Статья удалена

Немного мыслей о "Jin Roh".

В человеческой действительности достаточно много условностей и процессов, которые в мироздание не существуют или же пребывают лишь номинально, то есть многие привычные - даже очевидные - вещи для нас, вероятно, больше выдумка (читай симуляция), чем что-то по-настоящему материальное. К примеру, власть.

Думаю, каждый может осознанно высказать по этому феномену пару-тройку мыслей разного толка. Забава в том, что понятие власти существует в людях, средь людей и во всём, чего касается человек, но в предвечной Вселенной не найдётся места для такой интенции.

Выходит, что это порождение людского разума: власть и эфемерна, и более чем ощутима для человека в его мыслительной парадигме.

Из этого рождается нагроможденный механизм государственности и его регулирующие механизмы насаждения, где насилие становится законом. В исполнение его приводят множество ручных «животных», посаженных на цепь, чтобы рвали цель исключительно так, как было указано, но ни на дюйм в сторону, чтобы разодранный рисунок был выверенным и выстраданным.

В контексте этих мыслей мы долго и обстоятельно поговорим об констебле Фусэ, служащим в организации, которая ему и дом, и предназначение, и проклятье в едином лике.

Человек с давних пор приучил себе множество зверей на службу, они же проявлялись в культуре - сказках, легендах, мифах - постоянно: псы, волки, старый и не очень добрый цербер.

Эти существа были и благодетельными защитниками, слугами, стражами и злодеями. Символизм и родственность этих созданий, думаю, очевидна, потому что, начиная с самого старого в когорте, - волка и заканчивая собакой и её мифологическим аналогом - цербером, они имеют схожую историю: от стайного хищника к одомашненному существу, которое должно оберегать покой владык - быть стражем.

«Цербер» тут, как и эллинский аналог, играет роль жестокого хранителя - специальный корпус полиции с чрезвычайными полномочиями по репрессивным актам, читай беспрецедентное право на насилие и расправу всякого, кто нарушает сонную безмятежность властителей. Они же, пускай и имеют эмблему античного чудовища, больше волки, чем нечто мифическое. На это указывает не только лишь одно из подразделений бронекорпуса - «Волчья стая» (в некоторых переводах «Оборотни»), - но и суть их тактики, повадки.

Они часто демонстрируются в амплуа стайных, суровых и впаянных в сталь хищников: они волчьим гоном настигают жертв, окружают и терпеливо выжидают их слабины, чтобы впиться в них пускай не клыками, но пулями, поэтому аналогия этого военизированного корпуса столичной полиции с волками, становится более чем уместной.

В сказках волк никогда не был один, с ним всегда была дева - Красная Шапочка. Только в контексте Вселенной анимационного фильма это звучит не так, как мы привыкли. Здесь под этим именем фигурируют девушки, служащие организации «Секта», где их ласково называют «Красными шапочками», но только в гостинцах «бабушке» не пирожки, а бомбы, которые часто летят в третью сторону конфликта - гончих.

Волк - это нечто дикое и первобытное, он вызывает образы жестокости и кровожадности в бессознательной памяти. Его можно поставить на службу власти, но невозможно интегрировать в человеческое общество из-за необузданной дикости и ярости.

Поэтому нужно что-то более покладистое и исполнительное, спокойной и дисциплинированное, и самое главное, чтобы этот зверь мог жить среди людей.

Эту скрипку будет играть столичное МВД - зверь покладистый, исполнительный, способный быть рядом с людьми, хоть до некоторой степени. Тут же ясно, что остервенелой жестокости такому служителю будет не хватать, он усмиряет, а не убивает, как волк.

Сказке не хватает лишь героев, которые будут крушить хрестоматийного злодея - волка, - нам не достает охотников. Здесь это государственное бюро безопасности: и охотники, и интриганы, и властители.

Сцена готова, актёров нашли, волчий бег начался, пора и ягнят на заклание вести.

Про костюмы лишь мы позабыли: с зверей шкуру сдирают, а не рядят их в неё, но «волки» тут из людей рождены, посему шкуру им пожаловали их охотники и усмирители, - она стальная, грузная, казённая и государственная, как и души зверей, закованных в эту броню; даже хищный, пламенеющий, недвижимый взор есть - местное пнв.

