Пар и лезвие (миниатюра)
— Мотор! Эффект старой пленки позже уберём…
Далёкий восток. Деловой район в духе стимпанка, высокие башни, феодальные небоскрёбы.
Обнищавшие мечники заседают в красивейшей чайной.
Из граммофона звучат песни группы Public Enemy.
Пар над чашечками чая, украшенными драконами, ободранные халаты мечников украшены драконами, одеяния прислужниц украшены драконами, вывеска над кафе украшена драконами… Покрасневшие глаза следят за белокаменной башней, напоминающей древний замок.
Из башни той каждый день выходит охрана в доспехах и с револьверами, сопровождающая младшего из сыновей младшего брата императора. Однажды, в далёкой северной провинции самодовольный княжич в пьяном угаре нанес оскорбление главе одной из старейших ассоциаций мечников, и тот был вынужден закончить жизнь самоубийством. После этого его ученики поклялись отомстить. Без поддержки какого-либо влиятельного клана и не примыкая к какой-либо придворной клике, они строили свой дерзкий план полагаясь лишь на свои ресурсы. Вообще же, ресурс этот был у них один: лезвия мечей.
— Сегодня как обычно… — протянул один из голодранцев.
— Да, они всегда проходят через этот вход, — ответил второй, и оба смотрели на бронированную колонну, прячущую за металлом роскошный паланкин.
Шли дни.
Шел и дождь.
Узкие улочки и черепичные крыши традиционных кварталов были овеяны серыми потоками воды.
В маленьком домике на окраине молодой Йонг ворочался на циновке. Лицо его было покрыто недельной щетиной. Повернувшись вдруг, он схватился за меч и вытащил его. "Демоны… демоны в железных латах!" — бешено кричал мозг. Глаза были широко открыты и вглядывались в пасмурные сумерки, дыхание все же медленно восстанавливалось. Он вернул клинок в ножны и, опершись на него, встал. Отодвинув деревянную панель на окне, он увидел улицу, овеянную потоками воды. Стало грустно. "Если мы не решимся в ближайшее время, я просто свихнусь здесь, в нищете и ожидании…" — задумчиво произнес про себя Йонг.
Когда-то он был ближайшим помощником учителя. Искусство "внезапной атаки" они оттачивали день и ночь и были этим счастливы. Как мало им требовалось. Лишь дышать и отрабатывать одни и те же удары изо дня в день. А теперь и вдыхать воздух не в радость, тем более мерзкий воздух прогнившей столицы, стремящейся к инновациям. Передвигающиеся механические дворцы, спаренные дирижабли, железные дороги над домами, связывающие всю страну, пулемёты… всё это было чуждо простым консервативным ребятам из местности Спящего дракона, на севере от столицы.
Пока тревожные размышления в голове Йонга сменялись беспокойным сном и наоборот, успела пройти ночь. Так и не отдохнув как следует, юный мечник вышел на улицу, где было сыро после дождя, и направился в ближайшую харчевню. Там он сел в углу и стал думать, на что ему хватает с его парой медяков.
— Простите?
— Да? — подняв глаза Йонг увидел человека в красивом халате, чистое и полноватое лицо которого излучало улыбку.
— Я давно наблюдал за вами.
— Вы наблюдаете за мной… Банда кровавого цветка? Клика министра торговли? К какой партии вы принадлежите, чьим человеком являетесь? — гадал Йонг, как будто забыв, что вслух, а незнакомец уже сел за столик.
— Моё имя не важно. Я не принадлежу ни к каким партиям, но всего лишь к прослойке людей иного склада мышления, — и, обратившись к подошедшему слуге бросил, — нам только вашу фирменную лапшу, — поклонившись, слуга побежал передавать заказ.
— Вы излишне щедры, господин. Я… я не принадлежу к прослойке думающих людей, — а затем дерзко, но разочарованно, Йонг выпалил, — Думать, значит гнить!
— Вы так думаете, и вы действительно гниете. Вы фехтовальщик?
— Я мечник.
— Вы принадлежали к этой школе на севере, как же она называлась…
— Вы следили за мной? — сощурил глаза Йонг.
— Нет. Но я помню вас. Мне доводилось посещать школу до её закрытия. Знаете, в ваших зрачках как будто даже сейчас видно отражение меча, — эти слова заставили Йонга ностальгически улыбнуться.
— В моем понимании мечник не тот, кто добродетелен или силен, ведь все это ситуативно. Мечник лишь тот, кто одержим своим делом. Я одержим. Прочие люди с мечами в руках едва ли фехтовальщики в моих глазах... И мне грустно. Мне... так грустно.
