Юнкера были единственной силой которая в октябре 1917 года не сдала Москву большевикам

Можно сказать, что юнкера спасли честь Москвы

28 октября юнкера захватили Кремль. На следующий день начались бои за центр Москвы. Юнкера отбили почтамт и телеграф, захватили, вокзалы, улицы и площади города. При этом, белые и красные начали вести переговоры о перемирии – они завершились 30 октября сложением оружия части антибольшевистских сил.

В советское время о том, как большевистский переворот в октябре 1917 года был воспринят в Москве, говорили кратко и сухо: "В Москве шли ожесточенные революционные бои". И тому были веские причины: если в Петрограде все было закончено за одну ночь, то в Москве целую неделю большевики сражались с юнкерами. Улицы в центре города были изрыты окопами и завалены трупами погибших, от многих домов остались только обгоревшие стены, даже Кремль был подвергнут артиллерийской бомбардировке.

События

В ночь с 24 на 25 октября (6–7 ноября) 1917 года в Петрограде произошел государственный переворот. Временное правительство пало, к полудню об этом узнала и Москва из телеграммы делегата II съезда Советов Виктора Ногина.

В Москве, как ни удивительно, у большевиков ситуация была сложнее, чем в Петрограде. Летом они проиграли выборы в городскую думу (всего 23 места против 116 у эсеров), городским головой стал эсер Вадим Руднев. В конце сентября на выборах в районные думы Москвы ситуация была почти зеркальной: большевики получили больше половины мест (359 из 710), эсеры — 14%. К 25 октября силы были примерно равны — большевики контролировали Совет рабочих депутатов, эсеры и меньшевики — Совет солдатских депутатов.

Поначалу стороны решили договориться о компромиссе. Открытой конфронтации не хотел ни эсер Руднев, ни большевик Ногин. Но затем большевики все переиграли. На сессии Моссовета они неожиданно предложили совершенно новую резолюцию — о безоговорочной поддержке Петроградского военно-революционного комитета (ВРК). Эсеры голосовать отказались, резолюция была принята без них. Тем не менее и после этого Московский ВРК остался коалиционным — четыре большевика, два меньшевика и один социал-демократ-«объединенец».

К 26 октября (8 ноября) стороны окончательно размежевались. Руднев вместе с командующим Московским военным округом Константином Рябцевым (тоже эсером) сформировал Комитет общественной безопасности. Примерно равны были и силы: на стороне КОБ были готовы сражаться юнкера Александровского военного училища, казаки, студенты — в общей сложности порядка 15 тысяч человек. У большевиков было чуть больше, к тому же на их стороне оказался гарнизон Московского Кремля.

27 октября (9 ноября) диспозиция была такой. Штаб Моссовета находился в бывшей резиденции генерал-губернатора на Тверской (сейчас там располагается мэрия). В Кремле засел дружественный большевикам гарнизон. В свою очередь, противники большевиков, подчинявшиеся Рудневу и Рябцеву, заняли важные позиции совсем неподалеку. Главный штаб был в здании городской думы, огромном кирпичном тереме, где позже был открыт Музей Ленина. Юнкера контролировали гостиницу «Метрополь», Александровское училище на Знаменке, Арбатскую площадь, площадь Никитских Ворот и Тверской бульвар, где находилось здание градоначальства.

Как отмечает историк Александр Шубин, советская историография не называет причин, по которым начались бои. Однако первой искрой стал «поход двинцев». Двинцы — это солдаты, ранее служившие на Северном фронте и отбывавшие наказание в городе Двинске (теперь — Даугавпилс в Латвии), потом в Бутырской тюрьме. Осенью их освободили, и 27 октября (9 ноября) они выдвинулись с юга Москвы в центр — защищать Военно-революционный комитет. Шубин предполагает, что к трагедии привело незнание двинцами города — солдаты беспрепятственно перешли мост через Москву-реку, но затем не придумали ничего лучше, как пройти напрямую к Тверской. А прямой путь — это дорога мимо городской думы. Тут и произошел первый бой Гражданской войны. В столкновении с юнкерами погибли 70 двинцев. К вечеру юнкера вышли на новые позиции, взяв под контроль отрезок Садового кольца от Крымского моста до Смоленской площади, и главное — телефонную станцию.

