Bloodborne, Лавкрафт и Кафка — точки соприкосновения

О влиянии литературных течений столетней давности на современную игру.

Вступительное слово о Bloodborne почти всегда одинаково: Хидэтака Миядзаки из бедной семьи, читал что приходилось, а что оставалось непонятным восполнялось воображением — этот же принцип досоздания сюжета автор предлагает испытать и игрокам.

Миядзаки не раскрывает источников вдохновения, но Bloodborne любит и считает своей наибольшей удачей. Употребляет он и несколько малопонятное выражение — из всех игр, Bloodborne получился ближе всего к задуманному. Это несколько схожее выражение, которым иногда пользуются именно писатели: книга уже задумана и создана полностью, до мельчайших подробностей, труд автора — перенести с максимально возможной точностью задуманное на бумагу.

Как видно из заголовка и уже сказано во вступлении, речь пойдет преимущественно о влиянии на Bloodborne авторами художественной прозы, где центром все же будет Bloodborne, а не творчество этих самых авторов. Однако, сказать о них пару слов все же необходимо.

Лавкрафт — англоязычный автор, который перемещает место действия своих произведений между мистическими друидскими земелями старой доброй Англии и таинственной индейской Новой Англией. И пару раз действие рассказов застревает между этими двумя точками в неопределенной точке Тихого океана. Время событий его рассказов примерно совпадает с временем жизни и трудов пражанина Кафки, о котором ниже.

Оценить влияние Лавкрафта (об этом хочется выкрикнуть сразу) на Bloodborne можно хотя бы по таким существам, как мозгососы, что похожи на микроскопические копии Ктулху. И схожие же щупальца, которыми награждены многие существа мира Bloodborne, как то Амигдала, Зимний Фонарь, Кошмарный Палач. Щупальца же в свою очередь почти всегда связаны с безумием, которое дарует озарение… но обо всем по порядку.

Тема, которую скорее использует, чем исследует, Лавкрафт, всегда одна, всегда во главе и имеет какую-то странную наследственность во всех рассказах. Эта же тема имеет поразительное и воплощение и развитие в Bloodborne. Внешнее сходство и даже соответствие Bloodborne с творчеством Лавкрафта угадывается достаточно быстро. И дело, понятно, не в готическом стиле города Ярнам, который может быть Лавкрафт и подразумевал в некоторых своих рассказах, но точно не делал на этом акцент.

То мистическое, ужасное, а иногда и инопланетное, с чем сталкиваются несчастные персонажи его рассказов, содержит в себе следующие компоненты: запах, изменение флоры, неземную фауну и нагнетание ужаса. Те же темы использует и повествование Bloodborne, переходя от мистики и внешних ужасов к космическому кошмару.

Запах — всегда един для всех тварей, которые выходят из-под пера Лавкрафта. Прилетело ли оно из соседнего созвездия, вылезло из-под земли или воплощает собой единственно тьму, оно будет вонять, вонять ужасно; так, чтобы всегда можно было разобрать, что это именно тот запах, а никакой другой. Читатель, даже который только начал начитывать Лавкрафта, тоже скоро начнет узнавать этот запах, как безошибочно узнаешь запах дома, в котором давно не был.

Запахи в Bloodborne так же имеют важную роль, хотя игрок их почувствовать напрямую не может, а редкие диалоги персонажей эту тему не затрагивают.

Впрочем, чтобы почувствовать запахи, в данном случае, не обязательно о них слышать от других, вычитывать описания и т.д. Ужасное состояние даже центрального Ярнама дает яркое представление о запахах, которые витают в прелом воздухе: здесь и внешнее убожество людей, пораженных чумой зверя, и горящие останки там и сям, и облезлые собаки, и канализация с разлагающимися трупами, и рёв огромного хряка. Стоит ли продолжать ряд, если дальше герой попадает во все более запущенные и заброшенные места? И только в лекционном корпусе становится чуточку легче дышать и находиться.

