Кино-2023. Оппенгеймер

Продолжаем.

Стоит начать с того, что от новой работы Кристофера Нолана я ожидал многого. Гораздо больше, чем от любой другой картины прошлого года, учитывая, во-первых, массу восторженных отзывов, а, во-вторых, – собственную легенду, заранее созданную мной вокруг этого проекта. Сформировалась же она у меня по одной простой и неизменной причине. Мне очень хочется увидеть действительно хороший фильм, большое настоящее кино, какого давно уже в мире не снимают. И почему-то, исходя из случайных и не очень предпосылок, мне захотелось возложить эту надежду на «Оппенгеймера». На то, что уж в этот-то раз, – несмотря на весь опыт разочарований, – слухи и похвалы людей окажутся правдивыми, адекватными, на то, что картина, и впрямь, получилась, и получилась необыкновенной, прорывной, внезапной. Очевидно, что на мое восприятие фильма все это наложило особенный и неизбежный отпечаток, о чем я решил сразу же честно предупредить.

Чаще всего мне хватает 10-20 минут, чтобы интуитивно почувствовать и взвесить весь потенциал любого рода кино. Сколько бы ни говорили, что произведение оценивается по финалу, что в процессе могут возникнуть новые смыслы и новые повороты, я нахально и самонадеянно заявляю, что без этого можно обойтись. И что результат, плюс-минус, будет примерно тем же, а очень вероятно – и хуже. (Хотя ошибки, разумеется, бывают, и всю очевидную ненадежность и неуниверсальность такого подхода я целиком и полностью признаю). Так или иначе, я очень быстро понял, что «Оппенгеймер» – абсолютно типичная картина Нолана. Типичная атмосфера, типичный ритм, типичный монтаж, музыка, диалоги. Слушая и наблюдая динамику разговоров и переходов между эпизодами, я вспоминал и узнавал предыдущие фильмы Кристофера, в особенности – трилогию о Бэтмене.

Хотя конкретные параллели и общность подхода не так уж важны, да и ничего плохого в этом, разумеется, нет. То, что почерк режиссера мгновенно, даже в мелочах считывается, – вполне себе признак мастерства, творческой индивидуальности, не говоря уже о радости для всякого истинного поклонника. Просто лично мне, повторюсь, хотелось совершенно иного, хоть чуточку более нового, хоть в чем-то приятно-неожиданного. Но «Оппенгеймер» реальный, в противовес произведению из моей фантазии, угадывается по замыслу сразу же – не сюжетно, конечно, но художественно, по общей манере. Нолан выстраивает привычную для него пространственно-временную конструкцию, намеренно слегка запутанную и неясную в частностях, хотя в финале, можно не сомневаться, калейдоскоп событий обретет цельную ясность, все ружья обязательно выстрелят, и эффект будет произведен.

Тем не менее, обилие фактов и необходимость подготовить зрителей к тому, что произойдет после, делают первую половину фильма слишком уж насыщенно-поспешной, промелькивающей без шанса вовлечься. Различные места и встречи, обрывки разговоров и наброски портретов, бросание именами известных физиков, с каждым из которых наш герой даже лично ненадолго встретится – все это, наверное, нужно и неизбежно для создания исторического контекста, но сделано, по мне так, неряшливо. Однако с появлением атомной бомбы, где-то уже во второй половине, напряжение и осознание происходящего начинают заметно возрастать, а уж последняя треть «Оппенгеймера» растягивает пружину до предела, поддерживаемая фирменной синхронизацией Нолана, как часы сработавшей под занавес.

Особое видение мира одаренным ученым помогло режиссеру расширить художественные рамки, и внутри реалистического по сути сюжета промелькивают привычные Кристоферу образы. Образы вещей также существующих и заложенных в ткани мироздания, но доступных лишь особому сознанию, сознанию пророческому и творческому, что способно расширять горизонты. (Кстати говоря, нечто подобное я встречал в дневниках у Теслы, полумистическую фигуру которого Нолан использовал у себя в «Престиже». Он мог конструировать в своей голове такие вещи и так воспринимать окружающие явления, что можно было бы счесть его натуральным сумасшедшим, если бы не честная обстоятельная простота и несомненная во всем гениальность, подтверждающаяся и его открытиями, а также сформулированными идеями, намного опередившими эпоху).