28 октября (10 ноября), в тот день, когда служащий Никита Окунев дежурил с револьвером в подъезде и пытался понять, что происходит в его городе, отдельные столкновения превратились в полноценную уличную войну. Отрезанный от связи с ВРК начальник кремлевского гарнизона прапорщик Берзин, уверенный в том, что большевики пали, согласился впустить юнкеров в крепость. В 8 часов утра они вошли через Троицкие ворота, поставили у входа два пулемета и броневик, после чего начали разоружать и выгонять из казарм солдат 56-го пехотного запасного полка. А затем произошла трагедия. «Солдаты склада в числе 500 человек были построены без оружия перед воротами арсенала. Несколько юнкеров делали расчет. В это время раздалось откуда-то несколько выстрелов, затем юнкера открыли огонь из пулеметов и орудия от Троицких ворот. Выстроенные без оружия солдаты склада падали, как подкошенные, раздались крики и вопли, все бросились обратно в ворота арсенала, но открыта была только узкая калитка, перед которой образовалась гора мертвых тел, раненых, потоптанных и здоровых, старающихся перелезть через калитку; минут через пять огонь прекратился», — сообщал очевидец этих событий, начальник Московского артиллерийского склада генерал-майор Андрей Кайгородов. Что это было — намеренная жестокость или паника перепуганных одиночными выстрелами мальчишек-юнкеров, — сейчас можно только гадать.

После этих событий сторонники Комитета общественной безопасности получили в свое распоряжение Кремль и значительное количество оставшегося в его стенах оружия. Но в это же время большевики, в свою очередь, окончательно наладили снабжение оружием своих отрядов.

«Первые дни город представлял собой “слоеное тесто”; вот слой — “наших”, за ним слой “ихних”, и снова “наши”, “ихние”. В запутанных переулках Москвы люди бессмысленно расстреливали друг друга в затылок, с боков, особенно часты были случаи перестрелки между своими по ночам, когда на темных улицах, с погашенными фонарями, царил страх смерти», — писал о московских событиях Максим Горький в своем очерке в «Новой жизни». Юнкера (или «белые», как их к этому дню начали называть) сидели в Кремле, но располагали только винтовками и пулеметами. Большевикам удалось в самое короткое время мобилизовать отряды и организовать подвоз оружия. 29 октября (11 ноября) началось наступление сторонников Военно-революционного комитета. С окраин в центр Москвы съезжались вооруженные отряды, были взяты под контроль Симоновские пороховые склады, на Ходынском поле красногвардейцы взяли две пушки. Левый эсер прапорщик Саблин утром атаковал юнкеров со стороны Тверского бульвара, отбив здание градоначальства, а затем взяв под контроль целиком Тверскую улицу. Затем отряд Саблина стал продвигаться к Александровскому училищу на Знаменке. Белые за несколько часов потеряли почтамт, телеграф и вокзалы — Курско-Нижегородский (теперь Курский) и Александровский (Белорусский). У Никитских Ворот отчаянно сопротивлялся отряд полковника Леонида Трескина, назвавший себя «Белой гвардией» в противовес Красной гвардии. К вечеру подоспели новости из Петрограда, где шли переговоры о создании коалиционного правительства. В Москве решили подождать и заключили временное перемирие.

Судьба Кремля была предопределена еще вечером 29 октября (11 ноября). ВРК удалось поставить орудия на всех значимых высотах и начать обстрел Кремля. С Воробьевых гор по Кремлю била батарея 7-го Украинского тяжелого артиллерийского дивизиона; на Швивой горке установили два орудия, стрелявших по Спасским воротам; батареи у Крымского моста вели огонь по Кремлевской стене и Троицким воротам. Основной удар пришелся на Никольские ворота. Утром 30 октября (12 ноября) бои стихли — вступило в силу перемирие, объявленное по требованию Викжеля, профсоюза железнодорожников. Но на следующий день юнкера получили свое столь ожидаемое подкрепление. С Брянского (Киевского) вокзала прорвался ударный отряд с пулеметом, бои возобновились с новой силой. Однако первое подкрепление оказалось и последним. В течение нескольких дней шла перестрелка, а артиллерия била по Кремлю. «Попытался пробраться в контору, где на моей ответственности большие деньги и документы, но дошел закоулками и переулками лишь до Лубянского проезда, дальше идти было невозможно: по Лубянской площади летели снаряды, шрапнель и пули. Говорят, юнкера отчаянно защищают здание телефона и Кремль. Почтамт и телеграф в руках большевиков. Возвращался домой под музыку выстрелов. Над головой и где-то близко, незримо, свистели пули, ударяясь в стены домов, разбивали стекла, грохотали по крышам, ранили, убивали и пугали мирных обывателей, а также — ворон и голубей. При этом путешествии подвергся двум обыскам, нет ли при себе оружия», — описывает 1 (14) ноября Никита Окунев.

