Буквы для обеденного чтения.

С подъездом в этот раз общаться не пришлось, но прям на выходе в объятьях летнего дня Дримса поджидали те самые бабули, от разговора с которыми он смел так нагло увернуться еще на входе. Очевидно, сейчас знакомства с хранителями вечности было уже никак не избежать. Так, плавно вышагивая из подъездной тени, парень как в последний раз пытался надышаться мрачноватой прохладой тишины и спокойствия, тем самым готовя себя к худшему из проецируемых вариантов, он знал, что его ближайшее будущее заслуженно его же наглостью и нетерпением.

Вот только бабулям на лавочке, оказывается, было совсем не до него. Они жадно обсуждали какие-то события. Видимо, те самые, от которых Дримс своевременно спрятался в подъезде.

- … вот они и прыгают! - уверенно закончила предложение одна из бабушек.

- а я слышала, это все из-за… - напористо отвечала ей вторая.

- ха! а вы не думали, что это на самом деле вообще… - уже издалека слышал Дримс.

Спустя несколько шагов, парень оказался на безопасном расстоянии от водоворота сплетен и новостей. Теперь он был предоставлен сам себе, готовый раствориться в летнем зное своего любимого Городка. Дримс буквально желал утонуть в окружающей его действительности - стать к ней как можно ближе. Голодный до чистоты местного воздуха, он дышал полной грудью так, будто хотел захлебнуться чайным настоем из сосен, берез и ромашек. Судя по погоде, сам Академгородок встречал своего сына радостно и вприпрыжку - по улице скакали солнечные зайчики, день блестел лучезарной улыбкой, и это отражалось во всех прохожих. Почувствовал наконец это и сам Дримс. На его лице тоже играла улыбка, с осторожностью, но так искренне, он испытывал счастье встречи со своим детством.

Жизнь молодого человека сводится к тому, чтобы делать выбор, принимать решение и, конечно, нести ответственность. По крайней мере в таком ключе воспринимал свою жизнь Дримс. В самом лучшем смысле этого слова он переживал все происходящее вокруг и по мере возможности контролировал свое состояние, будто проводник, который может модулировать свой состав и строение, становясь стальным, когда нужно быть прочным, а золотым, если нужно поменьше греться. От внутреннего состояния зависело сопротивление происходящим событиями. Он знал, что иной раз при сильном внутреннем сопротивлении или же изрядном внешнем напряжении проводник мог просто перегореть, тогда жди беды.

К счастью в данный момент беспокоиться было совершенно не о чем, мир вокруг был полон умиротворения, а редкий южный ветерок еле заметно подталкивал в спину, направляя мальчика в нужном направлении. В отличие от всей остальной жизни принимать решения сейчас не было никакой необходимости, ноги сами шли по дороге, куда надо. Остальные органы чувств просто наслаждались происходящим миром.

Дорожка вильнула за угол дома, где Дримса ждала чуть мутная, зато очень живая тропинка, срезавшая через лес наискосок угол между Морским проспектом и улицей Ильича. В березовой тени по обе стороны тропы бурлили гигантические муравейники, каждый размером почти вдвое выше человека. В возрасте, точно никем не установленном, местные муравейники легко превосходили даже бабушек у подъезда, которые реально казались вечными. Проходя рядом, горы земли и веток казались просто кучами торфа, но, подходя ближе, кучи начинали вдруг оживать прямо на глазах, грозя страшным головокружением, а может и рвотой, если смотреть на них слишком долго - жизнь в них кипела, а жители копошились в своем бесчисленном множестве, это было похоже на галлюцинацию. Подчиненные общей идее, готовые отдать жизнь за общее дело, они были силой. “Посчитать бы вас” - подумал Дримс: “Так много смысла! В каждом цель! Стремление! Счастье?” - подул случайный философский бриз в голове подростка: “А что бы они сделали с телом человека?” - вдруг пронеслось, что-то грешное и скрылось в глубине подсознания. Ноги несли вниз по мутной тропинке. В конце живого коридора виднелась улица Ильича.

Одна из главных пешеходных артерий Городка. Ее перпендикулярность к Морскому проспекту задавала правило их отношений. Будто друг другу они несогласно перечили. Морской проспект шел к морю, а Ильича к университету. Люди разделялись на два типа: одним больше нравился променад по Морскому, другими по Ильича. Но Дримс пока не относился ни к тем ни к другим, он одинаково любил оба направления. “Лишь бы не стоять на месте.” - думал он про себя, скользя вниз по тротуару - настроение было каким-то возвышенно святым и размазанным одновременно.