Глава 2 - Город трех рас

Утро в Рейнхолде всегда пахнет железом и магией.

Сумерки здесь цепляются за дома, пока первая волна солнца не опаляет купола рунных кузен, и воздух становится похож на расплавленное золото.

Над головами — драконьи кареты и гномьи дирижабли, вдоль стен бегут светящиеся глифы.

На первый взгляд — идеальный мир, построенный совместно людьми, эльфами и дворфами.

Но если вслушаться, под этой музыкой жизни слышен другой ритм: шорох лишних шагов в переулках, звон меди, скрытый внутри смеха глашатаев, и едва уловимый свист оружия, прячущегося под мантиями послов.

Сегодня город был особенно шумен — должно было состояться заседание Совета Пяти Рас.

Слуги мыли каменные лестницы с благоговейной медлительностью — как будто само здание следило за ними.

Город готовился к показу своего лучшего лица.

Именно в такие дни случаются худшие вещи.

Мы с Ли’энаром и Мейрой прибыли к воротам дворца к полудню.

Рагар исчез раньше: сказал, что проверит слухи о чёрном рынке демонической крови.

Его способ добывать новости всегда настораживал — чем больше крови он нюхает, тем яснее картина.

Перед нами — не просто здание.

Дворец Согласия, построенный из белого камня, сотканного из магии и мрамора; его стены переливаются оттенками, словно раковина небесного зверя.

Башни пересекаются арками, внутри которых бьются потоки света — жилы чистой энергии, растущие из расколотого сердца мира. Красиво. До тошноты.

На ступенях — караулы разных рас: человеческие мечники, эльфийские тени, дворфийские жрецы‑инженеры с молотами‑жезлами. У каждого — свой герб, своя вера, но все глядят друг на друга настороженно. Согласие только в названии.

Я не люблю дворцы. В мраморе слишком удобно прятать кровь.

Внутри нас встретил Альмар Вайс, префект Гильдии. Седина, военная выправка, глаза человека, который видел слишком много нежити.

Он не улыбался.

— Каэль Эдарн, — произнёс он, задерживая взгляд на моём лице. — Последние отчёты о подземелье… впечатляют.

— Если впечатляют — значит, вы ещё не понимаете страшного, — сказал я.

Вайс кивнул коротко.

— Совет хочет видеть вас. Возможно, вы пригодитесь в Долине Зеркал.

Он сказал это, как будто речь шла не о человеке, а об инструменте.

Меня должны были рассмотреть.

Коридоры дворца отливали цветом застывшего льда. По левой стороне тишину нарушали альвийские жрецы с сосудом ареала — священного света, который, по легендам, очищает мысли. Я чувствовал, как аура жидкого света царапает мне кожу.

Он узнаёт меня, подумал я. Этот свет чувствует, чье сердце когда‑то убило ангелов.

Зал заседаний — гигантская амфора, своды которой распирает поток энергии. На трон‑кафедре — пятеро представителей:

эльфийка Сера Тиэрэль, бледная, с глазами цвета зимнего льда;

дворф‑техномаг Фарен Гникс, с кожей, как раскалённый камень;

зверолюд‑прадед клана Рогата Тень;

человек и гном; пять голосов мира.

Я смотрел на них и видел — не величие, а усталость. Их мир держится на страхе повторения.

Тиэрэль начала первая:

— Гильдия исказила данные. В подземельях вновь активны демонические потоки.

Гникс гулко ударил молотком в кафедру:

— Ерунда! Это реакция катализаторов, не вторжение.

— Тогда объясните свидетельства! — эльфийка вырвала из рук слугу таблицу. — Трое стражей погибли, в воздухе обнаружен запах Серой магии!

Тишина. Потом все поглядели на меня.

— Человеческий искатель Каэль Эдарн был на месте, — сказал Вайс. — Пусть расскажет.

Все взгляды впились в меня. Я сделал шаг вперёд, услышал, как эхо отдаётся в куполе.

— То, что вы называете «катализацией», — дыхание мира. Живое. И оно просыпается.

— Ты видел демонов?

— Я видел последствия лжи. Остатки чего то большего.

Тиэрэль наклонила голову. — Ты говоришь как священник. Или как шизик.

— Иногда это одно и то же.

В зале прошёл смех. Только Гникс напрягся: он, как все дворфы, чувствителен к гулу магии. Что‑то начинало звучать в стенах, очень тихо, но ровно. Как барабанное сердце. Он понял раньше всех.

— Все назад! — крикнул он, но поздно.