Образ лат да доспехов привычен для нас - покров это и защита для солдата и воина, но тут она играет роль не столь типичную: она для ограничения; она, как истинное «Я»; она, как причастность к общности, причащение и ритуал.

Под влиянием этого всем известная сказка, про волка и девочку, трансформируется, - чтобы отправиться в путь надо сначала износить «стальное платье» и только тогда можно ступать к людям, потому что заводные железные звери не должны ходить средь людей привольно, они, отбросив облик, право получат на легкую мимолетность средь человечества.

Запомнить надо, что «волки» тут и в людей рядятся, и в себя перекидываются через сталь, но всё они и зверьё, и человеческие существа в одном миге, а отличает их «шкуры», каждому она по ремеслу и долгу сшита - этот мотив стоит запомнить, хотя бы потому, что это работает и на нашу действительность, но не так буквально.

Но что по-настоящему явственно, а не иносказательно, так это хаос, рождённый недовольством людей, они здесь в качестве массовки, почти подобие беспорядочных раскалённых атомов, блуждающих в пространстве, но средь них и скрываются представители «Секты»: они очень топорно и эффектно устраивают взрыв, создавая достойную провокацию, из-за них «гончие» срываются в мстительном порыве, а вслед за мятежниками по тёмным уголкам устремились стальные фигуры.

Все основные боевые сцены происходят в «подземелье» - в стоках, - они тут и «царство теней», и «тёмный лес» и место, где лучше всего будут расцветать трагедии, а смерть уместна и приемлема для молчаливых закоулков.

Примечательно, что «Красная Шапочка» с её друзьями именно здесь разносят смерть от одного угла города к другому, но больше не будет «гостинцев» - волчий гон начался: стаи железных теней бросаются по только им известным тропам, здесь они будут пиршествовать.

Хищников обнаруживает первой «Шапочка», понимая, что от зверей милосердия не будет, она бросается по тоннелям, ища освободительный свет, но её обязательно настигнут.

И найдёт её совсем молодой волк, который ещё не принял свою жестокую природу, но с этим не стоит спешить.

На перипетиях «тёмного леса» очень разительно сопоставление сторон исполнительной власти в городе: мвд больше предстоят в роли сторожевых псов или гончих, - они должны сдерживать, усмирять и принуждать, чтобы «охотникам» было легче «стрелять» по ним; «церберы», «волчья стая», - они разительно отличаются от других представителей власти: мвд стоят в чистом поле, встав стеной против угрозы, а волки блуждают по тёмным лабиринтам, желая убить.

Их пнв, горящие насыщенным красным цветом, отсылают к волкам ещё сильне, чем что-либо ещё: сначала мы видим свет этих «глаз», лишь потом из тьмы выскальзывают бойцы спецотряда.

«Церберы» всегда показываются, как сила, что таится идёт по следу, и это очень контрастирует с их мощным, грузным, нечеловеческим видом: эти махины возникают из теней, они недвижимо наблюдают и ожидают, а появление Фусэ, в судьбоносной сцене встречи с «Шапочкой», представляется почти мистической, он воплощается из тьмы, где мгновение назад его не было, либо был всегда.

Тут нет магических элементов, а лишь игра мысли, камеры и фантазии, но такая аутентичная атмосфера вокруг этого подразделения создаёт нужные ощущения: угроза, тревога, страх, неумолимость.

Но они всё равно остаются людьми; расчеловеченными, но людьми.

Служащие бронекорпуса обретают мифический ореол, который подсознательно соотносится со звериной ипостасью. В дальнейшем впечатление усугубляется элементами психологизма: снами, ведениями, грёзами наяву; тем самым закрепляя в сознании чувство угрозы, исходящие от них.

Волчий бег стремителен и неумолим в мрачных лабиринтах, которые им и за лес, и за охотничьи угодья.

Жертвой стали боевики «Секты» - это было очевидно. Сцена с ними интересна тем, что живописует всю манеру и особенности поведения специального корпуса столичной полиции: они мерно выходят из теней, но прежде видится огонь их глаз, они окружают и ждут лучшего момента для удара всем разом - очень напоминает поведение приснопамятного хищника.

