После короткой экспозиции авторы погружают зрителя в практически бытовые будни концлагеря. Зритель, не избалованный холокост-драмами, удивится, мол, чего тут смотреть, где же зверства и всё такое. Но дьявол как говорится в деталях, а настоящее зло в обыденности, поэтому наблюдать за взаимоотношениями не картонных нацистов, пытающихся строить личную жизнь в концлагере, не менее интересно, чем следить за тем, как Жиль каждый раз выпутывается из всё более безвыходных ситуаций, пока где-то на фоне происходит та самая историческая правда, показывать которую в подобных фильмах требует жанр. Тем более, что при ближайшем рассмотрении становится ясно, что жизнь надзирателей едва ли в качественном смысле лучше жизни военнопленных. В какой-то момент, например, можно заметить, что кроме начальника лагеря мало кто верит в успешный исход войны, да и тот в финале, сжигая все документы, не выдерживает пронзительного взгляда бойкого немецкого солдата, зашедшего доложить, что офицерский состав спешно сбегает из лагеря.
Зачем автор заметки (Николай Гостюхин) пишет о себе в третьем лице?
Хороший вопрос. Изначально такова была этика кинокритики.
Они слишком приятным сделали нациста.
Я так понимаю, что за него таки не нужно сопереживать было.
Комментарий недоступен
Думаю, они попытались сделать «не картонного» нациста.