Jessie J — «Don't Tease Me With A Good Time» (2025)
Джесси Дж говорит, что сама бы в такую историю не поверила. Она готовила первый за восемь лет альбом, была по-настоящему счастлива со своим партнёром, наслаждалась материнством, к которому шла десятилетие, и казалось, что жизнь наконец-то выровнялась. И вот — в марте ей ставят диагноз: рак груди.
Jessie J вернулась с новым синглом «No Secrets», выпущенным 25 апреля 2025 года. Это её первая сольная работа за четыре года и дебютный релиз после ухода с лейбла Republic Records — теперь она является независимой артисткой, сотрудничающей с Darco Artist Partnerships (D.A.P.).
Откровенность — её второе имя. Альбом «Don't Tease Me With a Good Time» задумывался как прямое и честное признание во всём, что она пережила за эти годы: эндометриоз, выкидыш, разрушенные отношения, газлайтинг, суицидальные состояния. Первый сингл «No Secrets» вышел в апреле — но главный секрет тогда ещё оставался под замком. В мае она выпустила «Living My Best Life» и давала интервью о том, что действительно проживает лучшую версию своей жизни, хотя параллельно боролась с диагнозом, о котором никто не знал.
Пожалуй, это самая светлая и беззастенчиво личная песня Jessie J за последнее десятилетие. «Living My Best Life» звучит как откровение — после многих лет борьбы, эмоциональных провалов и индустриальных передряг, она возвращается с сияющей, манифестирующей уверенностью. Вокал — в лучшей форме: напористый, почти разговорный в куплетах, и по-настоящем…
Летом она решила рассказать всё публично, и уже в начале июля прошла мастэктомию. Этот поворот словно нажал кнопку «живи сейчас» — и Джесси говорит об этом так же честно, как и о музыке.
Она закатывает глаза так красноречиво, что комментарии уже не нужны. «Выпускаю песню ‹No Secrets›, даю сотню интервью, и меня спрашивают: “Ну что у тебя нового?” А я такая: “Эээ… да ничего…”» — рассказывает Джесси, иронизируя над тем, как приходилось держать диагноз в тайне. Недавно ей пришлось отменить часть туров — она ждёт реконструктивную операцию.
Мы разговариваем в лондонской фотостудии. На ней бежевый кожзам-пиджак, джинсы с белыми нашивками, светлые ботинки и огромные очки — смесь байкерши и Наны Мускури из семидесятых. «Чувствую себя так, будто у меня должен быть парень с огромными усами», — смеётся она. «Я вспоминаю «Беспечный ездок». Так меня и называли в школе!» — фыркает Джесси.
Она быстрая, дерзкая и говорит без фильтров. Признаётся, что всегда тянулась к комедии, и даже планирует попробовать себя в стендапе в следующем году. «Я обожаю смешить людей. На сцене вообще превращаюсь в человека, который жарит зал как на гриле».
Джесси готовилась к выходу на красную дорожку BAFTA, когда нащупала уплотнение. Сразу пошла проверяться: ультразвук, врачи — спокойные, уверяют, что ничего страшного, «просто плотная грудная ткань». Она им не верит: сама чувствует комок, болит рука, по утрам немеют пальцы. Врачи соглашаются сделать биопсию. Это было 28 марта, на следующий день после её дня рождения. Пятница. Доктор говорит: если будут плохие новости — позвонит в понедельник. И за выходные Джесси успевает убедить себя, что всё ок. Ну не может же сейчас, когда впереди релиз, тур, жизнь кипит.
За две недели до старта альбома, после восьмилетней паузы, ей приходит сообщение: «Свободна в шесть?» — обычная Zoom-встреча, не больше. Она подключается уверенная, что сейчас скажут «всё чисто». Но врач начинает фразой: «Вы сидите?» — с той самой интонацией, от которой внутри всё проваливается. И потом: «Мне очень жаль, но анализы показали высокозлокачественные раковые клетки».
Как она отреагировала? «Ну да, не лучший вариант, мягко говоря. И, блин, вообще ужасное совпадение». А первая мысль, говорит она, была совершенно прямой: «Я не могу умереть, мой сын ждёт меня».
Джесси Джей возвращается с песней, которая звучит как исповедь. «Believe in Magic» родилась в переломный момент — после беременности, в разгар борьбы со здоровьем, с перенесённой операцией и постоянными переносами тура. Вместо привычных хитов с зажигательными хуками мы слышим голос, который словно шепчет: «Я ещё здесь».