В таких обстоятельствах разумнее бежать, особенно, когда за душой чреда преступлений.

«Красная Шапочка» так и делает, и бежит она к «свету в конце тоннеля».

Было бы забавно, если это взаправду так вышло, но это лишь визуализация страха, он настолько велик и силён, что мироздание для девушки сужается до подобного «тоннеля», световые ворота, портал, если угодно - нечто, что может спасти, разогнать тьму, отвадить волков, но подсознательная надежда никогда не сможет реализоваться, потому что только в сказках люди побеждают жестоких волков.

Человеческие мифы всегда отражали страхи и желание их побороть, но в нашем сказании главную роль играет не человек, но волк, поэтому встреча их оканчивается закономерной катастрофой: девушка-террористка, напуганная до смерти, тянет за кольцо, чтобы запустить механизм детонации, а в этот же момент к ней подбирается стая, но лишь один единственный волк, констебль Фусэ, не впивается клыками, а вопрошает: «зачем?»

Сакраментальный вопрос! Зачем он, Фусэ, здесь угрожает девушке тяжёлым ручным пулемётом; зачем она день ото дня разносит в «гостинцах» смерть; зачем и во имя чего ей это, почему сейчас она готова погибнуть и унести незнакомых ей людей за собой? почему сам Фусэ не стреляет в неё?

Взрыв прогремел, но ответов в дымке после него не нашлось. Девушка распалась кровавой пылью, а стальной волк заработал бесконечное чувство вины: перед девушкой, собой и собратьями. Нужно было стрелять в фанатичную девицу или нет?

Что отделяет воина - читай солдата - от убийцы, в чём разница? Чем отличается человек от дикого зверя? Взрыв родил эти вопросы, но пока точно можно сказать, что Фусэ - воин, но не убийца, не хищник.

Ему проще было принять смерть от взрыва, чем первому нанести удар и стать в собственном понимании убийцей - в этом будут проистекать почти все душевные дерзания констебля; он человек или жестокое животное, есть ли тут очевидная грань?

Система судит всех. Исключений нет: и зверя осудят, и человека. Фусэ предстаёт на судилище по простому обвинению - он слишком человечен, чтобы быть зверям; он не рвал стальными клыками, хотя должен и обязан был растерзать.

Человек боится наносить удар первым, человеку легче ответить на агрессию, чем бить сразу, а животное бросается сразу, не думая, инстинкт кидает вперёд. Констебль ходит средь зверей, но их суть не принял; и люди не принимают его, потому что для них он слишком отчуждён и дик.

Фусэ застрял в междумирье - подвешенное состояние: одно мановение в сторону - человек, махнул в другую - зверь; он ещё не определился, нет, пока рано, но его обязательно заставят признать что-то одно в себе, потому что нельзя жить между двух миров вечно. Всегда надлежит выбрать одну сторону и быть верным ей до конца.

Но зачем быть верным? Кому верным? Тут вопрос даже не в понимании себя, а в причастности. Это можно разобрать на примере: ребёнок причастен и соотнесён с мамой и папой - это семья; семья - часть социума; общество - это плоть от плоти государства; страны, государства и режимы - воплощённый мир, - мироздание.

Верность не себе, не идеалам, - верность тем существам и воплощениям, с которым ты разделяешься сопричастность к стране, миру, организации etc.

Только невыносимо сложно это. Когда твоё «Я» растворяется в причастности и принадлежности к чему-то, то нету «тебя», а есть «мы», а для «мы» установлены определённые паттерны поведения, жизни и мышления.

Фусэ из них выпадает, но он всё равно часть стаи, поэтому рождается страдание - вина, - молодой волк обязан - и даже должен - был уничтожить «Шапочку», но он не мог бить, если она не нападала на него напрямую. Пока ещё он человек, живущий в стае: либо переделают, либо уничтожат и третьего не дано.

