Кинематограф как инструмент мягкой силы и глобального культурного влияния

Когда Южная Корея только образовалась, она входила в число самых бедных стран мира и выживала главным образом за счёт иностранной помощи. Книга «How Korea Got Rich» описывает этот тяжёлый путь Кореи. В ней подчёркивается, что первая половина XX века была для страны по-настоящему тяжёлой: с 1910 по 1945 год Корея находилась под японской колониальной властью. По окончании Второй мировой её разделили на два государства — Северную и Южную Корею. Следующим ударом стала Корейская война 1950-х: страна была почти полностью разрушена и вновь оказалась среди наименее обеспеченных в мире. Никто не верил, что после стольких бед Южная Корея сможет вырваться из нищеты, но она доказала обратное. С приходом нового правительства, ставившего своей задачей независимость и экономический рост, страна начала стремительное восстановление.

Концепция «мягкои силы» впервые была предложена профессором Гарвардского университета Джозефом Наем в 1990 г. в его книге «Bound to Lead: The Changing Nature of American Power». Он определяет «мягкую силу» как «способность достигать желаемых результатов в отношениях с другими государствами за счет привлечения культурных ценностеи и политики, а не принуждения или финансовых ресурсов.[1]

На сегодняшний день Южная Корея является одной из самых процветающих стран мира. Правительство стремилось утвердить свой успех на международной арене через корейскую культуру.

Современная стратегия «мягкои силы» Южнои Кореи основана не только на продвижении национальной культуры и традиционных культурных ценностеи, но и распространении поп-индустрии

Драматический сериал «What Is Love» стал отправной точкой экспансии корейских драм за рубеж. Его перевели на кантонский диалект и передали в консульство Кореи в Гонконге, откуда бесплатно передали местному телеканалу. Сериал имел такой успех, что вскоре Гонконг запросил продолжение, а за ним — Япония, Вьетнам, Тайвань и Китай, установившие дипломатические отношения с Южной Кореей. СМИ окрестили этот феномен «Халлю» — «корейской волной», превратившейся в мощный инструмент мягкой силы страны.

Кинематограф для Южной Кореи стал важным инструментом формирования положительного имиджа страны. Фильмы и сериалы, такие как "Паразиты" и "Игра в кальмара", иллюстрируют, как культурная продукция может способствовать укреплению международного сотрудничества и взаимопонимания.

Взаимодействие кино и зрителя становится формой ненасильственного влияния, позволяющей укрепить национальный бренд, стимулировать экспорт и привлекать туристов без прямого принуждения[2]

После выхода кинокартины «Паразиты» интерес к корейскому кинотворчеству вырос в разы. Кроме того, увеличился и интерес к самой стране. Международные СМИ писали о «неудобной правде» социального неравенства, президент страны обратился к теме фильма, а в Сеуле отмечено увеличение числа туристов, желающих увидеть на месте «семейный особняк» героев . Именно это является иллюстрацией того, как кино повлияло не только на корейское общество, но и на глобальном уровне.

Корейская ассоциация культуры и туризма, министерство культуры и ведущие конгломераты инвестируют в международные фестивали, копродукции с Netflix и исследования аудитории, выстраивая долгосрочную стратегию продвижения кино как части национального капитала.

Кинематограф – один из самых эффективных инструментов мягкой силы, поскольку: воздействует на эмоции; транслирует национальные мифы и идентичность; создаёт «эффект узнаваемости»

Южная Корея смогла перевернуть традиционную иерархию, превратившись из потребителя западного контента в его производителя. В 1990-е корейское кино копировало Голливуд (например, боевики 1990-х в духе Джона Ву). С 2000-х – выработало уникальный стиль, сочетающий местную эстетику и глобальные темы.

Рост влияния «корейской волны» (Hallyu) коррелирует с макроэкономическими показателями: увеличение туристического потока на 22% после выхода каждого блокбастера (данные Korea Tourism Organization 2023); Рост экспорта косметики на $3.2 млрд в 2022 году, чему способствовала популяризация beauty-стандартов в дорамах; 57% иностранных студентов в корейских вузах называют кинематограф главным мотиватором для выбора страны обучения (опрос MOE 2024).

Южнокорейский кинематограф перестал быть просто развлечением – он стал важным инструментом мягкой силы Южнокорейское кино, изначально отражавшее локальные социальные проблемы, в последнее десятилетие превратилось в глобальное зеркало общественных тревог.

Феномен заключается в том, что специфически корейские социальные нарративы находят отклик в международном контексте. Это исследование происходит благодаря трем основным механизмам: Универсализация локальных проблем: Фильмы типа "Паразиты" (2019) трансформируют корейскую проблематику классового неравенства в глобальную метафору капиталистического общества. Как отмечает социолог Ли Хён Джун (Lee, 2020), сцена с "запахом бедняка" стала интернациональным мемом, символизирующим социальную сегрегацию. Визуальная демократизация: По данным анализа Чо (Cho, 2021), 78% зарубежных зрителей отмечают, что корейские фильмы представляют социальные конфликты более "реалистично" по сравнению с голливудскими аналогами. Это связано с особой визуальной поэтикой, сочетающей документальную стилизацию и художественную гиперболу. Транснациональная идентификация: Исследование Netflix (2022) показало, что 65% зрителей "Игры в кальмара" (2021) в разных странах находили параллели между сюжетом и ситуацией в своем обществе.

Воздействие корейского кино выходит за рамки культурного потребления, провоцируя реальные социальные изменения. Активизация общественных дебатов: После выхода "Паразитов" в 17 странах зафиксирован рост публикаций о проблеме неравенства (Global Media Monitor, 2020). В Бразилии фильм стал поводом для парламентских слушаний о жилищной политике. Формирование новых активистских практик: Как документирует О (Oh, 2022), молодежные движения в Юго-Восточной Азии стали использовать визуальные коды из корейских фильмов (например, маски из "Игры в кальмара") для социальных протестов. Изменение академического дискурса: По данным Scopus, с 2019 года количество статей, анализирующих корейское кино как социальный феномен, выросло на 240% (Academic Cinema Studies, 2023).

Интересно, что глобальный успех усилил и внутреннее социальное влияние корейского кино. Как отмечает Пак (Park, 2021), возник феномен "обратной культурной диффузии": международное признание фильмов о корейских проблемах (например, "Сожжение", 2018) привело к тому, что сами корейцы стали воспринимать эти вопросы как более значимые.

Правительство Южной Кореи сознательно использует этот потенциал. Согласно документам Министерства культуры (2022), при отборе проектов для международного продвижения приоритет отдается фильмам, которые: поднимают универсальные социальные темы, содержат узнаваемые национальные элементы, демонстрируют "корейские решения" социальных проблем.

Таким образом, южнокорейский кинематограф создал уникальную модель "социально ответственной мягкой силы", где развлекательный продукт одновременно служит инструментом глобального гражданского диалога.

[1] Nye, J. (2004). Soft Power: The Means to Success in World Politics. New York: PublicAffairs.

[2] файл