрнула затвор, вытаскивая застрявший патрон.

Теперь я ещё и боюсь. Впервые в жизни я стреляла в спину. Если бы я знала, зачем это делаю, я бы поступила по-другому? Если бы я знала, что именно у него будет... А у него было личное дело. Провороненный второй архив, но парень оказался или очень глупым, или очень невезучим.

I'm feeling dead 'cause I'm shouting loud and no one can hear my voice

Как только мы с Кадзи отъехали от дома Майи, пришло сообщение о второй части данных. Их отправили какому-то ковбою, а он перепугался и решил договориться с Нерв.

И вот мы сидим в машине, в длинном переулке, заставленном мусорными баками и заваленном хламом. Кадзи включил радио – тоскливые звуки саксофона на тягучем электронном фоне. Мы изображаем любовную парочку. Сейчас только изображаем, для остального у нас есть нерабочее время. Я завожу ему руки за плечи, расслабляюсь и разжимаю губы. Наклоняю голову в сторону, Кадзи одним глазом наблюдает за входной дверью.

Аихара говорил, что пароль был приклеен скотчем к телефону-автомату, этот случай не стал исключением. Мы нашли бумажку, но не стали её трогать. Мы ждали.

– Вот он, – шепчет Кадзи.

Из подъезда выходит парень лет двадцати пяти, настороженно озирается по сторонам и идёт к телефону.

Мы выходим из машины и направляемся к нему. Он отдирает записку, замечает нас.

И всё бы на этом закончилось. Просто забрали бы у него всё, заплатили, может, пригрозили, и все бы остались довольны.

Но он побежал. Побежал к дальнему выходу из переулка, где сплошным потоком шли люди; не оглядываясь, побежал, чтобы слиться с ночной толпой.

– Стой, – крикнула я, вытаскивая пистолет.

Я направила его в землю, собираясь сделать предупредительный выстрел. Боёк сухо щёлкнул – осечка. Я передёрнула затвор.

– Он уйдёт, – сказал Кадзи.

– Нет.

Времени принять решение уже не осталось. Экспансивные пули не пройдут насквозь. По-крайней мере я на это надеюсь.

Are you the one that hates yourself to pull down the trigger that ends your life forever?

Смотря в окно, я вижу в мельтешении огней рябь толпы прямо перед парнем. Выводящий свою грустную ноту сакс, оставляет тянущее чувство в душе, и я жму на спуск. Всё происходит словно в замедленной съёмке.

Парень запинается, делает по инерции несколько шагов, и я стреляю снова. Пистолет без глушителя больно бьёт по ушам эхом. Палец сам по себе жмёт на спуск, но ничего не происходит – затвор не закрылся из-за перекоса патрона.

А парень все продолжал медленно падать...

Сунув бесполезное оружие в кобуру, я подбежала к нему, забрала пароль вместе с кассетой, но меня обступили люди. Я растерялась. Откуда-то из толпы прилетел камень, я увернулась. Второй зацепил скулу. Я приготовилась с боем проталкиваться в переулок к машине, думая, что помощь Кадзи не помешала бы, но он не заставил себя ждать. Грохнул выстрел, и потом я осознала, что Кадзи тащит меня к машине.

И сейчас, глядя из окна на город, я понимаю, что главная проблема – содержание второго архива. Штамп второго отдела – внутренней службы, занимающейся сотрудниками. Личные дела, психологические портреты, решения о пригодности. Но последнее слово всегда за Гендо.

"опасный неуравновешенный элемент"

И перед глазами: я стреляю в голову мертвому жокею. Потому что я завидую ему. Потому что я ненавижу его за это.

"убивает и применяет силу без колебаний, не испытывая раскаяния или сожалений"

Я ломаю пальцы репортеру только потому, что он от страха потерял дар речи. Без физического насилия – я давлю на Майю, зная, что у нее нет никакой психологической устойчивости – она так воспитана, её никто специально не готовил.

"при всех отрицательных качествах, лояльна и не представляет угрозы безопасности корпорации"

И всё это ради корпорации, для ее блага. Да здравствует Нерв. Спасибо за подаренную никчемную жизнь.

