Кристофер Маккуорри о создании фильма «Миссия невыполнима: Смертельная расплата, часть 1» и о том, почему ИИ выбран в качестве злодея. [Лонг интервью]

Маккуорри рассуждает о том, почему эта предпоследняя операция превзошла даже «Миссия невыполнима: Последствия» по интенсивности.

COLLIDER: Если кто-то никогда не видел ничего из того, что вы снимали раньше, что бы вы хотели, чтобы он посмотрел в первую очередь и почему?

КРИСТОФЕР МАККУОРРИ: «Миссия невыполнима: Смертельная расплата. Часть первая и вторая». Обе эти части содержат все фильмы, которые я когда-либо хотел снять и не смог. Они содержат все, что я когда-либо хотел сделать. Это первый раз, когда я действительно почувствовал себя комфортно как режиссер. Я действительно чувствовал себя в своей стихии.

COLLIDER: Какая миссия , в которой вы принимали участие, претерпела наибольшие изменения на монтаже и почему?

МАККУОРРИ: "Смертельная расплата, часть 1", безусловно. Он изменился, потому что было много чрезвычайно сложных идей, которые мы пытались передать эмоционально, а не интеллектуально, и это было то, как донести эти вещи таким образом, чтобы вы их чувствовали, а не мы их вам подсовывали. Это был просто постоянный процесс совершенствования с точки зрения больших идей фильма, но также и актерской игры. Этот актерский состав просто поражает своим богатством....

COLLIDER: Вот о чем я хотел поговорить; когда вы, ребята, писали фильм, вы не могли знать, насколько ИИ станет тем, о чем все говорят, когда этот фильм вышел, или, может быть, вы знали!? Может быть, вы Нострадамус. Так что расскажите немного об этом.

МАККУОРРИ: Самые ранние разговоры, вероятно, самые ранние разговоры об этом были в 2018/2019 годах, и мы искали злодея, следующую угрозу в «Миссии» . Мы делали ядерные угрозы, мы делали химические угрозы, биологические угрозы, делали «Кроличью лапку», и Бог знает, какая еще это была угроза. Пытаясь найти что-то интересное, мы решили оглядеться по сторонам, и главный разговор, который я завел с Томом [Крузом] в самом начале, касался технологий, информационных технологий и того, о чем сейчас все говорят, - искусственного интеллекта.

Когда я представил это Тому, я сказал: «Два или три года назад эта идея показалась бы слишком интеллектуальной для большинства людей». Мы бы слишком много объясняли, что мы хотим показать аудитории. Я сравниваю это с Холодной войной. Когда я рос, Холодная война была очень реальной, она была очень актуальной. Мы были под угрозой ядерного уничтожения, и верили, что в любой момент может начаться война между двумя или тремя ядерными сверхдержавами. Поэтому, когда вы шли смотреть фильм о Холодной войне, вам не нужен был кто-то, кто бы создавал угрозу Холодной войны, вы просто чувствовали это. Это было то, что вы привносили в фильм. Поэтому мой разговор с Томом был таким: «Что люди привносят в фильм сейчас? Они не привносят Холодную войну, они не привносят войну с террором, они привносят что-то новое, и что это? Что это за тревога?»

Я чувствовал эту тревогу по поводу технологий и того, как технологии начинают влиять на нашу жизнь, и как нам принять эту тревогу, которую зрители привносят в фильм, и дать им выход? Это то, к чему на самом деле сводится фильм. Когда вы идете смотреть Top Gun в 1986 году, Холодная война была очень реальной. Эта тревога была чем-то, что вы привносили в нее, и вам нравился этот фильм, потому что он говорил вам, что в конечном итоге все будет хорошо. Вы показывали им выход.

Итак, да, мы говорили об ИИ, алгоритмах и информационных технологиях, начиная с 2018/2019 годов. (Соавтор) Эрик Йендресен и я долго работали над этой и второй частью , и во второй части есть очень пророческие вещи, которые могут вас напугать.

COLLIDER: В прошлый раз, когда мы разговаривали, вы говорили о том, что для некоторых из этих фильмов у вас будет готово 30 страниц, и на съемочной площадке вы будете много писать и испытывать стресс. Чем отличалось создание этого и второй части по сравнению с другими фильмами?

МАККУОРРИ: С "Последствиями" вся идея состояла в том, чтобы начать с 30-страничного наброска, чтобы избежать путаницы, возникающей при написании сценария, а затем необходимости менять его полностью. Людям очень сложно, по мере развития сценария, менять его. В этом случае было еще сложнее, потому что, когда все началось, а это, опять же, было в 2019 году, у этих двух фильмов был совершенно другой календарь релизов. Когда мне дали календарь релизов, и я подсчитал, сколько времени потребуется на создание фильма, я сказал: «Если вы хотите уложиться в эти даты, я должен начать работу на следующей неделе. У меня не будет времени написать план. У меня не будет времени написать сценарий, чтобы уложиться в эти даты». Поэтому я немедленно сел в самолет и начал работать, пытаясь понять, что это будет за фильм. Это была суета. В этом случае все было еще более напряженно, чем в "Последствиях" . Затем случилась пандемия, которую никто из нас не мог предсказать, и ее последствия.