Операция показалась ей и страшной, и абсурдной одновременно. Она терпеть не может наркоз, а тут ещё и этот «торжественный» спуск в операционную — не на каталке, как при экстренной операции, а просто пешком, в больничном халате, из которого нагло выглядывала пятая точка. «Будто съёмки очередной серии ‹Black Mirror›», — смеётся она.
Но, говорит Джесси, ей всё же повезло. Химиотерапию и лучевую удалось избежать — только операция. «Рак — дрянь, но спасибо вселенной, что я нащупала его рано». Мастэктомия была четыре месяца назад, и теперь, по её словам, правая грудь выглядит «как грейпфрут в натянутой простыне». И всё это она произносит с фирменной ухмылкой: «Зато сосок оставили!»
Следующая операция — уже и медицинская, и косметическая. Сейчас грудь разного размера. «У них просто не было импланта такого же маленького. Вот это обидка! Я и так не в лучшей форме, а они меня решили добить. Такие невежи!» — шутит она. И добавляет, что всегда зарекалась делать грудь из-за своего ОКР: знала, что будет мучить себя поиском идеала. «Рак красиво развалил этот план».
Болезни, говорит Джесси, вообще всегда ходят с ней по соседству. Поэтому и отношение к диагнозу у неё оказалось таким собранным: она привыкла, что здоровье подбрасывает удары именно в моменты карьерных взлётов. «Честно, будто жизнь спрашивает: “Весело тебе? Присядь-ка”. С самого детства: как только начинается успех, тут же прилетает что-нибудь жёсткое или странное».
Она возвращается в своё 11-летие — уже тогда Джесси играла в Вест-Энде в «Whistle Down the Wind», куда попала в девять. И именно в то время ей поставили синдром Вольфа–Паркинсона–Уайта, который вызывает приступы учащённого пульса, головокружения и резкой слабости. «Я ходила на репетиции с капельницей, а ночью ложилась обратно в больницу», — вспоминает она.
Перематываем шесть лет: 17-летняя Джесси учится в Brit School, поёт в девчачьей группе Soul Deep — и получает первый контракт. И тут же — инсульт. А потом, перед тем как выпускать музыку в 2020-м, она попадает в аварию, получает травму гортани и не может петь целый год.
Я не выдерживаю и прошу притормозить: инсульт в 17? Она кивает. «Я ехала в поезде, и у меня перекосило лицо. Стало очень плохо. Пришла к терапевту, а она говорит: ‘Похоже, инсульт. Вызываю скорую’. Четыре-пять недель в больнице». И она улыбается: «Похоже, я подсела на диагнозы. Так что, может, рак просто попал в эту коллекцию».
Определяли ли болезни её детство? «Нет», — отвечает она уверенно. Родители всегда делали так, чтобы её состояние не стало ярлыком, не определяло её характер. «Это было невероятно важно и работает до сих пор». И вообще, считает она, все эти испытания сделали её только крепче. «Они заставили меня жить осознаннее, лучше питаться, заниматься спортом. Просто быть здесь и сейчас».
На запястье у неё тату — открытый круг. Что он значит? «Мы сделали его с мамой и папой в Нью-Йорке на его 60-летие. Это круг любви. А сёстры струсили. Теперь я их любимый ребёнок!» — улыбается она. Она искренне обожает семью. Джесси, которой сейчас 37, выросла в Эссексе с двумя старшими сёстрами — обе отличницы, обе старосты школы. Мать — воспитатель в садике, отец — соцработник в сфере ментального здоровья.
В 16 она поступила в Brit School. Училась на одном потоке с Адель — они иногда пели вместе на переменах. Раньше она говорила, что атмосфера в школе была жёсткой. Что же двигало учениками — стремление быть талантливее или стремление быть заметнее? «Да просто все хотели быть центром внимания. Мы были подростками, которые хотели кричать громче других. Я носила всё зелёное, рисовала на лице ноты и была моделью волос для Vidal Sassoon. Я выглядела так, будто учусь в школе Star Trek в образе утки».
Любила ли она Brit School? «Обожала. Знаешь, что больше всего? Что она научила меня быть практичной. Мне приходилось делать пять пересадок из Эссекса до Кройдона каждый день, вставать ни свет ни заря — это закаляет. Но я любила всё: учёбу, постоянные перемены, отсутствие формы, кастинги. Я подавалась на всё подряд. Так я и попала в ту девчачью группу, которая принесла мне первый контракт».