Вернемся к Лавкрафту. Если запах в рассказах Лавкрафта — это предвещение о нечестивом, то гниющая земля, увядшая трава и прочая зелень, желательно развалины какого-нибудь жилища, хотя бы храма, теперь вводят читателя в среду обитания твари. Чаще всего запах появляется вместе с пораженным скверной местом.

Улицы Ярнама, Соборный округ, Старый Ярнам, Кошмар Менсиса, Деревня Яаарг’ул — все локации Bloodborne становятся тем самым повествованием, когда персонаж входит во все более и более пугающие места. Следуя заветам Лавкрафта о приближении к особо опасной твари игрок начинает угадывать места, которые ведут его на арену с боссом: схватка с Гаскойном происходит среди множества надгробий, к чудовищу Кровоглоту ведет недвусмысленная дорога с горящими крестами по сторонам и так далее.

Но, как это ни странно, тварь в произведениях Лавкрафта редко удается найти. Она спрятана. Тенью в углу, притоплена в колодце, затаилась в подвале под алтарем для жертвоприношений. Хотя бы вышла куда-нибудь по своим ужасным делам, такое тоже случается. Впрочем, местное население, которое живет в прямом соседстве со злачным местом, эта самая дьявольская тварь не особенно тревожит. То есть тревожит. Но на уровне полноправного суеверия. Вполне достаточно неопределенного знака рукой. И об этом далее.

Жители Ярнама, те из них кто еще немного способен к речи, выкрикивают проклятия в сторону игрока, как будто с тем же самым суеверием.

Отчасти это хороший повод перейти к стилистике, которую Лавкрафт все же стремится, и не без успеха, разнообразить всеми возможными способами для двадцатых годов двадцатого века, когда и стационарный телефон был не у всех.

Но что же все-таки происходит в девяти из десяти развязок большинства рассказов? Персонаж сходит с ума и погибает. Так уж случается, что погибает он от силы столь неведомой, что у нее нет никакого ни земного ни художественно-стилистического аналога. Автор и сам без всякой скромности извещает об этом читателя:

Подобного аналога порой нет даже у цвета, пускай и поставленного во главу угла рассказа.

Выразить неуловимое, способность из всего выбить искру, увидеть собственными глазами и передать это читателю — и труд и удел всех писателей мира. Но Лавкрафт, увы пасует перед собственной темой.

Неведомое пугает и немудрено, что персонажи, впервые столкнувшиеся с подобным впадают в безумие или столбенеют. Но читатель, который пролистывает уже не первый рассказ, кажется, уже ничему не ужаснется.

Безумие играет немаловажную роль и в Bloodborne. В игре их две разновидности: медленное, которое действует словно отрава, и быстрое, которое может свести с ума мгновенно и укрыться от него не может никто. Быстрое безумие так же способно убить персонажа, так же как и в рассказах Лавкрафта. Но в отличие от книжных персонажей, персонаж ББ способен безумие пережить. А нанесенные им раны вполне можно залечить, было бы чем. Интересно, что быстрое безумие наносят именно самые ужасные и опасные создания ББ: Зимний Фонарь и Мозг Менсиса.

Поразительно, но чаще всего представителями неземного ужаса, от одного упоминания о которых большинство персонажей, если не седеют, то бледнеют, являются облачки газа или, например, пузырь на паучьих ногах. Но почти всегда пузыри газа или слизи.

Второе описание приведено здесь не случайно, по сюжету рассказа, один персонаж выращивает это второе существо, которое должно в зрелости стать чем-то вроде Сатаны. Но пока что оно молодое, а потому почти что беспомощное и уязвимое. Нужно ли сравнивать и данное описание и трактовку с описанием Ром? Чуть позже это будет сделано в несколько ином контексте.

Но, в отличие от Ром и всех остальных боссов Bloodborne, за исключением Посланника Небес и Мозга Менсиса, все чужеродные человеку существа не представляют никакой физической опасности.