Разрушений было немало. От обстрела пострадали Никольские ворота Кремля и Никольская башня. Комитету общественной безопасности пришлось покинуть здание городской думы и переместиться внутрь кремлевских стен. По городу ходили слухи, что разрушены соборы, — позже выяснилось, что это не так.

2 (15) ноября Руднев объявил о капитуляции: «Комитет общественной безопасности заявляет, что при данных условиях он считает необходимым ликвидировать в Москве вооруженную борьбу против политической системы, осуществляемой Военно-революционным комитетом, перейдя к методам борьбы политическим». Вечером ВРК, приняв сдачу Руднева, рапортовал о полной своей победе. Капитуляция была в целом почетной: большинству сражавшихся против советской власти дали уйти, некоторым оставили оружие. Отдельные столкновения продолжались еще пару дней, потом все стихло. В общей сложности в московских боях погибло около тысячи человек. 10 (23) ноября большевики похоронили своих в братской могиле у Кремлевской стены. Юнкеров отпевали рядом с местом главного их сопротивления, в церкви Вознесения у Никитских Ворот, а затем траурная процессия отправилась к Братскому кладбищу.

Москва понемногу приходила в себя. Служащий Никита Окунев наконец-то добрался до своей конторы и посмотрел своими глазами на разрушения. Максим Горький подводит неутешительные итоги недельных боев: «В некоторых домах вблизи Кремля стены домов пробиты снарядами, и, вероятно, в этих домах погибли десятки ни в чем не повинных людей. Снаряды летали так же бессмысленно, как бессмыслен был весь этот шестидневный процесс кровавой бойни и разгрома Москвы.

Похороны

Погибших красноармейцев решено было похоронить под Кремлевской стеной — с них и начался этот революционный некрополь. Память о погибших рабочих-москвичах решили увековечить в названиях улиц. Так, в честь командира замоскворецких рабочих отрядов Петра Добрынина, смертельно раненного в боях на Остоженке, была переименована улица Коровий Вал. Сейчас ей вернули название, но осталась станция метро «Добрынинская». А Малая Серпуховская улица с 1922 года именуется Люсиновской — в память о погибшей двадцатилетней девушки Люсик Лисиновой, похороненной у Кремлевской стены. Там же похоронен 14-летний рабочий паренек Павел Андреев, имя которого тоже носит одна из улиц — бывший Арсеньевский переулок. Во время боя на Остоженке Павел неосторожно высунулся из окопа и получил пулю. Возможно, от своего сверстника-кадета…

Юнкеров и офицеров отпевали в церкви Успения у Никитских ворот, затем похоронная процессия двинулась к Песчаным, на Братское кладбище погибших в Первой мировой войне. В тридцатые годы кладбище ликвидировали, разбили парк. В 1995 году примерно в том районе, возле церкви Всех Святых был установлен памятный крест с терновым венцом из колючей проволоки и надписью: «Юнкера. Мы погибли за нашу и вашу свободу». И это все. Хотя они, без сомнения, заслуживают увековечивания не меньше, чем красные герои. Офицеры и юнкера защищали Родину так, как они это понимали. Они остались верны присяге и отдали за это жизнь. Обе стороны боролись за светлое будущее, за революцию и свободу.

Остался щемящий романс Александра Вертинского, который он написал под впечатлением похорон московских юнкеров, на которых присутствовал. Этот романс-реквием он назвал «То, что я должен сказать»:

Я не знаю, зачем и кому это нужно,

Кто послал их на смерть недрожавшей рукой,

Только так беспощадно, так зло и ненужно

Опустили их в вечный покой ...

Но никто не додумался просто стать на колени

И сказать этим мальчикам, что в бездарной стране

Даже светлые подвиги – это только ступени

В бесконечные пропасти к недоступной весне!

Ставьте лайки, подписывайтесь на канал, делитесь ссылками в социальных сетях. Спасибо за внимание!