Когда хозяева держат при себе разных зверей, то вполне очевидно, что они будут конкурировать между собой, создавая противоречия в структуре, в которую внедрены. При таком раскладе выход прост: убрать кого-то или скрестить зверей - видовая селекция, но в контексте государственных организаций звучнее будет назвать это ассимиляцией, причём и Фусэ надлежит ассимилироваться в стае, чтобы продолжить быть её частью.

От этой мысли чувство вины только усугубляется, так как перепутье нескольких предательств.

Не предавать никого и ничего не выйдет. Вечно стоять на границе между двумя противоположностями невозможно, значит, выбор предрешён, но в этом и есть предательство: выбор одного - предашь человека, - человечность - внутри себя; выберешь другое - отречёшься от места, где ты нужен и важен. Рано или поздно вынудят что-то одно отринуть.

Глубокое противоречие в душе Фусэ, которое постоянно подчёркивается и словами, и действиями, и антуражем тоже, приметно более всего в момент встречи с его старым другом.

Они видятся напротив выставки с чучелами волков. Интересная сцена: волков и людей отделяет стекло да и только.

Метафора на состояние нашего героя, он находится на незримой и хрупкой, как стекло, границе, разделяющей несколько внутренних ипостасей: человека и зверя.

«Я хотел выстрелить», - проронил Фусэ в разговоре с приятелем. Не факт, что в этом есть именно осознанное желание, потому что мы точно можем наблюдать, что личность главного героя разбита, как минимум, на два крупных кластера, которые борются между собой, то есть он и хотел выстрелить, и не хотел в тоже время.

Эта фраза прямое подтверждение противоречия: одна часть считает, что можно пожертвовать всем, лишь бы сохранить причастность к тому месту и к тем существам, к которым привык; а другая часть остервенело старается защитить слабое подобие человечности.

Очевидно, чувство вины нарастает и причиняет пускай незримую, но ощутимую ментальную боль.

Да, в ходе повествования Фусэ сохраняет предельно отрешённый вид - читай отсутствует в ткани мироздания, но, исходя из его редких реплик и красноречивых поступков, мы имеем право допустить измышление, что его нравственные мучения велики, и он ищет избавления или даже искупления.

Эта мысль укореняется сильнее, когда констебль приходит навестить прах погибшей «Шапочки». Неизвестно, чтобы он стал там делать, но сам факт этого желание говорит о том, что ему необходимо некое подобие облегчения или снисхождения, которое он искал у останков почившей террористки.

Но ни откровения, ни облегчения найти там не удаётся, но обнаружилась «сестра» умершей, чей облик одарил Фусэ болезненным видением и одной из первых ярких эмоциональных вспышек, по крайней мере это приметно в контексте его флегматичного характера.

Между ними заводится необычная дружба, а начало ей, до некоторой степени, положил диалог, в котором юный волк спросил самое важное для него в тот момент: «Почему вы не вините меня?»

«Каждый из вас исполнял свой долг», - мягко звучит в ответ. И тут начинается чудная форма созависимости: и привязанность, и обоюдное облегчение страданий.

Кроткий вопрос Фусэ красноречив, он правда мучается гибелью той безымянной «Шапочки», он воистину хочет удержать собственную человечность, а принятие и понимание Кэй поможет в этом, пускай на небольшой срок, но сможет отсрочить обращение в существо, которое констебль отрицает внутри себя.

Закрепил знакомство двух молодых людей чудный подарок - сказка. «Красная Шапочка», но не в самом ясном и привычном для нас варианте, хотя бы потому, что в путь «Шапочка» сможет отправиться лишь тогда, когда износит «железное платье», читай латы, которые сам Фусэ носит, как шкуру. В видоизменённой сказке есть аллюзия на путь нашего героя.

«Платье» - это психологические защиты, и их констебль сбросит в будущем, и мы узнаем к какому результату может привести данный поступок, но не будем забегать вперёд, а со сказкой ознакомимся по мере необходимости.

Множество ограничений есть в жизни. И я, и вы, и Фусэ с Кэй прекрасно осознают их ярмо на себе каждый день - это ошибки, принятые решения, долг и обязательства, которые сами на себя водрузили.