Blind to the truth – никогда я ещё не видела настолько хорошо подобранного пароля. И теперь я хочу быть уверена. Я хочу припереть Майю к стенке – она может сколько угодно отрицать свои действия, но она ничего не сможет противопоставить живому свидетельству.

Я понимаю – на неё надавили, так же, как сделала я. Ее запугали, так же как я. Ей пригрозили, и она боится рассказать. Но проблему нужно решать, и решать быстро. Я выдвинула ящик своего стола и вытащила футляр с софтовыми модулями. Вчерашний вечер – воспоминания будут достаточно четкими.

Выудив ногтями тонкую щепочку, я вставила её в разъем за ухом. Закрыла глаза и дождалась пока по векам пробежала полоска инициализации. Вчерашний вечер в качестве даты. Шесть часов. Два режима – полная визуализация, как кино или наложение поверх видимого пространства. Я выбрала наложение – для этого софт и разработан. По поверхности предметов пробежала рябь. Несмотря на темноту в зале, проступили яркие контуры мебели, всякой мелочи на столах. Такие, какими я их видела вчерашним вечером. Серебристые, прозрачные и немного подрагивающие – режим наложения. Через мгновение начали появляться фигуры-призраки. Рицко, Майя, Аоба... Гендо за столом – что-то пишет. Фигуры двигаются, работают, живут во вчерашнем дне. Изредка они замирают, идут шумом и рывком продолжают свои дела – в этот момент я отводила взгляд или отворачивалась.

17:59 – уходит Аоба, перебросившись парой слов с Макото.

18:01 – Майя зовет Рицко и о чём-то спрашивает.

18:06 – цифры в уголке взгляда не дают потеряться во времени. Вот сейчас, уже скоро...

18:07 – Майя уходит вместе с Рицко. Нет, не может быть. Это просто плохой сон, нет...

18:08 – архив должен уйти через минуту, но за декой никого нет, а все планировщики, скрипты и любая другая автоматизация действий отключена в целях безопасности.

18:09 – Гендо подходит к деке Майи...

18:10 – он возвращается за свой стол. К деке больше никто не прикасался. Я не отметила этого в памяти, потому что он пробыл там меньше минуты.

Всё становится на свои места. Я вытащила из кармана пароль – прямоугольный желтоватый кусочек плотной бумаги – и подошла к столу Гендо.

Chase for nothing

Нет, нет, нет... Я выдернула софтовый модуль – "Нет!" – и швырнула его на стол, где он тут же потерялся в моих бумагах.

Я сидела в кресле, а вокруг медленно растворялись призраки памяти.

Утром, я видела эти бумажки на столе у Гендо, он словно специально положил их на край, чтобы я их увидела хотя бы боковым зрением. И я увидела. В проекции они все так же лежали там. И я видела, как он что-то писал на них. Отрывки из статьи на экране его деки ещё до того как мы забрали архив, абсолютное спокойствие на лице, когда я назвала имя Майи, и его присутствие возле деки Майи во время отправления... И что мне теперь делать? Что же я наделала... Последними исчезали фигуры. Медленно блекли и занимали своё место – в прошлом. Все, кроме одной. Гендо сидел за столом, сложив на груди руки.

– Зачем? – задала я единственный вопрос, остававшийся без ответа.

– Чтобы проверить вас. Вся операция была спланирована Вторым отделом. Вас поставили в реальные условия и наблюдали, как вы справляетесь. Никто кроме меня, Акаги Рицко и людей из Второго отдела не знал об этом.

– А если бы у меня не получилось?

– Ничего непоправимого не произошло бы. Я лично редактировал свое досье, чтобы оно выглядело как спекуляция на слухах. Естественно, статья бы не получила хода. В итоге, Второй отдел недоволен, они считают, что вы перешли все границы, и подняли вопрос о вашей отставке и снятии с поста главы службы безопасности. Решение будет вынесено в течение десяти дней. И всё же, я не могу не признать, что вы действовали быстро и эффективно. Сегодня в девять вас ждут для предварительного уточнения деталей.

– Вы уже звонили Майе?

– Нет, я думаю, вам есть о чем поговорить.

Да уж.

