Тонкая работа

Освальд зажег свечу и рабочий верстак пробудился от долгого сна. Бесчисленные множества отверток, линз и пинцетов заиграли яркими отблесками. Он зажег вторую свечу и на высоких стеллажах засияли аккуратно расставленные масленки, банки и сосуды. А керосиновая лампа осветила дощатый пол, усеянный механическими артефактами и прочими прелестями технического прогресса.

Освальд, пожилой часовой мастер, скользил взглядом по инструментам и, остановившись на часах, педантично выровненных по центру стола, осторожно присел на табурет.

«Прекрасный экземпляр. Воистину чудо механической инженерии, — Освальд взял часы и начал скрупулезно их рассматривать. — Мужские. С кожаным ремешком. На стальном корпусе тонкий слой золота». Кончиками пальцев он провел по треснувшему стеклу. На циферблате кремового цвета отразилось клеймо: «Louis & Hayek. 1862 год». Мастер покрутил заводную головку, приложил часы к уху и окончательно убедился в их неисправности.

Легким движением пальцев Освальд снял заднюю крышку и взору предстал целый мир пружин, винтов и шестеренок. Он жадно всматривался в лабиринты часовых механизмов, словно это был древний ларец с сокровищами. «Хм, посмотрим... Легкий слой пыли, местами коррозия. Заводная пружина поломана. Стрелочный механизм в плохом состоянии... Любопытно...»

Часовщик вытянул перед собой грубые руки, изрезанные мелкими шрамами. Затем надел перчатки и с ребяческим любопытством принялся за работу.

«Так... Приподнимем мост, освободим минутный триб... Счистим осевшую пыль... Вижу погнутые зубья — заменим... Больше масла... Хм... Откуда у него эти часы?»

Освальд размышлял о том джентльмене, чей недавний визит, казалось, вдохнул в мастера новую жизнь. Высокий, в мрачном пальто и деловой шляпе, незнакомец хмуро поздоровался и протянул небольшой сверток: «Слышал, вы лучший часовщик в этом городе. Вот, взгляните...», и он растворился в уличной суете.

Внезапный щелчок прервал мысли Освальда — на антикварном шифоньере шипел наполовину разобранный прототип радио «Маркони»:

«...Тело двенадцатилетнего Генри Милсома обнаружили ночные дежурные в переулке на южной стороне Вест-Порта. Полицейский отчет хирурга Альберта Фаулера прояснил некоторые ужасающие детали...»

«Отсутствует зазор у вилки... Цапфы изношены, требуется замена... Конфигурация ролика нарушена... Смазать... Заменить... Избыток шеллака... Трещина в накладном камне баланса... Заменить...».

Часовщик точными, выверенными движениями перебирал деталь за деталью и тратил столько времени на каждую, сколько считал нужным. Ведь каждая шестеренка так или иначе связана с тысячей других. Убери или сломай одну из них, и остановится вся система.

«...Ночью ограбили частную лечебницу сэра Уильяма Боланда. По словам доктора, из клиники пропали дорогие наборы для кровопускания и ампутации, аптечки, несколько бутылок опийного болеутоляющего, ланцеты, скарификаторы и прочие хирургические инструменты...»

«Палеты расшатаны... Штифты опущены... Заменить, заменить, заменить... Шестерня за шестерней... День за днем... Шов за швом...»

Вынимая очередную деталь из корпуса, Освальд вдруг замер. Его взгляд устремился вглубь часового скелета. «Не может быть... Неужели это...»

Там был турбийон — редкий, безумно дорогой механизм сложной конструкции, способный частично компенсировать земную гравитацию и повысить точность хода. Для часовщика эта миниатюрная деталь представляла прежде всего профессиональный интерес — Освальд поспешно достал футляр с инструментами для тонкой работы и надел причудливые окуляры с толстыми линзами.

Прицелившись отверткой в крошечный винт турбийона, Освальд поднес инструмент и промахнулся. Вторая попытка, третья, четвертая — не получается. «Черт... Мне нужно... Я хочу разобрать... Ну же!..» Часовщик предпринял несколько попыток тверже опереться о стол, но тщетно — старые руки по-прежнему не слушались, тряслись. «Пропади все пропадом! — выругался он у себя в голове. — Мне нужна еще одна замена».

«...Очередное зверское убийство! Сначала Джек-Потрошитель, а теперь вот это... — комментирует прибывший на место преступления констебль Чарльз Данн. — Не могу представить, какое чудовище могло сделать такое с бедным мальчиком...»

Освальд уже не помнил, сколько дней он безуспешно пытался вскрыть турбийон, душу часового механизма. Терпение было на исходе, силы иссякли.

«...Город охватила паника. „Почему кровавый маньяк до сих пор на свободе?“ Расследование загадочных убийств было поручено инспектору Джеймсу Фишеру...»

Освальд снял перчатки и вытянул перед собой маленькие бледные руки. Он почувствовал, как подступающие слезы жалят глаза. «Руки... Снова не слушаются... Чьи они... Не помню... Мое тело разваливается... Организм высыхает... Зубы снова крошатся... Боль не проходит... Настойка не действует...Я не могу встать...»

«...Они идут за тобой, старый дурак...»

«Только не сейчас... Пожалуйста... Мы стоим на пороге нового века... Века величайших открытий... Я не могу... Я хочу это увидеть... Как же я немощен...»

Старик положил руки на стол и тяжело дыша опустил голову. Ему на миг показалось, что в глубине стальных часовых лабиринтов появился крошечный просвет. Освальд закрыл глаза.

Выдержка из полицейского отчета неназванного участника расследования:

«...Тело в сидячем положении. Голова опущена. Руки сложены на столе, пальцы сжаты. Туловище обнажено. У левого бедра механизм неизвестного назначения. В области живота темные пятна. По всему телу многочисленные шрамы и ссадины. На предплечьях обширные рваные раны. В коже началось разложение...

На полу емкости с неизвестной жидкостью. На столе наручные часы и старый фотоальбом.

28 августа, 1898 год».

#будеткровь