Человек имеет право на свободу? Да, имеет, но проблема не в ограничениях, а в самом индивиде, потому что все вериги, цепи и стягивающие рванную кожу крюки - это отражение того, чем человек является - значит наивысшая свобода, - свобода от самого себя.

Если Фусэ и правда хочет остаться человеком, то должен освободиться от самого себя, от той скрытой тёмной сущности внутри; отринуть зверя, проткнуть «сердце тьмы» серебряным колом, чтобы больше не было ничего, - ничего побуждающего идти вперёд; чтобы больше не было самого Фусэ.

Хочешь свободы - уничтожь себя; хочешь новой жизни - уничтожь себя; желаешь вырваться из порочного круга - уничтожь себя; но на остатках прошлого родится что-то новое, как и впредь. Было бы время на это.

Но хронометр предал нас, поэтому минуты дороги и редки - надо бежать дальше, чтобы нагнать убегающую человечность.

Шутка ли, но сказка, подаренная Кэй, больше не про саму девушке, как могло показаться, а про констебля, хотя бы из-за того, что и ему надо содрать с себя «железное платье», так и «Шапочки» из этой Вселенной надлежит сделать тоже самое. В этом можно усмотреть и акт самоотречения, где отдаётся часть себя на заклание и первый шаг к инициации или перерождению.

Сказка для железного Фусэ аллегорически раскрывает его пути становления в новой ипостаси, но в ней есть и мотивы борьбы с предначертанной судьбой, он - волк, он не может жить среди людей, он всегда будет частью стаи: либо ты живёшь в ней, либо умираешь без неё.

Зверь не может существовать среди людей, Фусэ вынужден принять собственное «сердце тьмы», обязан и должен свершить великое зло над собой - убить человека внутри, приговорить собственную человечность. И тогда произойдёт трансформация, «обращение», «перекидывание», и мы увидем «оборотня», аккуратно ступающего среди людей.

Противоречия внутри персонажа проявляется через психологизм: сны и галлюцинации\видения наяву; мысли; монологи и прочее, и прочее.

С констеблем Фусэ часто случаются миражи, которые рождает подсознание буквально в действительности, они перетекают из спокойного состояния в горячку. Воплощаются в одном миге и погибают посреди сна - это очередной маркер внутреннего противоречия персонажа, что разрозненные части личности героя бьют в набат, недвусмысленно намекая, что «Я» находится под угрозой, под титаническим стрессом. Надо искать решение или выход из этого состояния, потому что кризис неминуем.

Сказка снова звучит для нас, и знаем мы теперь, что «Шапочка» на перегонки с волком отправилась к родному дому: один по булавочной тропе, а другая по иголочной - обоим страдать придётся и без боли не обойдётся.

Да, очевидно, что в сказании про «Шапочку», Фусэ играет роль хрестоматийную. А волк тогда кто?

Наставник из академии, куда констебля ссылают за провинность, за то, что он всё ещё человек. В сказке волк съедает девочку, подобная фабула сохранилась и в фильме, но тут она больше похоже на инициацию или причащение, в котором должен умереть человек и родиться волк.

Вся мифологема про «железную шапочку» перекликается с этапом тренировок в академии - некой ссылке для героя. Переобучение становится ловушкой, где из него попытаются снова сделать того, кого необходимо.

Увы, процесс будет муторный и суровый, потому что наваждения продолжают преследовать: в одно мгновение он смог застать наставника врасплох, но Фусэ вновь не стреляет.

Морок погибшей потревожил его рассудок, сжираемый чувством вины, стрелять в спину - стрелять первым, - он не в состоянии и это будет долгое время преследовать нашего героя, но пока отделается длинной очередью резиновых пуль.

Примечательно, что волчий наставник расстреливает, пускай и из несмертельного оружия, совсем молодых щенков - это чтобы навек усвоили, что такое боль. Хочешь избежать её? Бей первым, но такая наука для Фусэ не по плечу.

По мере повествования наше внимание акцентируют на диалоге, в котором рассказывается об особенностях тренировок стаи, - принято стрелять красящими шариками на учениях, но в академии все учебные манёвры проводятся с использованием резиновых пуль.