Как же удалось автору получить прочную славу мастера ужасов рассказами о пузырях и облачках? Прежде всего стилистическими приемами и представлениями о построении самой психологии ужаса, которую автору удалось удачно зафиксировать почти что во всех работах и особенно в одном из своих самых удачных рассказов — «Дагон», перенесенного прямиком из собственного сна. Сон, понятно, является кошмаром.

И здесь можно вновь провести прямые параллели с сюжетом Bloodborne, где Сон и Явь различаются, а позже в этот ряд включается и Кошмар. С той разницей, что герой переживает ужасы Ночи Охоты наяву, а не во сне.

Рассказы и повести Лавкрафта увлекают тем, как именно они рассказаны. И лучшая часть рассказов — до появления или обещания появления всей бестолковой нечисти, когда автор нарезает круги вокруг финала рассказа. Распалять любопытство и воображение — вот его конек, его истинное мастерство. Ужасов и даже концовок в его рассказах не существует. С вступлением хоть какой-то иной силы в рассказ, он немедленно прекращается, хоть слова и продолжают вести какую-то нить.

Увлечённое чтение переходит к механическому переворачиванию страниц и усваиванию пережеванных, но недоваренный подробностей обещанного ужаса. Беспомощность автора становится обидной. Увы, автор обещает больше, чем в состоянии предложить. Неслучайно Борхес в своём рассказе «Things», где отдаёт уважение творчеству и стилю Лавкрафта, ставит точку именно тогда, когда неведомое должно войти в рассказ. Оставленное за кулисами неизвестное будет долго будоражить тени в углах и шорохи за дверью. Впрочем, свою работу Борхес признавал неудачной.

Лавкрафт переключает повествование с удивительной чуткостью и находчивостью: классическое монотонное повествование от лица автора может вдруг перейти в телефонный разговор двух болтушек, или герой может вдруг сойти с ума. Историю может даже рассказывать моряк-морфинист, к которому у читателя не большой кредит доверия — было ли увиденное правдой или привиделось в бреду под открытым солнцем? Часто, конечно, автор прибегает и к записям из дневника, недатированным письмам и, совсем заезженное, пересказам от третьих лиц — «Я сейчас такое (!) видел!»

Подобное же повествование прослеживается и в Bloodborne, с той разницей, что автор книги не способен избежать упоминания чего-то, а внутри игры все уже отдается на умысел игрока. И если тот решит пробежать весь сюжет без оглядки, то он увидит ровно столько событий, сколько ему позволено увидеть. Но даже если любопытный игрок возьмется за исследование мира Bloodborne, то ему понадобится немало упорства и терпения, чтобы увидеть большинство происходящих событий. Большинство, потому что некоторые события, понятно, имеют варианты, а потому одним прохождением тут не обойтись.

Повествование через окружение становится основным источником сюжета, но это ни в коей мере не обедняет его, а скорее даже углубляет и отвечает той самой идеи Миядзаки о додумывании сюжета непосредственно игроком. Кое-что узнается через описание вещей, кое-что через внешние события, такие как наступление ночи в городе Ярнам и убийство Ром. Меняются чаще всего детали, например, появление и позже исчезновение Похитителей, но именно они и рассказывают игрокам историю происходящего.

Там, где писателю не удалось выдержать собственную тему, через сто лет Bloodborne берет реванш и одерживает решительную победу. Bloodborne не боится окунуться в безумие, каким бы оно ни было: безумие ситуации, в какой оказывается главный герой, безумие сюжета, за которым игрок старается угнаться, безумие мира, в котором все происходит. Наконец, безумие остальных персонажей, которые стараются показывать всем своим видом спокойствие внутри города, охваченного чумой, который в свою очередь оказывается в центре намного более страшного замысла совсем иных существ.