Первый большой успех пришёл к ней в 21 год — она участвовала в создании хита «Party in the USA» для Майли Сайрус в 2009-м. А через год выстрелила сама: «Do It Like a Dude» стала её дебютным сольным попаданием в чарты и одновременно моментом рождения артистки под именем Jessie J.
Трек был взрывной смесью самоиронии, женской дерзости и неприкрытого веселья: самореференсы, двусмысленные строчки, пародии на мужскую браваду — три минуты чистого, нарочито грязноватого поп-адреналина. И, конечно, фирменное «J-J-J-J Jessie J».
Какое имя ей всё-таки ближе — Джессика, Джесси или Джесс? Она отвечает, не задумываясь: «Джесс. Ненавижу “Джесси”. Такое ощущение, что я собака. ‘Джесси, ко мне!’» — и сама себе свистит, разыгрывая сценку. «А вот буква J делает всё аккуратнее. Меняет всю атмосферу».
После «Do It Like a Dude» вышел «Price Tag» — её первый № 1 и до сих пор самый известный трек. Внешне это пузырящийся поп-гимн о том, что счастье важнее денег. Но сама Корниш говорит, что это ещё и критика индустрии, в которую она только входила.
«Это песня про то, как ты становишься статистикой и цифрой в отчёте лейбла, и всё уже не про талант и не про правду», — объясняет она. И, конечно, тут же напевает строчку: «When the sale comes first and the truth comes second…» — чтобы показать, что имела в виду. «Меня тогда дико раздражали контракты. Важно было не то, что ты хочешь сказать, а сколько с тебя можно заработать».
После «Price Tag» у неё было ещё много громких треков: «Domino» (ещё один британский № 1), «Who You Are» — её личный гимн честности с собой, и, конечно, «Bang Bang» с Арианой Гранде и Ники Минаж — самый успешный её хит в США. Но после этого всё резко оборвалось. Ещё один вход в Top 20… и тишина. Сингл за синглом не попадали никуда. Вот уже десятилетие у неё нет хитов. Она прошла путь от суперзвезды до «бывшей» буквально за одну ночь.
Как это на неё повлияло? «Знаешь, мне, по сути, повезло — я никогда не зацикливалась на первом месте или на цифрах. Это вообще не мой характер. Наверное, поэтому у меня сменилось столько менеджеров — большинство живёт ради этих показателей».
Провал даже принёс облегчение. Он вернул ей анонимность, которой ей так не хватало. «Я люблю успех, но не люблю славу. С ней теряешь невидимость — а именно она позволяет создавать то, что потом делает тебя успешной. Когда я исчезла с радаров, ходила с выбритой головой — меня никто не узнавал. Можно было делать обычные вещи».
Но она признаёт: вера в собственный материал тогда тоже ушла. Последние успешные треки с альбома «Sweet Talker» (2014) были написаны другими авторами — и не отзывались в ней никак. «Я просто ушла в себя и сказала: ‘Всё. Я так больше не могу’. Я сдалась. Взяла паузу и решила, что с индустрией покончено».
Она уехала и записала жёстко некоммерческий альбом «R.O.S.E.» — о том, как она искала себя с 25 до 30. Она его обожает. Покупатели — не очень. «Лейбл меня толком не поддержал: они не понимали пластинку. Для них это было не ‹Bang Bang›. Но честно — некоторые из моих любимых песен вообще находятся именно там».
Интересно, что она так прямолинейно говорит, что ранняя музыка перестала для неё что-то значить. В прошлом году писали, что в 2023-м она заработала 7,6 млн фунтов, и зазвучали слухи, что она продала часть прав на каталог. Правда это? «Нет!!!» — отвечает она мгновенно. Но врёт она плохо — сразу краснеет. «Я не знаю… эээ… может, и да». Потом, спасаясь, переводит всё в песню — напевает «Moving on to another question…» под мотив «Total Eclipse of the Heart». «Музыка — она же должна приходить и уходить, — говорит она. — Отпусти. Это как гардероб: иногда нужно устроить генеральную уборку».
Хотя «R.O.S.E.» провалился коммерчески, в 2018 году Джесси внезапно пережила самый неожиданный взлёт в карьере. Она жила в Лос-Анджелесе, о ней в Британии уже мало кто вспоминал, когда менеджеры сказали: мол, есть китайское шоу Singer, зовут специальным гостем. «Я сказала: ‘Просто скажите да’. Они: ‘Хочешь узнать детали?’ А я: ‘Нет, подписывайте, мне нужен встрях’.» Приземляется она в Китае — и выясняется, что она вовсе не гость, а полноценная участница конкурса. На первом эфире она поёт «Domino» и выигрывает. Потом ещё, и ещё. «Они спрашивают: ‘Хочешь остаться?’ А я такая: ‘Ну, да!’»