Но наглядное представление на экране волн и частиц, изображение структуры вселенной, что в болезненной и счастливой одержимости видятся Роберту Оппенгеймеру, тоже вкрапляются в повествование с неловкой поспешностью, из-за чего и теряют, очевидно, в эффектности (по крайней мере, это касается все той же первой половины фильма). Сцены же, когда сам герой мысленно переносится в разные локации и положения, либо достраивает в воображении текущую реальную ситуацию, смотрятся, в целом, неплохо, но и здесь прием несколько топорен, равно как и сцены с обнаженкой, непонятно для чего и кому нужные и совершенно не вяжущиеся с общей атмосферой. Разве что эпизод в аудитории (после уже случившейся трагедии в Японии) действительно погружает нас в кошмарный провидческий омут, напоминая и о знаменитом эпизоде на детской площадке во втором «Терминаторе» Кэмерона.

Если говорить об актерских работах, в «Оппенгеймере» хватает ярких ролей, не говоря уже об эпизодических появлениях как молодых, так и старых лиц, часть из которых стала приятным сюрпризом. Трудно не признать, что перевоплощение Роберта Дауни-младшего особенно обращает на себя внимание, причем как чисто внешнее, так и внутреннее, учитывая постепенное раскрытие героя. (Но лично для меня очки и седина уже работали отлично). Простой вояка генерал Гроувс в исполнении Мэтта Дэймона – убедительное и, рискну сказать, теплое амплуа, характер сдержанный, твердый и положительный. А вот женские роли остались, скорее, на обочине, и две очень симпатичных мне современных актрисы – Эмили Блант и Флоренс Пью – выглядят в «Оппенгеймере» бледно, честно выполняя функции жены и подружки, не имеющих собственной значимости.

Но понятно, что в центре всего – любимец Нолана и «острый козырек» Киллиан Мерфи, который убеждает в этом фильме не столько речами, сколько самым своим видом – пугающе-гипнотизирующей худобой и голубоглазой вытаращенностью (мучительно-напряженной и отстраненно-трагической, как и у всякого истинного гения), с довершающими образ шляпой и профессорской трубкой, лишь увеличивающими жутковатость облика. Да и вообще диалоги и слова в картинах Нолана служат больше средством нагнетания, средством создания мрачноватой «реалистичной» атмосферы, атмосферы нелегких путей и выборов и внутренних драм персонажей. У всех серьезные лица, все решают и обсуждают нечто значительное, тона в кадре неуютны и по-своему вторят, дополняют речи.

И это чувство (я так и называю его про себя – «чувство чего-то значительного») подсознательно убеждает, работает, по крайней мере, – в процессе просмотра. Так как по итогу, когда пытаешься вспомнить, осознать, в голове у тебя – нечто неопределенное, туманно-многозначительное, не оставляющее впечатления, что были сказаны и затронуты действительно серьезные и глубокие проблемы. Да, фактическая сторона дела, мотивы, подготовка и реализация этого страшного проекта человечества показаны внешне неплохо и могут заставить задуматься, уловить нерв и контуры катастрофы. Как минимум – благодаря кульминации картины, то есть, сцены испытательного взрыва, где торжество и ужас, завороженность одновременно красотой, мощью и безжалостным потенциалом сотворенного физического оружия переживаются героями-участниками события не меньше, чем сидящими у экрана зрителями.

Но, несмотря на все напряжение и постановочное мастерство Нолана в финальной трети, сведение конфликта к бесконечным допросам и дознаниям, к мелкой людской вражде и личности самого «отца атомной бомбы» невольно понижает художественно-идеологическую планку работы, что могла бы сказать и больше. Да, Нолан красиво и ударно закольцует свою композицию, выразив в диалоге с Эйнштейном весь эмоциональный и человеческий итог – как личной судьбы Роберта Оппенгеймера, так и его жуткого могучего детища. Но реального переживания и осознания случившегося у меня, тем не менее, не возникло. Как и во многих других такого же рода фильмах, новая картина Нолана создает, повторюсь, лишь ощущение чего-то большого и значительного, и через напряженные музыку, ритм и атмосферу, через интонации упомянутых уже «серьезных» диалогов твое сознание околдовывают, твой ум запутывают, твои чувства гипнотизируют и направляют – ровно туда, куда и задумал ловкий, хотя и неглупый, конечно, режиссер.

Поэтому, в сухом остатке, «Оппенгеймер» для меня – не более, чем хороший, но далеко не идеальный трюк, грандиозное представление, очередное псевдоинтеллектуальное кино Кристофера Нолана (пусть и с элементами/нотками настоящего произведения искусства), изображающее из себя больше, чем оно есть на самом деле. Коммерчески и профессионально это успех, возможно даже – триумф. Но и для кинематографа в целом и в рамках творческого пути конкретного известного режиссера – совсем ничего нового.

Оценка: 6 из 10