Хотя, с одной стороны, у нас было гораздо больше времени в течение этого длительного процесса. Мы были в процессе постоянного восстановления и суеты, поэтому я бы сказал, что, несмотря на то, что это заняло гораздо больше времени, написание этого было еще более интенсивным и сложным для понимания. Было гораздо больше персонажей, это была более масштабная, более сложная, более тонкая угроза в фильме, и мы постоянно пытались понять, как сделать это таким же удобоваримым, каким является фильм сейчас. Что действительно важно в этих фильмах, так это то, что когда вы садитесь смотреть их, вы не делаете никакой работы, наблюдая за ними. Они происходят с вами, вы участвуете в этом путешествии, и вы переживаете опыт этого главного героя. Все мысли, которые вы будете формировать о фильме, я хочу, чтобы вы делали после. Это не значит, что я не хочу, чтобы вы думали, я просто не хочу, чтобы вам приходилось думать.

COLLIDER: Вы представляете нам такую крутую угрозу в качестве ИИ и вездесущности; он может видеть все, он может знать все, и в этом современном мире, если вы посмотрите на Лондон, камеры повсюду. Насколько сложно понять, как победить что-то подобное?

МАККУОРРИ: Мы знаем, насколько это невозможно, и это проблема для Части два.

COLLIDER: Конечно. Вторая часть — это конец франшизы «Миссия» ?

МАККУОРРИ: Я не знаю, чем закончится вторая часть , поэтому не могу вам сказать.

COLLIDER: Хорошо.

МАККУОРРИ: [Смеется] Я не уклоняюсь от ответа. Я мог бы сказать вам, что знаю, чем закончится вторая часть, но я не могу гарантировать, что это будет конец, когда мы доберемся до него.

COLLIDER: Конечно.

МАККУОРРИ: Том и я никогда не зацикливаемся на выполнении плана. У нас всегда есть направление, у нас всегда есть место, куда мы направляемся. Когда мы пытаемся описать процесс, оглядываясь назад, кажется, что мы просто летим по инерции и придумываем все по ходу дела. Это неточное описание. Вы определенно летите в определенном направлении, вы определенно готовы. Вы не могли бы быть таким бесцеремонным, не получив при этом серьезной физической травмы. Такие вещи планируются в дюйме от их жизни. По пути мы видим блестящий предмет и идем к нему.

COLLIDER: Я полностью понимаю.

МАККУОРРИ: Когда мы снимали Часть 1 , когда мы вернулись со всех наших зарубежных локаций и снова оказались на сцене, я собрал всех на съемочной площадке, чтобы выяснить, что произойдет в поезде, теперь, когда я больше знал о персонажах и имел другое понимание истории, чем когда мы начали снимать фильм. Я собрал всех в том красном вагоне поезда и сказал: «Я не знаю, как закончится этот фильм, но я знаю, что он заканчивается в этом вагоне. Это все, что я знаю».

COLLIDER: Какой фильм или фильмы повлияли на Смертельную расплату?

МАККУОРРИ: Так много и ни одного. Есть фильмы, которые меня вдохновляют, с которыми я соревнуюсь, как спортсмен, как-то по-дружески. Есть фильмы, которыми я глубоко, глубоко восхищаюсь и которые как-то застревают у меня в голове. Я люблю фильмы об Арктике, я люблю фильмы о подводных лодках. Подводные лодки просто классные. Арктика просто классная. Я люблю «Нечто», но не могу сказать, что «Нечто» повлияло на «Смертельную расплату». Мне нравятся «Подводная лодка» и «Багровый прилив» , подводные лодки — это потрясающая среда с высоким давлением. Я не могу сказать, что они повлияли на фильм. Это как перчатки. Режиссер показывает мне какую-то классную среду, и я говорю: «Я хочу это сделать! Я хочу получить возможность сыграть в этом пространстве».

Так что да, я мог бы перечислить вам миллион фильмов, которые вдохновляют меня как режиссера и заставляют меня хотеть работать в этих условиях — в пустыне, в Арктике. Я бы сказал, что больше всего то, что я постоянно вижу в фильме без какого-либо намерения, — это призраки других фильмов и режиссеров, которыми я действительно восхищаюсь, в основном из-за того, что мы работали со множеством экстремальных условий — сильный ветер, вода, песчаные бури и лед. Мы работали со множеством экстремальных условий, и я подсел на это. Мне на самом деле нравится беспорядок и сложность всего этого, и то, как это влияет на энергию в эпизоде. Один только ветер в эпизоде с поездом... все это придает ему определенную драматичность, на которую я подсел. Я вижу там много Джона Форда. Я вижу много Стивена Спилберга, «Близкие контакты», где я внезапно смотрю на что-то и где я не хотел, чтобы это произошло. Я вижу призраки всего этого там.

