Как я познал величие «Ирония судьбы, или С лёгким паром!» (1975)

Я захотел написать эту рецензию потому, что впервые в жизни, в 32 года осознанно сел и посмотрел «Иронию судьбы». После долгих лет прослушивания фоном. Да, под шампанское и красную икру. Ребята, кажется я старею... Но давайте начистоту: сегодня огромное количество людей судят русское кино по обзорам BadComedian, мемам и пересказам. А для зумера просмотр трёхчасового советского фильма — это уже не досуг, а маленький подвиг, требующий воли, концентрации и внутреннего отказа от надуманного СДВГ. «Ирония судьбы» — это фильм, который при пересказе просто разваливается. И смотреть его фоном впервые просто бесполезно.

Рязанов снимает кино внутри уже сформировавшейся реальности. Это зрелый брежневский советский быт — время, когда большие исторические сюжеты отработаны, а повседневность окончательно оформлена в уютную бытовую норму. Город середины 70-х — это не просто бетон и панели, а психологическое состояние: устойчивость без внутреннего движения, стабильность без экзистенциального риска.

Когда мне было примерно 24, каждый канун Нового года самым неукротимым образом угнетал меня усилением депрессивного эпизода. Я ощущал не одиночество, а именно пустоту — назойливую, вязкую, с ощущением, что ты в собственной жизни не на своём месте. Дискомфорт, выкрученный на максимум в экзистенциальном вакууме. Хотелось закрыться дома, взять рюмашку, сигарету в зубы и никого не видеть. И каждый год по телевизору шла «Ирония судьбы». Она играла фоном для родителей, что смотрели фильм раз 10. Я пытался смотреть, но каждый раз закономерно терял интерес. Это уже были времена ВГИКа, и множества просмотренных советских картин.

И это, как выяснилось, логично: фильм слишком точно попадает в состояние застывшей нормальности, чтобы быть лёгким развлечением. А вот лучи уюта и новогоднего праздника от этого фильма я не ощущал, возможно дело было в депрессии.

Что ещё я не замечал, когда смотрел/слушал фоном:

Формально — это (не)очередная комедия положений. Но жанр здесь работает как ширма. Комическое строится на повторяемости и взаимозаменяемости: одинаковые дома, одинаковые адреса, одинаковые судьбы. Романтическая линия возникает не как высокое чувство, а как сбой системы. Случайность здесь ломает частные судьбы, но не сам порядок — она лишь подсвечивает его обезличенность.

Обезличенность этой системы не в злонамеренности и не в давлении сверху, а в силе нормы. Институт брака в середине 70-х не был формальностью — он был обязательным социальным маршрутом. Для тридцатипятилетней женщины, одинокой учительницы, живущей в большом городе, отсутствие мужа и семьи было не личным выбором, а тревожным сигналом. Это чувствовалось в вопросах подруг, в интонациях и в неловких паузах. Время шло, фертильность была конечной, окно возможностей сужалось — и это не нужно проговаривать вслух, всё итак считывается зрителем.

Надя не «несчастна» и не «ущемлена», но она живёт внутри графика, где любовь должна случиться вовремя. Поэтому Ипполит — не злодей и не ошибка, а логичный, социально одобренный вариант. Случай с Женечкой (не Гилтикус) нарушает этот расчёт, но не отменяет его: система допускает сбой, если он всё равно приводит к тому же результату — отношениям, семье, зачатию. Именно в этом и заключается её обезличенность: не в жестокости, а в том, что личное чувство должно уложиться в правильную форму.

Снова возвращаюсь к популярному среди зуммеров мнению про «кино о деграданте и алкаше». Оно рождается из поверхностного просмотра. Большинство зумеров (включая меня самого лет десять назад) видели лишь первые сорок минут фильма. Где Лукашин пьяный, неловкий и откровенно кринжовый. Дальше кино обычно выключается или продолжает идти фоном, и в коллективном сознании молодёжи может навсегда зафиксироваться самая очевидная схема. Ипполит — красавец и стабильность, Лукашин — алкаш и тюхтя, а Надя — женщина, которая прошедевила, потому что, вспоминая слова великого пророка Солнцеликого, "ты выпила водку...".

Проблема лишь в том, что фильм всё-таки стоило бы досмотреть..) Лукашин не алкаш и не символ распада — он хирург. ХИРУРГ. Он не пьёт системно, он срывается ровно там, где системе это позволено: баня, друзья, Новый год. И весь фильм — не про его деградацию, а про его точку роста.

Женя Лукашин — не «маленький человек» Гоголя, но и не герой. Он типовой: образованный, вежливый, пусть местами и инфантильный, живущий с мамой и не умеющий взаимодействовать с женщинами. Его пассивность — не характерологический изъян, а социальная норма. Он не конфликтует с системой, потому что он ею сделан.

Женечка Лукашин не становится альфа-самцом, но в нём впервые за фильм появляется энергия желания, а не социального удобства.

Город и квартира в «Иронии судьбы» — это не символы, а бытовая реальность. Всё одинаковое до смешного: дома, подъезды, планировки. Поэтому ошибка с адресом выглядит не фантастикой, а логичным продолжением жизни. В таком пространстве легко перепутать не только дверь, но и сценарий собственной жизни (вот ето я загнул...)

И вот по этой причине на фоне обезличенности эмоциональные качели фильма работают на зрителя так эффективно: Ипполит то вбегает в квартиру, то выбегает, Надя и Женя то тянутся друг к другу, то мы снова чувствуем преграду. На третий час хронометража сексуальное напряжение между ними становится почти физическим. При этом ни намёка на пошлость.

Чистота речи в кадре сегодня звучит как фантастика. Персонажи обращаются друг к другу на вы, а фраза «я сейчас буду вас бить» одновременно смешная и изящная. На контрасте с фильмом особенно заметно, насколько язык обеднел. Э, ну типа, а ничо тот факт, что э, ну типа... Ну вы поняли...)

Ирония у Рязанова — не насмешка и не издёвка. Это способ говорить о неловком так, чтобы никто не чувствовал себя обвинённым. Зритель смеётся, потому что узнаёт знакомые ритуалы — баню, застолья, разговоры, одинаковые жесты. Фильм спокойно фиксирует, как легко человек живёт по инерции и принимает случай за судьбу.

Утро 1 января — ключевой момент. Цирк заканчивается, пелена спадает, начинается жизнь. Лукашин уже другой. Не победитель, не бабник, а человек с появившимся стержнем. Он стоически принимает отказ Нади и улетает. И это одна из самых взрослых сцен в советском кино.

Хэппи-энд безусловно будет, и он здесь на своём месте. Но фильм живее всех живых не из-за новогоднего уюта и не из-за ностальгии. Он живёт потому, что очень точно попадает в то, как устроена жизнь. Мы возвращаемся к нему не за новыми эмоциями, а за подтверждением знакомого ощущения. Поэтому каждый просмотр не обновляет впечатление, а узнаётся заново.

Лукашин взрослеет не потому, что всё сложилось удачно, а потому что впервые решается действовать сам — говорить, настаивать, принимать отказ. И именно это делает финал настоящим, а не сказочным.

«Ирония судьбы» — это кино о том, что счастье начинается не с удачи, а с ответственности за собственные шаги.

Это безумно уютный фильм под Новый год, который не лишним будет дополнить бокалом-другим брюта..) А его ценность даже не в уюте. А в том, что он до сих пор слишком точно про нас 🖤