И каждый в обязательном порядке, даже если сдался, получит свою порцию при провале - выработка условного (прививаемого) инстинкта. Эдакое принуждение к закреплению банальной нейроной связи: боль - неприятно; боль надо избегать; не хочешь боли - кусай всегда первым.

Фусэ не ударил первым в ситуации с девушкой-террористкой, не впился в спину наставника, когда подловил его на учениях.

Он не зверь. Не откладывается дрессировка в подкорку, потому что он не может бить первым, он не хочет выживать любой ценой.

Каждый человек имеет частичку зверя, некое «сердце тьмы» - централь всего дурного, что есть в нём. Да не только в нём, а во всем человечестве.

Можно до бесконечности лицемерить о добродетели, но есть «нечто» внутри нас, людей, и оно упивается страданиями других, радуется звериной жизни, наслаждается хаосом, поэтому и слова наставника о том, что кадетам где-то в глубине нравится эта животная жизнь - правдива, по-своему, но правдива.

И тут, снова устами наставника академии, звучит лейтмотив произведения: «зверю не место среди людей». Это можно понимать или интерпретировать по-разному, но точно можно сказать, что есть разница между человеком, соприкоснувшимся с внутреннем чудовищем, и тем, кто этого ещё не сделал.

Для Фусэ важно быть членом бронекорпуса, необходимо оставаться частью братства, он не может потерять стаю, в которой чувствует себя «на своём месте»; однако придётся соприкоснуться с мрачной и пугающей частью себя, потому что только так можно остаться среди сородичей.

В таком случае он навсегда останется волком, а людское племя их не жалует.

В тоже время связь с Кэй - это оппозиция данной идеи: он через неё нащупывает нить Ариадны, она может его вывести из лабиринта с оборотнями. Одна часть желает навечно остаться чудищем, а другая робко тянется к людям.

Амбивалентность личности. Знать бы ещё какая из частей чего желает, так ведь?

Первая подсказка для нас - это наваждение, которое обращается в сон: в нём Фусэ снова оказывается в тоннелях под Токио (это место сакраментально тем, что оно воплощает собой «тёмный лес», охотничьи угодья волков), где он бежит за Кэй, но тут не столь важен именно её внешний облик, потому что можно подставить и ту несчастную девушку из инцидента со взрывом - суть меняться не будет. Здесь важен акцент на женском образе, олицетворяющим привязанность, как одну из форм контакта с людьми.

А раз это женщина, вызывающая хоть какие-то чувства, то связь эта, чуть приметная ниточка, - любовь. Да, одно из основных проявлений человечности - любовь и все её производные.

Сон не отпускает Фусэ и к нему присоединяются сородичи, но уже в буквальном зверином обличии, они появляются из теней потаённых троп. И по их поведению понятно, что констебль для них собрат: они не агрессивны п отношению к нему, обнюхивают, а некоторые норовят прильнуть.

Любопытно, что он, кроме ещё Кэй, единственный в человеческом облике, что говорит нам о его подвешенном состоянии, - он человек, но пока в стае и принят её.

Можно допустить, что раз есть Фусэ, Кэй и волки, то кого-то должны задрать, но наш герой для зверей родной - значит жертвой будет Кэй, но в символическом смысле; она отражает его человечность, по крайней мере попытку её удержать, поэтому, чтобы до конца породниться, стая должна убить в нём ненужную часть сознания, - именно сознания, потому что у подсознания другое мнение на счёт происходящего.

Сон продолжается стремительной погоней, в которой волки задирают сознательное стремление Фусэ к людям, к любви, к близости, но «смерть» наступает не от пожирания стаей, а от рук самого Фусэ.

Подсознание вторгается в сон, и оно диктует условия другим видением: пиршество волков перебивается вставками, где уже и Фусэ и члены корпуса в людском обличье.

Кэй приставили к стенке, побратимы скрываются в тенях и только зловещие огни пнв сияют, выдавая их присутствие, а «тёмный лес» озаряется огнём из пулемёта: вторая ипостась Фусэ с абсолютно отрешённым видом раздирает человечность кусок за куском.