Отчего же «он пугает, а мне не страшно»? Ответ видится один — потому что напускные ужасы здесь только для напускных ужасов. Вот он — космический ужас. Не человеческий, а значит и непонятный. Пожалуй, это все. Персонажи то и дело натыкаются на зловещие алтари жертвоприношений, листают устрашающие книги, видят пронзительные картины и предметы, но за всем этим ничего нет. Зло получается не только безликим и бесформенным, но и, что иронично, беззлобным. Персонажи умирают от ужаса с перекошенными гримасами, но это кукольный театр, и едва ли хоть один читатель поежится.

Примерно в это же самое время австро-венгерский еврей с чешской фамилией пишет на немецком языке о собственных кошмарах. Но ни в одной его вещи нет места потустороннему.

Однажды Грегор Замза превращается в насекомое, но насекомые нам и литературным персонажам привычны. Со временем все с ним, с Грегором, свыкаются, он никого не пугает. Замок на горе и чиновники из этого замка — недосягаемы, да, но замок видим, чиновники дышат полной грудью и держатся обеими руками за собственную канцелярскую действительность, за этот мир. Или хотя бы за трубку телефона. Арестованный герой живет в мире абсурда собственного судебного процесса.

Почему же это подлинные кошмары? Почему они оставляют после себя тяжелое впечатление и никогда не знаешь как он, дурной сон, пойдет дальше? Потому что в кошмарах действует давно подмеченная многими писателями своя кошмарная логика. Где вчерашних следователей, которых приставили за арестованным, он найдет обычным неприметными служащими в конторе, где он работает, а однажды задержавшись на работе вечером их же найдет в кладовке, где один будет пороть двух других. Где ложь о собственной должности и цели может подкрепиться настоящими помощниками, которых герой только что выдумал. Где сторож перед воротами правосудия сторожит их только от тебя и до самой твоей смерти, чтобы после нее закрыть их.

О чем же пойдет речь, если в произведениях Кафки нет ни фантастических тварей, ни парализующего ужаса?

Само построение сюжета книг Кафки и Bloodborne очень схоже. Возьмем роман «Процесс», самое начало:

И на начало повести «Превращение»:

Не хотелось бы делать какие-то твердые суждения по русским переводам с немецкого с одной стороны и с английского с другой, но общее ощущение и начало прослеживаются достаточно ясно:

Ни Грегор Замза, ни Йозеф К., ни игрок Bloodborne не совсем ясно понимают происходящее, ту пучину событий, в которую их окунули вот только что без особых предисловий. Но очевидно, что случившееся явно не благая весть для персонажа, а последующие события видятся абсурдными: Йозефу К. не сообщают причину ареста, Грегора Замзу семья упрекает в бесполезности, а игрока Bloodborne приглашают не то зачистить город от чумы, не то раскрыть тайну становления богом.

Обратим внимание и на имя персонажа романа «Процесс» — Йозеф К. Персонаж с практически идентичным и полностью созвучным именем встречает игрока в начале Bloodborne. Йозефка — один из немногих положительных героев, которые хотят помочь и игроку-охотнику и другим жителям города Ярнам.

Следующее примечание будет скорее шуточным, чем серьезным, но в игре Йозефку обращает в посланника другой персонаж — Йозефка Самозванка. В следующем романе Кафки «Замок» героя зовут просто — К. и он самозванец! Однако, не все так шутливо и голословно, как может показаться:

В романе «Замок» К. прибывает в деревню и называется землемером, которым не является; об этом же сообщают и из Замка. Но тут же решение меняется.

Обратимся снова к началу Bloodborne, а именно словам о необходимости контракта, без которого, очевидно, переливание не состоится, но платой за нее будет обязанность «раскрыть тайны» города Ярнам.

Невидимый манипулятор Присутствие луны дарит игроку и персонажу свободу действий и бессмертие, по-видимому, недооценивая того. Неизвестно кто конкретно закрепляет за игроком звание Охотника, но происходит это настолько незаметно и утвердительно, как может случиться только во сне.