Гендо ушёл, а я осталась ждать Майю. От того, что я узнала лучше не стало. И наверное... только хуже. Теперь у меня не было оправдания своим действиям. Если до этого можно было успокаивать себя, что это всё ради блага корпорации, которой я обязана по гроб жизни, то теперь получается, что я делала всё во вред себе. Рамки дозволенного – у службы безопасности полный карт-бланш в методах. Рамки дозволенного – я действительно не колеблясь ни секунды перехожу к насилию.

Потому что меня ничто не сдерживает, потому что до этого я не ощущала от своих действий никаких последствий.

You can (not) justify

Я сидела на одном из столов и курила, зажигала следующую от предыдущей. Сейчас уже утро, солнце всё никак не взойдет, где-то через час начнут подтягиваться работники. Но пока небо подсвечивает всё тот же бледный холодный свет мачт в порту пополам с неоном.

Майя не пришла. Вряд ли Гендо звонил ей, это могла быть Рицко, но в этом я тоже сомневаюсь.

Как же хочется, чтобы сомнения были напрасными. Как же хочется, чтобы ночь наконец закончилась. Столько глупостей за одну ночь. Слишком много, и слишком много неоправданного насилия.

Из-за усталости я начинаю клевать носом, мысли замедляются настолько, что я пропускаю очень характерный щелчок.

В дверях стояла Рицко, направив на меня пистолет, она подошла чуть ближе.

– Как ты могла?

Я молчала. Я знала из-за чего она здесь. Я догадывалась, что Майя поступит именно так, Рицко совсем не обязательно озвучивать это.

– Что ты с ней сделала? – Рицко сорвалась на крик.

– Я к ней и пальцем не притронулась.

Я тщательно подбираю слова, мне приходится прилагать колоссальные усилия, чтобы сохранять рассудок. Не то слово, не та мысль в ненужный момент и прощай Кацураги – вместо меня останется психопат, машина для убийства, не знающая жалости, и которой чуждо всё человеческое. Сейчас я недалека от него, но мне кажется, что я пока что остаюсь человеком, мерзким и неприятным, но человеком.

– Она позвонила мне после вашего прихода и всё рассказала.

– Ты знала, что она так поступит? Ты догадывалась, но почему ты не сказала, что это всё постановка?

Подбородок Рицко задрожал, по щекам покатились слёзы.

– Я не могла!

– Могла, всё закончилось бы намного раньше и все были бы счастливы. Ты виновата в той же мере, что и я.

– Не смей!

– Делай то, что должна. Не тяни и не сомневайся. Если ты знаешь свой уровень жестокости, и это укладывается в рамки – просто сделай.

Рицко рыдала. Свободной рукой вытирая слёзы, она продолжала держать меня на прицеле. Через никотиновый туман я понимала, что должна продолжать говорить.

– Ты можешь просто уйти. Второй отдел занялся моим делом, и мне придётся отвечать. Ты сможешь всё увидеть своими глазами, и, возможно, это будет намного хуже.

– Гендо не даст им ничего сделать. Кадзи уже разговаривал с ними, он сказал, что у тебя посттравматическое расстройство и тебе нужно время, чтобы прийти в норму, он предложил временное отстранение. Гендо поддержит его. Он считает, что ты всё сделала правильно.

Кадзи, ты сам веришь в это? Ты придумал эту ложь, чтобы отгородиться от правды?

Сделав вид, что потянулась за сигаретами, я поставила пистолет на предохранитель. Хватит уже на сегодня.

– Я хочу проснуться, как же я хочу проснуться...

– Что бы ты сделала, если бы я убила того, кого ты любишь? – спросила Рицко.

– Я убила бы тебя.

– Значит, ты меня понимаешь.

Я кивнула.

– Сейчас...

В окно заглянул первый луч солнца, залив помещение золотом.

Я потушила сигарету и отставила забитую пепельницу.

Резко рванувшись в сторону, я полетела на пол, вытаскивая пистолет. Пусть у Рицко будет оправдание своим действиям, которое я так и не смогла найти для себя.

Уже лёжа на полу, я увидела стоящего за спиной Рицко Гендо.

#CyberWeeb #КонкурсВиабу