Арка за троном вспыхнула. Из временной щели вышвырнуло первый силуэт — не демона, а человека в плаще с зеркальной маской. Следом — ещё двое. «Безликие», культисты, продающие себя магии. Их руки — клинки из кристаллизованного света.

Они ударили по Совету. Мир взорвался шумом.

Моя магия вырвалась сама собой. Золотое пламя вспыхнуло, перекрыв всё. Ли’энар пытался сдержать поток ветром, Мейра ронила руну-глушитель. Но атака шла изнутри пространства — из трещины в магическом куполе дворца.

Я почувствовал, как внимание мира наклоняется ко мне, как оттуда, где некогда взирал Глаз, тянется нить.

Если отпущу — всё сгорит.

Если удержу — сгораю сам.

Выбора нет.

Я поднял руку — и мир задрожал. Волна света ударила в зал, разрывая в пыль кристаллы в руках врагов. Они падали как куклы. Половина трона раскололась, глифы потекли, камень плакал магией.

Когда всё смолкло, на полу остался я и пламя, которое не гаснет.

Тиэрэль, оперевшись на какую‑то обломанную колонну, впилась взглядом в меня:

— Ты вызвал этот огонь. Не отрицаешь?

— Я его удержал. Разница тонкая, но жизненно важная.

— Ты… опасен.

Я улыбнулся — по‑настоящему. — Да. Именно это нам и нужно, чтобы выжить.

Вечером город напоминал костёр из пепла.

Площадь Гильдии заполнена толпой, пламя в фонарях мерцает багрово, в воздухе — запах гари и цветов. Толпа кричит: «Покушение!», «Заговор!», «Совет распадётся!»

Вайс приказал молчать всем свидетелям, но слова уже вылетели.

Город раскрошился на три лагеря: дворфы обвиняют эльфов в саботаже, эльфы — людей в коварстве, люди — всех остальных в лукавстве.

Я брёл по двору в темноте, вытирая кровь с рук. Не мою — чужую.

Мейра догнала меня, бросила на стол кусок маски Безликого: пласт из зеркального стекла, в котором отражались созвездия. — Нашла в зале, — сказала она. — Он не из наших миров. Материал — бездно‑стекло.

Ли’энар внимательно рассмотрел осколок. — Зеркала… Долина Зеркал.

Мы все трое подняли глаза к трещине в небе. Она дрожала.

Мир начинает трескаться изнутри.

Я вернулся в комнату поздно.

Город молча горит, а над ним — луна и трещина в небе. Я сел за стол, открыл дневник и написал строку:

«Когда боги молчат, говорят осколки их зеркал.»

Чернила растеклись, словно чёрная кровь.

Внизу улица оживала перестрелками магии. Я понял, что ночь ещё не закончилась.

Рейнхолд ночью не спит — он дышит.

На закате город превращается в организм из камня и пара: по трубам бежит пар, по улицам — магия, по крыше каждого дома бродят огни.

Но в этот вечер всё было иначе. Огонь едва теплил, воздух резал нос, а где‑то в районе нижнего порта ревели маги стихийников, гасившие пожары.

Город стонал под тяжестью внутренней бури.

Мейра нашла меня у восточного моста. Свет ламп здесь дрожит, потому что рядом тянутся линии Жил Мира — энергетические капилляры, по которым течёт эфир, питающий всё живое.

Она положила руку на перила, глаза её приятно отражали жёлтое сияние.

— Город на грани унижения, — сказала она. — Совет объявил вину… человеческой стороны.

— Было ожидаемо.

— Ты даже голоса не приподнял.

— Сегодня они бросают грязь в грязь. Когда начнут бросать в огонь, мы увидим, кто горит быстрее.

Она улыбнулась, но в смехе звенела сталь. Дворфы — народ прямой: они понимают силу по‑деловому, без напыщенных фраз.

В дальнем квартале раздался хлопок, потом второй. Это звук взрыва рунических печатей. Мейра подняла голову.

— Кто‑то атакует Гильдию, — определила она.

— Значит, нас ждут.

Мы побежали.

Город в огне прекрасен и ужасен: лапы тьмы хватают за углы, свет метается по витражам, люди кричат. Я чувствую, как магия просыпается в жилах: она тянется ко множеству источников, вбирает страх и выплёскивает силу наружу. Ветер стелет пыль, молнии ищут жертву.

У входа в Гильдию — огонь, дым, тени. Ли’энар сидит на ступенях, опершись на посох, его мантию потрёпанную облизывает вихрь иллюзий‑хранителей.