Так Йозеф К. становится арестованным и любой, с кем бы он не заговорил, в курсе его судебного процесса; Грегор Замза превращается в насекомое и хотя не может ни говорить, ни как либо еще изъясняться с другими, его семья сразу знает, что это он, а не просто гигантский таракан или таракан-людоед; К. называется землемером и хотя никто уже давно не ждал землемера и поначалу ему не верят, сразу после утверждения за ним этого звания, все встреченные им персонажи будут сходу называть его землемером.

Заметим: Кафка не касается внешней стороны ужаса, кошмара и трансформаций. Разве что за редким исключением: превращение Грегора Замзы и главный герой повести «Лабиринт». Если с Грегором все на поверхности, то главный герой повести «Лабиринт» несколько иной во многих смыслах: повествование ведется от первого лица и это затрудняет его индетефикацию, потому как сам себя он никак не называет и не описывает.

Поначалу складывается впечатление о просто сумасшедшем человеке, который одержим параноидальными мыслями о собственной небезопасности. Это и побуждает его прорыть лабиринт. Лабиринт настолько хитроумный, что он и сам с трудом припоминает все ходы, а когда припомнить их он не в силах, то паранойя только усиливается, ведь это могут быть ходы тех, других.

Проводить параллели между лабиринтами Птумерианцев и лабиринтом неназванного существа (скорее всего это крот), если и получится, то с натяжкой. Но обратимся к словам к Миядзаки, который выделял впечатлявшие его места и просил команду разработчиков перенести не дословно то же самое в игру, а ощущения от прочитанного.

Тот, кто посещает лабиринты Птумеру без карты и подсказок из интернета совершенно точно ощущает те же чувства от лабиринта, которые посещают существо из повести Кафки: ходы лабиринта множатся, открываются новые лазейки, одни места кажутся знакомыми, но забыты уже пройденные ходы.

Жертва превращения, Грегор Замза, становится страшным насекомым. Кафка дает его описание:

На взгляд любителя, многие читатели наивно полагают, что Грегор обратился в таракана. А вот какое более детальное и внимательное описание насекомого дает профессор Корнельского университета В. Набоков:

В Bloodborne тоже есть пример обращения человека в нечто иное, а именно в Великого, который выглядит, как насекомое. Хотя Ром считают пауком, с определением принадлежности Ром в царстве насекомых к определенному виду возникают очевидные трудности.

Но кое-что выделить в ее облике можно: множество мелких ножек, округлая спина, брюшко разделенное на сегменты (видно при ее перевороте), голова с множеством глаз. У Ром нет крыльев, о которых не подозревает Грегор, а у него в свою очередь нет светящегося хвоста.

И еще одно общее между ними, что не бросается в глаза, но подразумевается в обоих случаях: у них пропадает способность изъясняться, по крайней мере с людьми. А вместе с этой неспособностью к общению обоих запирают, отделяют от всех остальных: Ром в озере для сдерживания красной луны, Грегора в собственной комнате.

Оглушительное начало большинства произведений Кафки вводят персонажа (и читателя) во внешне привычный ему мир, в котором изначальное событие все повернуло с ног на голову.

Йозеф К. является служащим банка и даже занимает не последнюю должность. К. из романа «Замок» просто бродяга. Грегор Замза коммивояжер.

Арест Йозефа К. меняет не только жизнь Йозефа, но и его представления о мире, в котором он живет. Приставленная стража оказывается его коллегами по банку. Следствие по делу может проходить в рабочем квартале, в бедняцкой квартире, размеры которой увеличиваются от скопившегося народа.

Йозеф посещают эту же квартиру во второй раз и теперь меняется не только ее пространство, но и назначение:

Что бы ни происходило в романе, Йозеф так и не приблизится к выяснению своего обвинения, несмотря на то, что каждый встречный персонаж в курсе всех подробностей его дела. Та же участь постигает и других персонажей Кафки: К. не дано ни приблизиться к замку, ни даже к чиновникам из замка. Грегор Замза обречен на существование насекомым без возможности обратного превращения.