Шоу смотрели полмиллиарда зрителей каждую неделю. В финале — аудитория в 1,2 миллиарда. Она исполнила «I Will Always Love You» и выиграла весь сезон. В тот момент, когда до неё доходит, что она победила, на лице — смесь шока, абсолютного непонимания (ещё бы — всё же на китайском) и чистой эйфории. Что это для неё значило? «Меня никогда так не чествовали именно как певицу. Это было впервые». Считает ли она, что её недооценивали? «Нет. Просто так получается: те, кто знают, как я умею петь, обычно не покупают мою музыку, а те, кто покупают — не знают, что я могу петь вот так».
Новый альбом совсем иной — он настолько личный, что местами ощущается как набор личных сообщений людям, которые играли важную роль во взрослении Джесси.
Откуда название? «Фраза ‹Don’t tease me with a good time› — это я говорю постоянно». Иногда искренне — когда кто-то предлагает ей что-то хорошее. Часто — саркастически. Пример у неё мгновенный: «‘Ну что, хочешь операцию на груди?’ — ‘Не дразните меня приятными предложениями!’»
Одна из новых песен, «I Don’t Care», заканчивается её монологом: «Давайте поднимем бокал за нас и за тех, кто только находит в себе смелость уйти от газлайтеров, абьюзеров и нарциссов». Кто они — эти люди? «Это мужчины в моей жизни и карьере, которые называли меня трудной просто потому, что я сильная и знаю, кто я». Ей это говорили в лицо? «О да. Постоянно. Сто процентов». Больше в личной жизни или в работе? «В бизнесе. Ну, может, парочка бывших, но ничего серьёзного — с такими я бы не стала всерьёз встречаться».
В песне «Complicated» она будто раскладывает на стол всю свою первую карьерную декаду. В строках про 2010-й она поёт: «Я не знала, что делаю. Пела слишком громко. Была неуверенной — но никто этого не видел». Она слушает цитату и кивает: да, так всё и было — и растерянность, и бравада, и неуверенность, тщательно спрятанная под мощным голосом.
В куплете про 2012-й звучит куда более личная история. Она вспоминает расставание с «прекрасной девушкой» и строчку: «Пресса лезла в лицо, я назвала это фазой — малышка, прости». Тогда, в период её стремительного взлёта, она встречалась с женщиной и открыто говорила, что бисексуальна. После разрыва сказала, что это была «фаза». Это больно ударило по ЛГБТ-сообществу — но, как признаёт Джесси сейчас, сильнее всего по её бывшей. Она говорит, что тогда подобрала слова неверно: «Это не значило, что я не бисексуальна. Думаю, я всегда буду испытывать влечение к женщинам. Я просто не хочу, чтобы на меня вешали ярлык ‘бисексуальная певица Джесси Дж’». Со своей бывшей она больше не общается, и слышно, что ей от этого грустно. «Я уверена, ей было больно. Наши отношения были потрясающими. Мы жили вместе около трёх лет».
Дальше «Complicated» превращается в хронологию её взросления: — 2014-й — ей говорили, что её «все ненавидят»; — 2015-й — диагноз о бесплодии; — 2016–2017 — годы горевания; — 2018-й — роман с «Magic Mike». Так она называет Ченнинга Тейтума. «Я дала ему послушать песню заранее — он всё понял, всё нормально». О нём она говорит тепло: «Он такой сладкий человек. Мы отлично проводили время». Но эта история показала ей и другую сторону популярности: в этой паре он был звездой, а она — «плюс один». И она впервые ощутила то, что чувствовали некоторые её бывшие: «Это раздражало. Казалось, что всё, что пишут обо мне, — на самом деле про него».
И песня «Threw It Away» тоже звучит как о нём — «I gave you my love / You threw it away». Она смеётся и начинает подпевать. «Наверное, да, там есть частичка и этого. Но не только. Я встречалась с кучей людей в ЛА. Много мужчин были в стиле: ‘Прокачу на мотоцикле, покажу город’, а потом просто высаживали тебя и исчезали. Это тёмная сторона Лос-Анджелеса».
Десять лет она провела там — свои «соло-годы». «Это была эгоистичная, потрясающая жизнь. Но такая жизнь не подходит, если у тебя есть ребёнок и партнёр. Когда родился Скай, я поняла, что не хочу растить сына вдали от семьи. А мой партнёр датчанин — нам хотелось быть ближе и к Дании тоже».
