Японо-немецкий свежак: ИДЕАЛЬНЫЕ ДНИ

Последствия фильма для живого человека:

1. Вам захочется убраться в комнате, или хотя бы поправить коврик в прихожей, проходя на кухню.

2. Вы чуть-чуть взгрустнёте от того, что Япония отказалась от Сакоку, самоизоляции от внешнего мира. Герой надевает комбинезон с надписью The Tokyo Toilet и едет на работу под песню Nina Simone.
Хотя ещё каких-то 200 лет назад, в 1825 году вышел указ, требовавший открывать огонь по любому западному кораблю, который появится вблизи японских берегов.

Чего стоит трогательная и одновременно печальная сцена, где красивая женщина, в которую, похоже, вблюблён молчаливый герой, поёт в кафе адаптированную под местный язык песню группы "Животные" - Зе Хаус Оф Зе Рисинг Сун.

Когда нация, любая, теряет свою культуру - это всегда печально.

3. Кстати про кассеты. Это фильм про аналогового парня в цифровом мире. Возможно, вам захочется прочитать книгу и каким-нибудь старинным способом послушать музыку. Типа: найти на авито граммофон и виниловую пластинку. Или зависнуть в букинисте. Это опасно.

4. Возможно, вы чуть-чуть лучше станете относиться к людям, которые делают грязную работу. Хотя, если вы относились к официантам, уборщикам, курьерам как к обслуге, то вас ничего совершенно не спасёт. Вы безнадёжны в таком случае.

5. Утверждается гордость за русское кино. Немецкий режиссёр Вим Вендерс (кстати, "Небо над Берлином" - это его) хорошо конспектировал труд Тарковского.

Помните ту ужасную (нарочито ужасную) сцену из "Соляриса", где Анри Бертон едет в машине по городу будущего? Сняты эти кадры в обновленном к Олимпиаде городе Токио. Сплошная цивилизация - мосты, туннели, высотки. И ни капли природы. Тарковский доводит до того, что зрителя начинает тошнить от этого бесчеловечного бетона. По-моему, Бертон едет целую вечность. А когда сцена всё-таки обрывается: Крис Кельвин, этот блудный сын, прощается с родными пенатами - озером, деревьями, травой. Тарковский говорит: вот с этим можно прощаться, с этим стоит жить, а вот всё остальное...

Так вот, в "Идеальных днях" ни раз повторяется подобный приём, где сначала сплошная урбанистика, а затем - любовь к растениями, которые герой выращивает на чердаке и фотографирует на старый плёночный фотоаппарат.

Это редкий пример современного жестокого кинематографа. Не такого жестокого, как долгая и медленная картина "Туринская лошадь", где нужно слушать, как каждый день умирает мир в одном взятом доме - от насекомых до человека, но фильм однозначно требует выдержки.