Последним символом из сновидения было это: метафорическая Кэй погибает не от клыков стаи, а от рук нашего подопечного - это вердикт и приговор подсознание для осознанной части констебля; ты должен убить её, человечность, внутри себя.

Пускай вердикт вынесен, но есть утешение, что в иллюзии, пожалованной подсознанием, Фусэ облачён в стальную шкуру, но лицо не прикрыто «оскалом» - метаморфоза произошла не до конца.

Подсознание уничтожает - или намеренно уничтожить - человечную часть, а сознание против этого.

Об этом говорит финальный вопль «осознанной» версии констебля, с которого начался сон. Это закрепляет ранее наметившееся противоречия.

Сказка продолжается: когда «Шапочка» (Фусэ) добирается до дома бабушки, то она уже мертва, а на месте её Волк (наставник). «Шапочку» обманом науськивают отведать плоти и крови бабушки - инициация, здесь ментор откармливает волчонка для перерождения и возвращения в стаю.

Сожри человека внутри себя, обглодай плоть с костей, рассеки глотку и выпей всю кровь досуха, и вернись к нам, как брат.

На алтарь человека привели, а с алтаря спустился молодой и сильный зверь.

Волки рядятся в овечью шкуру, но из овец они перекидываются в стальных хищников; поэтому облачение в броню специального корпуса обставлено подробно, как некий акт или почти магический ритуал для колдуна-перевётыша.

Когда хитросплетения интриг между представителями исполнительной власти Токио приводят Фусэ в подземелье («тёмный лес»), то он там перевоплощается, перекидывается, как оборотень. По невидимым тропкам будет гулять не констебль, а воплотившиеся подсознание.

«Иди ко мне», - призывает волк в сказке, - «иди на изведанные тропы, они таят дары для тебя».

Охотники в добрых сказках убивают чудовище, но то охотники, а гончие, идущие по следу, не чета свирепой твари.

Волк опаснее всего в тех местах, где убивал так часто и много, что уже не думает и не анализирует, а просто раздирает на кусочки. Фусэ и реальностью, и снами, и самой судьбой повязан с глубинами Токио.

Оборотень воспрянул, но тёмная подсознательная часть не овладела нашим героям полностью, он сохраняет слабую человеческую черту - не бьёт первым.

Стычек с бюро безопасности будет несколько.

Первая: Фусэ вырывается из тьмы перед троицей бойцов и вместо того, чтобы разом ударить по ним, он ждёт.

По нему дают раскатистый огонь из трёх автоматов, приняв их всех на кирасу, он стреляет в ответ.

Констебль не атакует первым ни в случае с гранатомётчиком, ни пытается добивать раненных и убегающих. Во всех столкновениях он не атакует первым, а ожидает хода противника. Не самый разумный подход.

Психологический диссонанс настолько силён, что в момент перехвата управление подсознанием сохраняются осознанные тенденции: констебль пытается всеми силами сохранить частички человечности.

У этого есть последствия - противник получает право на первый выстрел. Абсолютно иррациональное решение, однако человеку всегда позволительно защищаться, оберегая свою жизнь; странная лазейка от сознания к подсознанию.

Десяток убитых и распотрошённый свинцом старый друг, но связующая нить с людьми сохраняется, она определённо цела, не смотря на начало обращения.

Нет ничего более обыденного, чем добрая сказка, но Кэй - разменная монета в политической игре, она будет полезнее, если умрёт: не придётся контролировать, а если хорошо всё скрыть, то можно будет вечно её шантажировать оппонентов.

Сны иногда сбываются, увы. И вот и злодей, и ментор, наставник всех волков, вкладывает в ладонь оружие со словами: «Убей её, пока ты ещё зверь».

Убей, потому что перерождение началось: убей человека в себе и иди к нам; оставишь в живых - мы сожрём тебя.

Секунда. Две. Выстрел.

С возвращением в стаю, Сородич.

Приняв судьбу средь оборотней, полюбив её, признав за «крест», ты ступил на звериные тропы, констебль Фусэ. Тут только в бездну до самого конца, не оборачиваясь.

С уважением, ваш Lunary.

#эссе #long #longread #jinroh #лонг #лонгрид