Пока нет названия, пусть будет «Куда пропал Чейз»

Соленый ветер хлестал по лицу, как пощечина неверной жены. Голова гудела, словно в ней поселился рой разъяренных пчел, а перед глазами плясали черные мушки, как стая воронов над падалью. Вкус крови, непрошеный гость, терпкий и знакомый, заполнил рот. Я сплюнул багровую жижу на серые доски пирса и поморщился. "Вот тебе и тихая слежка," – прохрипел я, ощупывая затылок. Кровь, смешанная с морской солью, стекала по лицу, окрашивая мир в багровые тона. "Как же я докатился до этого?" – мысленно вопрошал я сам себя. Там, где только что была густая шевелюра, теперь красовалась липкая от крови проплешина. Кто-то решил, что мой череп – отличная мишень для бейсбольной биты. Черт бы их подрал, этих крыс! Юрист, проклятый холеный юрист, исчез, как дым, при этом упомянув мою заказчицу, а я теперь валяюсь здесь, словно выброшенный на берег старый башмак. «Селена замешана в криминале? А юрист? Какую роль он играет?» Я пошарил в кармане, нашел смятую пачку "Кэмела" и дрожащими пальцами выудил сигарету. «Куда пропал её муж Чейз Блом?» Огонь спички вспыхнул, как последний проблеск надежды в этом прогнившем городе. Затянувшись, я почувствовал, как никотин заполняет легкие, словно яд, но в то же время возвращает к жизни. Шагая неровной походкой, наткнулся на мотель "Морской бриз" – больше похожий на пристанище для крыс, чем на место отдыха, – пронеслось в голове. Но сейчас это был единственный маяк надежды в этом океане отчаяния. Номер пропах затхлостью и дешевым табаком. Кровать скрипела под моим весом, словно жалуясь на судьбу. В зеркале отразился измученный взгляд, в котором читалась вся горечь прожитых лет. Шрам на щеке заныл, напоминание о прошлом, которое никак не желает отпускать. "Джек Слейтер," – прошептал я, – "ты стал тенью самого себя. Охотник, превратившийся в загнанного зверя." За окном бушевал шторм, вторя моей внутренней буре. Мир казался враждебным и безжалостным, как хищник, готовый в любой момент наброситься. Мне бы найти этих ублюдков, но все, что я мог сделать, это бросить куртку на ходу и, шатаясь, как на штурмующем корабле, полететь лицом в подушку и вырубиться. Утром головная боль не была милосердной и стучала обухом при любых резких движениях. «Что ж... мы с тобой знакомы давно, но сегодня ты крайне настырна.» При попытке вновь вырубиться, потерпел поражение и только и делал, что пялился в потолок, а в голове, словно в калейдоскопе, мелькали обрывки событий: Селена, исчезнувший муж, юрист-змея на пирсе и четкий звук удара битой о голову. От этих воспоминаний я скривился, как от проглоченного лимона. "Тенебрис, ты выпил мою кровь до последней капли," – подумал я, глядя в потолок, исписанный тенями. "И все равно тянешься за добавкой." В этом городе даже звезды казались тусклыми, словно затянутыми пеплом грехов. За окном утро встречало свинцовым небом и слякотью на асфальте. Я вышел из мотеля, как восставший из могилы, пропахший табаком, кровью и отчаянием. Город дышал грязью и ложью, каждая улица – кривым зеркалом, отражающим мои собственные пороки. "Что посеешь, то и пожнешь," – вертелось в голове. И я знал, что мой урожай будет горьким.