— Поздно, — хрипит он. — Безликие… они забрали реестр порталов. Путь к Долине Зеркал теперь открыт всем.

Мейра выругалась. — Кто выпустил их из ареста?

— Никто. Они пришли сверху, через купол. Магия стала прозрачной.

Я смотрю на его руки — кожа обожжена до костей. Он держал магическую брешь. Эльф жертвует красотой ради жизни — редкое зрелище. Я оборачиваюсь к нему:

— Ты ещё можешь держать ауру?

Он усмехается. — Хватит, чтобы тебя прикрыть.

Внутри Гильдии — ад.

Залы в гари, мозаика на полу расплавлена, пахнет озоном и страхом. Из дна центрального купола торчит сфера телепортационного ядра — работает неровно, перескакивает из реальности в реальность. Сфера дрожит, как мозг мира, страдающий от приступа.

Среди обломков мы находим две маски и одну линзу из серого стекла. На линзе — глиф эфирного ключа. Фарен Гникс мог поставить такую печать.

Значит, внутри Совета паразит.

Ли’энар опускает посох к линзе, шепчет заклятие. Пламя озаряет дым. В дымных частицах рождаются видения — силуэты фигур под капюшонами, маска с трещиной, и голос:

«Зеркала должны раскрыться. Бог возвратится через отражение.»

Мейра захлопнула узор, дым испарился. — Я ничего такого не видела даже в памятниках Бездны.

— Потому что это не Бездня, — сказал я. — Это её отражение.

Мы покидаем Гильдию, когда над городом уже висит магический шторм. Небо искрит, идёт дождь из золы и искр. Толпы кричат о виновных, патрули гонят эльфов из человеческих кварталов. Я‑деталь катастрофы, которая ещё только начинается.

На улице нас останавливает отряд горной стражи — поверх доспехов знаки Совета. Впереди — сам Альмар Вайс.

— Каэль, ты арестован.

— Основания?

— Следственные печати показали: твой резонанс совпал с вспышкой в Зале. Ты мог призывать паразитов.

Я рассмеялся. — Ты прав, Альмар. Мог. Но не так глуп, чтобы делать это перед Советом.

Вайс поднял руку, солдаты напряглись. Мейра встала между нами — спокойно, без пафоса.

— Если ты тронешь его, мы получим второе покушение за сутки. Ты этого хочешь?

Он взглянул на нее и понял, что война с дворфами — не лучшее решение сейчас.

— Три дня, Каэль. За три дня или приходи с доказательствами, или я приду за тобой.

Он ушёл. Звук его шагов по мостовой долго ехидно отражался между домами.

— Три дня, — повторила Мейра. — Успеем добраться до Долины и вернуться?

— Нет, — отозвался Ли’энар. — Но успеем умереть.

Я посмотрел на них и чётко сказал:

— Я иду. Кто со мной — в рассвет у восточных ворот.

Рагар, оказавшийся из тени позади, усмехнулся:

— Где ты, там резня. Мне нравится.

Они ушли готовиться, а я остался. Ветер бил в лицо, в небе трещина сияла, как пульсирующий шрам. Мир просыпается, и я чувствую, как во мне что‑то тоже просыпается. Не сила — воля, кроме волшебных слов. Животная, человеческая воля.

Я достал дневник и написал:

«Если все чтобы сохранить мир должны принять ложь — я разобью зеркала до щепки.»

Чернила дрожали. Я почувствовал вибрацию в воздухе — где‑то далеко, в неразличимой высоте, что‑то отозвалось на мои слова.

Не голос, не взгляд — эхо той самой силы, о которой никто из этого мира не помнит.

И я понял: война начнётся заново, не через врага, а через страх и сомнение.

На рассвете мы встретились у восточных ворот. Небо ещё дышало пеплом, но в трещине вспыхнул новый цвет — алый, словно кровь в рассвете.

Мейра застегивала ремни, Рагар точил лезвия, Ли’энар чертил знаки барьеров.

Перед бронзовыми вратами — тишина. За ними начиналась Долина Зеркал.

Я сделал первый шаг и ощутил, как земля под ногами дребезжит, будто приветствует меня.

«Мир жив, но болен. Я не врач. Я скальпель.»

Мы вышли за порог. Ветер понёс вдаль пепел Рейнхолда. Небо кричало молча.

И где‑то в тени трещины впервые шевельнулась незримая нить намечающейся бури.

Её время ещё не наступило, но мир уже отчитывал дни.