Я был очень полон решимости с самого начала этого процесса не быть преднамеренным, не поддаваться влиянию чего-либо, кроме эмоций, которые я хотел выразить в кадре, и в итоге у меня получилась очень необычная — как бы занудно это ни звучало для вас — у меня получилась очень необычная динамика с моей съемочной группой в этом фильме. Фрейзер Таггарт — оператор, Мартин Смит — осветитель, а [Джонатан «Чанки» Ричмонд] — первый оператор камеры, и у нас была очень необычная динамика по сравнению с другими динамиками, которые у меня были раньше, когда мы работали парами, Мартин и Фрейзер были одной парой, а я и Чанки — другой. И каждое утро мы приходили, и Чанки и я обсуждали объективы, мы обсуждали положение камеры, которое мы собирались сделать, и в начале фильма я сказал Фрейзеру: «Вот что я хочу убрать из фильма. Это не то, что я хочу сделать в фильме, это то, чего я не хочу делать в фильме. Это то, что я хочу убрать из-за последствий в дальнейшем и того, как они станут проблемой в монтаже. И я хочу, чтобы фильм ощущался живым, я хочу, чтобы он ощущался текучим. Я хочу, чтобы камера ощущалась легче и не была такой свинцовой и застрявшей в освещении».

И это в конечном итоге создало множество сложностей. Как только мы взялись за это, мы уже не могли отступить. Камера почти никогда не стоит на рельсах, она почти никогда не устанавливается на штатив. Это почти полностью стедикам, стабилизатор и кран. Камера парит, и она кажется очень легкой. Когда вы внезапно ставите камеру на рельсы, чтобы снимать и вставлять, вы чувствуете это, вы больше не чувствуете, что находитесь в своем фильме. Поэтому мы никогда не говорили: «О, это не мой стиль», потому что я не гонюсь за стилем. Чанки и я смотрели на это и говорили: «Это просто не похоже на наш фильм. Это не похоже на Dead Reckoning , во что он превратился». И мы позволили фильму найти свой собственный стиль и создать свой собственный язык, и со временем мы были обязаны подчиняться этому.

Так что то, что вы действительно чувствуете, это стиль, возникающий из фильма и из конкретной драмы в нем. Все голландские ракурсы, которые вы видите в истории, это не я вхожу и говорю: «Я хочу использовать много голландских ракурсов!» Это было: «Это просто выглядит лучше, если вы сделаете это голландским, и если камера будет так низко, и вы хотите, чтобы кадр был сбалансированным, вот что...» Все, на что вы смотрите, это Чанки и я, медленно формируем кадры и создаем это, и со временем осознаем: «Боже мой, в этом фильме много голландских ракурсов. Это как бы стало его ощущением». Мы нашли визуальный стиль фильма по ходу дела.

COLLIDER: Будет ли вторая часть иметь совершенно другой визуальный стиль или она будет очень похожа на первую часть ?

МАККУОРРИ: Мне было бы все равно в любом случае. У этого будет свой собственный стиль. Могу сказать, что то, что я сделал во второй части стало лучше. Мы больше узнали о языке и оборудовании, которое мы использовали. Если вы посмотрите драку в переулке с Пом [Клементьефф] и Томом, мы использовали камеру под названием Rialto, камеру Sony VENICE. С Rialto вы можете снять датчик и объектив с корпуса камеры — он прикреплен с помощью кабеля — так что теперь у вас есть это очень компактное ручное устройство. Если вы посмотрите сцену еще раз, вы увидите, что третья ось этой сцены драки, когда это не Пом и Том, — это Чанки, и то, как он управляет камерой, придает этой сцене драки энергию. Это произошло гораздо позже, после того, как мы сняли драку в поезде, поэтому мы вернулись на крышу поезда и пересняли некоторые небольшие фрагменты драки, потому что внезапно поняли: «Эй, это можно использовать как усилитель силы». На самом деле это действительно эффективное оборудование.

Итак, драма подскажет нам, куда поставить камеру и как ее двигать. И есть нить во второй части, есть промежуточная история, к которой вы постоянно возвращаетесь, весь визуальный язык, который мы узнали в сцене с Кэри Элвесом в начале фильма, был применен для лучшего эффекта во второй части. Так что да, у него будет свой собственный стиль, только потому, что он будет развиваться. Мы просто будем знать лучше. Мы просто применим то, чему научились.

#americanspy #americanspystories