Утрата непознанной вселенной
Перевод небольшой статьи колумниста Сэма Лэйта из журнала the Spectator . Он вспоминает про утрату четвероного друга: написав прощальное письмо пропитанное нежностью и любовью к своей кошки, пытаясь не утратить прошлые воспоминания. Особо впечатлительным лучше не читать.
Автор Sam Leith
Перевод мой
Я никогда раньше не копал могилы. Но именно за этим занятием мне пришлось провести свой выходной в воскресенье. Яма метровой глубины – это довольно утомительно; а для могилы – это глубина, на которую нужно (sic) копать, если вы не хотите чтобы лисы превратили маленькую трагедию в комедию ужасов. Я потрудился на совесть.
Тем солнечным днём, на нашем заднем дворе дети ели гамбургеры с барбекю, а всего в нескольких метрах я копал, беспокоясь что они могут догадаться. Слава Богу за их героическое равнодушие. Только наш младший проявил интерес к моему занятию и вполне удовлетворился ответом о посадке дерева. Истина же заключалась в другом... Я волновался, что яма была недостаточно широкой. А потом до меня дошло, что она была величиной с кошачью дверь, и у меня застрял ком в горле.
Я знаю, это всего лишь чертова кошка. Мир горит, люди гибнут по всей стране, а я расстроен из-за кошки. Но это так. Она у меня уже 17 лет, и моя благотворительность началась с неё.
Земля нам дана для возделывания своего сада – или, как в моём случае, копать могилу.
Она принадлежала к прославленному роду беспородных особ: чёрного цвета с белым пятном на груди, и я звал её Генри (Henry), прежде чем обнаружил, что она всё-таки самка. Будучи котёнком она преследовала мои Doc Martens (прим. ботинки обувной серии от фирмы AirWair), с грохотом носилась по лестнице в моей маленькой квартирке, сражалась с невидимыми врагами, крала носки и приводила в негодность мебель. Вполне стандартное кошачье поведение. В общем, она была обычной кошкой.
А ещё она была колоссальной головной болью. Постоянные проблемы с ИМП (инфекция мочевыводящих путей) сопровождались длительными курсами приёма розовых таблеток, которые она не хуже иллюзиониста прятала у себя за щекой, а потом избавлялась от улик, которые я обнаруживал «закопанными» в кровати. А ещё были случайные вспышки мании убийства. Мяукающие требования, чтобы её выпустили и снова впустили, или наоборот. Я любил её.
Она презирала пить из миски с водой, вместо этого предпочитала балансировать на краю раковины, призывно мяукая, чтобы ей открыли кран. Мы даже купили ей специальный кошачий фонтанчик, из которого бились прозрачные струйки свежей фильтрованной воды. Она избегала и его – если же и чувствовала нашу непреклонность, то лакала воду из миски, где мы замачивали нут или, на крайний случай, предпочитая пить воду из аквариума. Мы также не беспокоились если она решала остаться на улице, потому что ей был доступен секрет телепортации обратно в дом – этот секрет мы так и не смогли раскрыть.
Отдельно следует упомянуть воспоминания связанные с нашим противоборством о «диванных инцидентах», продолжавшиеся на протяжение многих лет. Если вы не в курсе, то знайте: если кошка помочится на диван – то будьте уверены она снова вернётся «на сцену», когда у неё появится настроение. При чём независимо как и с каким упорством вы втираете, распыляете или посыпаете репеллентом поверхность дивана, чтобы отвадить животное пакостить на нём. И да, забудьте про уксус и пищевую соду – это не поможет тоже. Что значит «хорошо прожитая жизнь для кошки»? Предположу, что выброшенные несколько диванов. Из-за этой истории, её отношение с женой были непоправимо испорчены; но как я напоминал супруге – кошка была самым старым членом семьи, поэтому я действую по принципу «первый пришел – последний ушёл».
В последние месяцы она заметно похудела. Сквозь шерсть можно было ощутить её кости, она стала взъерошенной и шерсть плохо укладывалась. Изменилась и её походка: лапы дрожали прихрамывая. Кошки рождаются неуклюжими и становятся утончёнными лишь спустя время; но теперь она была медленной и осторожной, будто шла по зыбкой почве после похмелья. Днём она стала совсем незаметной и тихой.
Она стала будить меня по несколько раз за ночь теребя одеяло. Сначала я думал, что она хочет есть и, возможно, так оно и было. Но после она всё равно продолжала требовать моего внимания. Царап, царап, царап... Чего она хотела? Утешения? Внимания? Не знаю, но я сидел с ней. Иногда её непонятные желания становились излишне навязчивыми, и мне приходилось её запирать на ночь на кухне.
В пятницу ветеринар сказал, что её состояние будет только ухудшаться и надо принимать решение, мы договорились на полдень понедельника. В воскресенье я проснулся в 3 часа ночи и пошел её искать. А в 5 утра она разбудила меня сама …царап, царап, царап. Я подошел и сел рядом с ней, дом вокруг нас спал. Поймал себя на мысли, что пытаюсь запомнить в своих чувствах всё что с ней связано: её запах, ощущение от её шерсти, единственный белый ус; её тяжесть и нежность от прикосновения моей ладони к грудной клетке, когда я поднимал её, а ещё её вес когда она спала в моих ногах.
И – знаю, это до тошнотворности сентиментально – я вёл обратный отсчёт. У неё было ещё 48 часов... ещё 24 часа... Это была последняя ночь, когда я протягивал руку, чтобы провести по её выгнутой спине, или почесать ей щёку. В последний раз она мяла мою грудь, а затем успокоилась, когда я лежал и читал; она неохотно уступала, когда мне хотелось сесть на чёртов стул.
Это было последнее утро, которое она видела. Это был последний раз, когда она сидела похожей на амперсанд в траве на солнышке, нюхая воздух. Я сказал детям попрощаться с ней «на всякий случай». В течение 15 минут они пытались как-то её спровоцировать поиграть с помощью фантиков на верёвке. А потом я положил её в переноску и отвёз на приём, а когда вернулся с пустой корзинкой – их слезливые предчувствия превратились в громовой раскат – в полноценное горе. И моё тоже.
Я знаю, что я лицемер. Я ем сосиски, не скорбя о тех многих свиньях, идущих на убой. Но не думаю, что тут уместна рациональность или последовательность в размышлениях, рассуждая о человеческих страданиях. Скорбеть по домашнему животному – это скорбь по исчезновению крошечной непознаваемой вселенной, являющейся её сознанием; но ещё это скорбь об утрате части нашей собственной жизни. И вот она скользнула в темноту через кошачью дверь – мохнатый следопыт.
Это просто чертова кошка. Но почему же я чувствую себя таким несчастным.
P.S. С любимым четвероногим другом каждая минута дорога.
_____________________
Оригинальная статья Сэма Лейта, The Spectator World