Принесли лапшу. Пар над глубокими тарелками. Хорошие пряности, овощи и наваристый бульон.
— Вы никогда не задумывались о том, что одержимость может быть иной?
— Ха, — усмехнулся Йонг, — не знаю, что может завораживать жителя этой страны также, как искусно выкованный клинок и его молниеносное движение. Смерть! Вот основа нашей культуры! А меч… это воплощение смерти в металле.
— Вы же видели пулемёты, вот воплощение смерти. Шестьдесят секунд, тысяча пуль, гораздо больше чем людей в вашей дерзкой банде.
— Думаете напугать меня технологиями… Я вижу их в столице каждый день! Консерваторов не так просто напугать техникой. Она для меня, что духи иных миров, более примитивных, духи мелких чертей… Скажите, чем вы одержимы?
— Тем же, чем и вы.
— Ненавидите будущее?
— Да, — и незнакомец стал предельно серьёзен, — Но в отличии от вас я знаю, сколь оно ужасно. Я вижу по вашим глазам, что вы не видели, как горят люди живьём, как они превращаются в фарш от снарядов. Современная война ужаснее любых легенд про ад, — а затем в его голос примешалась грусть, — там, на западе, в моей родной провинции крестьяне собираются в это время на праздник огня. Они собирают по осени много хвороста и разжигают большой костер, танцуют вокруг него…
Йонг притих и стал поглядывать на еду.
— Ешьте, — сказал незнакомец.
— Благодарю вас, добрый господин, — с этими словами он принялся жадно уплетать пищу, и с набитым ртом спросил, — даже если вы ненавидите модернизацию, зачем обсуждаете это с таким неудачником, как я?
— В отличии от вас прочие консерваторы лишь люди со словами на устах. Я тоже одержим, но не мечом, а порядком. Технологии рушат порядок, — он сделал паузу, — Броня спасает от мечей, но есть то, что не спасает от коварства. Мнимое спокойствие.
Кто-то поставил пластинку группы The Pharcyde.
— Спокойствие… княжич знает про нас!? — воспалённые глаза Йонга беспокойно забегали по углам.
— Разумеется, он знает, — усмехнулся незнакомец, — как не заметить ушлёпков, копошащихся в кафе напротив каждый день и записывающих свои наблюдения за воротами башни.
— Но почему мы до сих пор не мертвы… Почему?
— К чему это княжичу. Вы не сможете победить его конвой, это будет просто смешно. Вы дурачки с большими ножами. А его защищают воины, облаченные в сталь. Пар или лезвие?
— Лезвие! Чтобы там ни было... А вы предпочитаете пар, так?
— Нет. И пар, и лезвие. Технологии без порядка уведут страну в бездну. Все, чего я хочу, это чтобы технологии пришли в наше общество, не разрушив его. Я бы мог наблюдать цветущую вишню и из окна вагона поезда. Не стоит убивать княжича.
— Не стоит? — взгляд Йонга опустел, для того, чтобы наполнится тем, что будет услышано.
— Нет, не стоит, — нечто особенно доброе, и при этом печальное, появилось в улыбке незнакомца, — вишня не станет менее красивой, если мы запечатлеем её красоту не только словами, но и с помощью фотоаппарата. И меч наиболее красив не тогда, когда обагрен кровью, но когда чист от неё. Поэтому, не надо никого убивать.
В группе консерваторов Йонг не был главным. Несмотря на то, что Йонг был лучшим мечником, возглавлял группу Тосо, младший помощник учителя, как самый талантливый организатор. И в тот же вечер Тосо без затей приказал Йонгу убить незнакомца. Только пара небрежных слов в отсталой тьме кварталов, лишенных электрического освещения.
Протекали дни.
Протекала и река.
Звучал где-то мудрый Nujabes, сопровождая журчание серебристых вод в этой бамбуковой роще.
Шаг, ещё один шаг по мощёной камнем тропе, стук деревянных сандалий. Блеск клинка.
— Кто здесь? Ты!? — воскликнул незнакомец, когда увидел выходящего из зарослей Йонга, — но ведь я хотел помочь тебе!
Йонг ничего не произнес на это, а только грациозно достал свой меч.
Незнакомец упал, пораженный единственным выпадом.
Мечник склонился над умирающим незнакомцем.
— Огонь… огонь… сожги, сожги меня… — хрипел тот в последние секунды своей жизни.
Выпрямившись Йонг стер кровь с лезвия об рукав, а затем стал любоваться своим клинком.
— Я больше не хочу убивать. Обещаю тебе, мечник, я буду столь искусен, что мой меч не обагрится больше.
С тех пор Тосо и другие мечники не видели Йонга.