Ничего подобного! Тот поселок геологов, в котором случилась эта история, был вполне цивилизованным местом - около трех тысяч жителей, большой клуб, кинотеатр, школа, вертолетный аэропорт. Было даже центральное отопление - просто невероятные блага цивилизации посреди тайги! Поселок располагался на берегу знаменитой Угрюм-реки и я никогда не понимал этого названия - вполне приветливая река, а летом - отличное место для купания и рыбалки. Хотя бесконечная тайга окружавшая ее по берегам, действительно, могла показаться угрюмой и не дружелюбной.
Мой отец, в свободное от работы время, вел кружок радиолюбителей. Небольшая каморка, за комнатой киномеханика, несколько столов с паяльниками, куча различных приборов и схемы на стенах - таким я запомнил этот кружок. Помимо школьников туда ходили и взрослые. Один такой взрослый - Геннадий, пилот вертолета по профессии, увлекся поиском таинственных сигналов секретных радиостанций. Их сигнал мог поймать любой желающий, но вот местоположение, назначение и дешифровка сигналов оставались невыясненными. Кто-то считал, что эти радиосигналы выдают шпионские радиостанции. Кто-то, что наоборот - это КГБ глушит мерным писком вражеские “голоса”. Одни радиостанции транслировали только постоянный звук. Другие же, наоборот, включались изредка и сгенерированным электронным голосом выдавали бессмысленные наборы цифр и букв. Отец считал эти радиостанции шутками радиохулиганов. Геннадий был с ним не согласен и полагал ,что здесь не все так просто. Они до хрипоты спорили. Рисовали друг-другу схемы. Ломали карандаши в жаркой дискуссии.
- Михалыч! Ты, вот, сам подумай - какие могут быть хулиганы? - с жаром маниакально увлеченного своим делом человека вопрошал Геннадий. - Некоторые передатчики работают десятилетиями и никто их не глушит, не ищет. Хулиганов уже давно бы “к ногтю” прижали!
- Гена, - холодно осаждал его мой отец. - Их не глушат, потому что они не нарушают законов, только и всего. Это свободные радиочастоты!
Геннадий с ним не соглашался, приводил еще какие-то доводы и спор разгорался вновь. Геннадий лично собрал мощный радиоприемник, заточенный именно для прослушивания сигналов с этих секретных радиостанций. Он методично записывал все сеансы связи этих радиостанций. В его доме была целая коллекция магнитофонных бобин с этими записями. Было заметно, что мужик крепко увлекся этой историей.
Однажды ночью, в ноябре 1977 года, я сидел в каморке, в ожидании начала сеанса связи с радиолюбителем из Ленинграда. Заполнял QSL-карточки. За окном была полная темнота и только в этой каморке светил яркий электрический свет. Неожиданно в комнату ворвался Геннадий. Он забежал в накинутом на плечи овчинном тулупе и в валенках. Включил свой радиоприемник. Хватая с отцовского стола какие-то бумаги он мимоходом спросил у меня:
- Отец где?
Оторопев, я сказал:
- На работе. Утром только придет.
- Эх, жаль, времени нет!
К этому моменту лампы радиоприемника уже прогрелись и комната наполнилась звуками эфира. Геннадий покрутил ручку настройки. Из колонок раздавалось мерное постукивание метронома. Не успел я спросить, что это такое, как в эфире прозвучал глухой мужской голос.
- This is the voice of Vrillon… (помехи) ... speaking to you...lights in the skies...We come to warn you
Перевод: “Это голос Вриллиона… говорю тебе… лучи в небе...Мы пришли предупредить тебя...”
Мой уровень английского был чуть выше средне-школьного, однако, я понимал только часть фраз. Геннадий записывал речь неизвестного диктора в свой блокнот. Передача очень быстро прервалась и Геннадий схватив записи убежал, громко хлопнув дверью.
Дальнейшую его судьбу я знаю только со слов отца. Геннадий, сразу после радиокружка, где он встретил меня, побежал к учительнице английского языка, которая жила неподалеку. Ночной визит гостя напугал хозяйку, но она все же открыла ему. Геннадий показывал ей записи и просил перепроверить его перевод. Учительница читала английскую литературу в оригинале и ей это было несложно было сделать - перевод был верен. Учительница отметила, что это очень расстроило Геннадия. Он буквально сник. Женщина хорошо запомнила его последнюю фразу: “Это конец всему”. Спустя минуту он вскочил и не говоря ни слова ушел. Как потом выяснилось, Геннадий пошел на вертолетную площадку, где в ожидании летной погоды стоял вертолет до Киренска. Не известно, как он смог уговорить второго пилота на взлет, но диспетчеру, по итогам расследования, влетел строгий выговор за халатность и грозил реальный тюремный срок. Спустя только пять часов после того, как вертолет Ми-8 скрылся в ночном небе, диспетчер соизволил-таки поинтересоваться: а прилетел ли на место назначения этот борт? Аэропорт Киренска ответил, что данный борт не прибывал. Сразу же были подняты по тревоге спасатели. Они всю ночь прочесывали на вертолетах возможный маршрут Ми-8. Поиски продолжались в течении всей недели. Городским жителям сложно это понять, как можно потерять целый вертолет? В их представлении тайга - это просто большой лес. Однако, тайга больше напоминает огромный зеленый океан. Можно часами лететь над ней и не встретить ни единого признака присутствия человека. Что пропало в тайге, может навечно остаться в ней. Безрезультатные поиски вертолета пришлось прекратить - низкая облачность не позволяла летчикам вести наблюдение.
Примерно через неделю, прямо во время урока, меня вызвали к директору. Странно, но бледная директриса стояла в коридоре, а в ее кабинете сидели двое мужчин в серых костюмах. Они расспрашивали меня о последней моей встрече с Геннадием. Просили подробно описать ту фразу, звучавшую из радиоприемника. Однако, я знал не больше, чем сейчас Вам рассказываю. После этого разговора больше нас никто не беспокоил.
Многие десятилетия спустя, уже во времена интернета, я случайно наткнулся на статью в газете “Independent”, о так называемом “Взломе Южного телевидения”. Приведу краткий перевод этой статьи.“В субботу, 26 ноября 1977 года, ведущий новостей «Южного телевидения» Эндрю Гарднер рассказывал о заголовках дня, которые включали последние события из тогдашней Родезии. Накануне произошли ожесточенные столкновения между силами безопасности и партизанами Зимбабве... В десять минут шестого телевизионная картинка слегка покачнулась, и звук профессионального выступления Эндрю Гарднера был приглушен, его заменил искаженный голос, доносящий довольно замечательное сообщение в течение почти шести минут: