Апокалипсис всегда

Кинокритик Александр Гофман в примерах рассказывает про кинематограф, где война — это ад внутри нас.

Информационная повестка России превратилась в форму затяжной коллективной панической атаки. Войны как бы нет, при этом она уже ломится в твои двери. И реальность сталкивается с иллюзиями о войне — у каждого они свои, каждому — свой набор смысловых клише, подсмотренных на киноэкране и в книгах. Кинематограф больше ста лет является одним из мощнейших инструментов по формированию у человечества подобных иллюзий.

Речь не только о пропагандистских фильмах, среди которых встречались подлинные шедевры жанра (все мы помним избитый пример с «Триумфом воли» Лени Рифеншталь). Но, в целом, на экране с первых лет существования военного жанра превалировала романтизированная, сглаженная перспектива. И мне кажется, что сегодня важно вспомнить о тех шедеврах, которые качают маятник восприятия в обратную сторону — к осознанию если не истинного (всё-таки кинематограф как медиум формирует спрессованную картину мира, даже если речь идёт о хронике) понимания, то хотя бы вменяемого представления о происходящем.

Как правило, самые сильные фильмы направлены против пропаганды и выступают как бы вне идеологии. Не секрет, что государственная пропаганда оперирует абстрактными образами: «долг Родине», «мужество», «честь», «защита жён и матерей». И дистанция между объявлением военного положения и отцовским «Не служил — не мужик» включает в себя десятки этапов ментальной и нравственной перепрошивки сознания. Соответственно, чем больше человек находится внутри социума, отравленного некой национальной идеей, тем большее он испытывает давление идеологии.

Этому, например, посвящены книги Ремарка: «На Западном фронте без перемен» (см. также блестящую экранизацию 1930 года) — непосредственно о фронте, и «Три товарища», фиксирующие слом сознания поствоенного «потерянного» поколения. Из фильмов тех лет можно вспомнить «Большой парад» Кинга Видора, финал которого даёт шокирующий контраст между представлениями (о службе) и действительностью (когда невеста встречает одноногого жениха); «Я обвиняю» Абеля Ганса, где антимилитаристский пафос дорастает до религиозного откровения (в финале главный герой обращается — обвиняя — самого бога).

Да, такая общепризнанная классика, как американская волна картин, рефлексирующих кампанию во Вьетнаме — начиная «Возвращением домой» и заканчивая «Апокалипсисом сегодня» — тоже демифологизировали войну, опустив (псевдо)благородную миссию до акта бессмысленного, подчас иррационального насилия. Но всё-таки гораздо страшнее сегодня смотрится «Галлиполи» Питера Уира, где первые два акта мы наблюдаем, как молодые ребята с промытыми мозгами добровольно идут на убой: причём, самым страшным там остаётся не финальная батальная сцена, а глаза молодого Мэла Гибсона, в финале наполненные ужасом от запоздалого понимания своего положения.

Если брать современность — советую обратить внимание на серьёзно недооценённую «Последнюю битву» (в оригинале — «Конец пути»): в отличие от виртуозно снятого, но всё же театрализованного и вычурного «1917», тот фильм в очень жёсткой брутальной манере показывал заблуждения зелёных новичков, явившихся на фронт добровольно — как «Ярость» Дэвида Эйра, только больше приближенная к жизни. Или потрясающий док Питера Джексона «Они никогда не станут старше» (собственно, тут наполнение укладывается в заголовок).

Я начал писать эту статью со слов о том, что кинематограф всегда был мощным инструментом по насаждению идеологии — но он всегда может выступить и щитом, способным вас от неё хотя бы временно защитить. Сохранить трезвый рассудок, вспомнить о том, что такое война в тот критический момент, когда патриотическому нахрапу поддаются ваши родственники, друзья, коллеги и возлюбленные. Помните о том, что эстетический опыт нас если не облагораживает, то отрезвляет.

Подытожив, хочу вспомнить о шести фильмах, снимающих с образа войны традиционный романтизирующий камуфляж.

Терренс Малик, 2019

Русскоязычный трейлер

Обычно в связи с сюжетом «пацифист на войне» сейчас вспоминают «По соображениям совести», но Малик, конечно, выступил гораздо мощнее — человек здесь не столько борется против идеологии (хотя милитаристская риторика в интонации фильма мало где бы выглядела столь отвратительно, подчас иррационально), сколько разыгрывает конфликт хаоса и универсума, природы и её губителя.

Питер Уоткинс, 1971

Англоязычный трейлер

Мокъюментари, рефлексирующее американскую кампанию во Вьетнаме. Псевдодокументальность нужна здесь, чтобы свести нос к носу людоедов и людей; систему – и борцов за свободу. Интересно, что обе стороны заигрывают с радикальной риторикой, и очевидные истины о чудовищности любой войны вязнут в попытках опереться хоть на какую-то правду.

Питер Уир, 1981

Шедевр Уира, раскладывающий одурманивающие компоненты пропагандистской идеологии на составные элементы: те атомы, что по частице собираются в ложный образ в головах молодых призывников. Прожив с ними полтора часа во внешне бесконфликтной среде, даже самого чёрствого зрителя начнёт потряхивать уже на сцене водной переправы под «Адажио», а финал так и вовсе вонзает штык в самое сердце.

Абель Ганс, 1919

Большой фильм Абеля Ганса — виртуоза немого кино, который открывал возможности монтажа для кинематографа в целом. Трёхчасовая лента последовательно развенчивает мифы о войне. Постановочный масштаб и мелодраматический пафос (компоненты, безотказно работающие в руках у пропагандистки настроенных режиссёров) противопоставляются горькому травматическому опыту, который Ганс когда-то пережил сам; один из сильнейших опытов антивоенного немого кино.

Сол Дибб, 2017

Русскоязычный трейлер

Неожиданно мощное кино о новобранце, опьянённом идеологией, и том, как война его отрезвила: весь фильм нас все теснее зажимают в тисках, и на уровне ракурсов, работы с цветокоррекцией и драматургии мы в полной мере чувствуем, как фронт душит, стискивает, стачивает личность в своих холодных объятиях. Помимо всего прочего, блистательные роли у Беттани и Грэма.

Кинг Видор, Джордж У. Хилл, 1925

Шедевр раннего Кинга Видора, военный эпос без героизации, свойственной жанру в его зачаточном состоянии; 2,5 часа Видор (с сорежиссёром Хиллом) держатся от идеализации войны — любви, мужской дружбы, фронтового юмора — на расстоянии шага, чтобы затем увести у зрителя почву из-под ног, затем ее отрубив. Жаль, что в России его мало кто сейчас вспоминает.

Александр Гофман

#обзоры #мнения #подборка #война