Отчасти, это совпадает с протагонистом Bloodborne, который обречен на две участи: быть убит Германом или заместить его на том же положении. Это не приближает игрока к раскрытию тех тайн, о которых говорилось в самые первые секунды игры. Более того, большая часть сюжета бесконечно ускользает от понимания игрока, хотя постепенно тот и задается некоторыми вопросами, ухватывает нить разрозненных событий. Но первое время и во время первого прохождения все это блуждания во тьме, безуспешные попытки кафкианского персонажа выйти на связь с теми, кто выносит ему приговор.

Но у игрока все же есть преимущество перед литературным персонажем: он может бесконечно углубляться и исследовать предоставленный ему мир. И создатель этого мира оставил множество труднонаходимых подсказок для настойчивых игроков.

Великие в мифологии Bloodborne — это боги, до которых люди хотят возвыситься, хотя и не понимания ни их природы, да ничего о них не зная.

Великие же с неохотой идут на всякий контакт. Некогда народ Птумеру выстроил подземные лабиринты, чтобы скрыть там присутствие Великих. Но те пожелали уйти и оттуда.

Увидеть Великих человечеству все же удается, но наладить язык? Едва ли.

После убийства Ром или получив достаточно озарения, игрок видит, что всегда находился под наблюдением Амигдалы. Чуть позже, игрок выяснит и то, что в кажущейся безопасности Сна он всегда был под надзором своего истинного врага. То же и герои Кафки, оказываются под вечным надзором тех, кто как в дурном сне все время таращится на тебя из окон, при этом все о тебе зная.

А вот что говорят персонажи «Замка», когда К. хочет поговорить с чиновником из Замка:

Эта довольно большая цитата дает ясное представление о тех отношениях, которые Кафка выстроил между социальными слоями внутри романа. Вернее, между двумя: чиновники из Замка и все остальные. А те нюансы, которые разжёвывает хозяйка постоялого двора для К. (и читателя) указывает на нечто большее нежели просто высокое положение в обществе. Кафка достигает это простым примером: Фриде оказана честь в том, что иногда Кламм ее зовет по имени. Но зовет ли он на самом деле? Или это просто восклицание?

Но перенесем эту же цитату или даже ощущения от нее в мир Bloodborne, где о Великих говорят с тем же благоговением и страхом одновременно. Представить себе контакт, то есть полноценный, на равных, с Великими представляется во всех смыслах невозможным. Увидеть Великих? То есть увидеть их в подлинном смысле, конечно, возможно, но какова цена? А цена здесь одна — безумие. Кто же поверит безумному? Кто пойдет за безумным?

Даже имя этого отдельного чиновника становится обьектом святости и одновременно страха:

Его имя известно всей деревне, но мало кто его видел. Впрочем, как указывает хозяйка видеть его мало — его все равно не увидишь как следует.

Другая особенность чиновников из Замка — ночной прием посетителей, а цель ночных вызовов состоит в том, чтобы побыстрее выслушать посетителя, чей вид днём господам чиновникам невыносим.

Пожалуй, что говорить об ощущениях здесь даже излишне: все это очень точно и подробно описывает те же особенности и даже ритуальность, которая принята в мире Bloodborne.

Но все же увидеться с объектом своей мании, до которой доходит, например, мастер Виллем, дано не каждому. Парадокс, но недостаточно нарастить бесчисленное количество глаз для тех, кто «не может видеть как следует».

Йозеф К., который целый год носится со своим процессом и каждого подозревает в соучастии против себя, умрет так ни разу и не увидевшись со своим судьей.

Источники Bloodborne, конечно, не ограничиваются только двумя авторами. Из авторов художественной прозы, как минимум стоит обратить внимание на Брэма Стокера. Да и имя По здесь играет не последнюю роль. Ограничимся же пока только этими двумя, но наиболее существенными в своем влиянии, пускай и по-разному: там где один придает ужасу внешние очертания, другой углубляется в корни подлинного кошмара.

#лонг #bloodborne #какяпровёллето #разборы