В прошлом году она вернулась в Британию — вместе с партнёром, датско-израильским баскетболистом Чананом Колманом, и маленьким Скаем. «Я просто почувствовала, что новая глава должна быть здесь», — говорит она. Уезжала она в тот день, когда Трамп выиграл выборы. Так совпало, что именно тогда была запланирована их эмиграция. «Да, как можно дальше от него, пожалуйста». Она говорит, что сильно переживает за друзей, которые всё ещё живут в Штатах: многие сломлены политической атмосферой. «Меня пугает, что я даже не могу представить, как можно думать так, как он. Это полная противоположность тому, во что я верю: в равенство, любовь и свободу жить так, как хочешь». Считает ли она, что Трамп лишает людей этой свободы? «Конечно. Многие мои друзья боятся — потому что они не соответствуют тому, какими он считает людей “должными”. А что это за образ? Это он сам».
На альбоме есть две песни о смерти близких. «Comes in Waves» — про ребёнка, которого она потеряла. Она поёт: «Мне больно от того, как я скучаю по будущему, которого у нас не было». В 2021 году, будучи без партнёра, она решила стать матерью сама — прошла ЭКО, забеременела, но потеряла ребёнка на десятой неделе. Трудно ли было решиться на материнство в одиночку? «Нет. Я хотела быть мамой, а отношений не было. У меня эндометриоз, и анализы говорили: низкий запас яйцеклеток, если не забеременею в течение года — вероятность естественной беременности будет минимальной». Ирония в том, что позже она всё-таки смогла зачать естественным путём — Ская.
«Comes in Waves» — песня болезненная, почти прозрачная, но и наполненная силой. Она обещает будущему ребёнку: «В следующий раз, когда ты придёшь ко мне, я подготовлю для тебя место». И повторяет эту строку вслух: «И я это сделала. Чёрт возьми, сделала». Она доносила беременность, родила Ская. Да, кесарево, которого не хотела, но в тот момент это было уже неважно. Чувствует ли она, что потерянный ребёнок остаётся частью её жизни? «Всегда. Говорят, что ДНК ребёнка остаётся в теле матери. Значит, частичка его навсегда будет и в нём, и во мне. Но я понимаю: всё не случилось тогда, потому что я не должна была проходить это в одиночку».
Другая песня — «I’ll Never Know Why» — не менее тяжёлая. В ней она упрекает себя за то, что не заметила, как близкий друг тонул в безнадёжности. «Как ты смог сказать “прощай”, не сказав прощай?» Песня посвящена её телохранителю и другу Дэйву Ласту, который умер в 2018 году, вскоре после её триумфа в Singer. На вопрос, покончил ли он с собой, она тихо кивает. Её голос ломается. «Я так по нему скучаю. Он был со мной семь лет. Как старший брат. Мне больно думать, что в нём было такое одиночество, что он выбрал это — вместо того чтобы позвонить мне». Она надеется, что песня поможет людям, которые пережили утрату. И тем, кто находится на грани. «Пусть услышат, сколько любви вокруг них. Сколько людей хотят, чтобы они остались».
Говоря о выкидыше и раке, она держалась спокойно. Но сейчас слёзы приходят сами. «Он был одним из важнейших людей в моей жизни». На гастролях он был первым, кого она видела утром, и последним, кого видела после концерта. «После каждого шоу мы гуляли, и он всегда спрашивал: ‘Кофту взяла?’» На Royal Variety Show она будет исполнять эту песню в худи — в память о нём.
Она называет альбом своим путешествием через горе. Да, в конце звучат светлые «Living My Best Life» и «H.A.P.P.Y», но история обрывается до того момента, когда её жизнь буквально взорвалась новым счастьем — рождением сына и отношениями с Чананом Колманом. И она уже не скрывает: ей не терпится написать об этом на следующей пластинке.
Такой любви, говорит она, у неё ещё не было. «Родить ребёнка любимого человека — это совершенно особенная связь. Она навсегда вписана в наши отношения. Я смотрю на Ская, а это буквально наши лица, смешанные в одно. Это совсем иной уровень любви».
И да, рак тоже вернётся на следующем альбоме. Она получила «чистый» результат, но понимает, что риск остаётся. Впрочем, она отказывается жить ожиданием плохих новостей. Жизнь слишком короткая, чтобы тратить её на страх. Дел полно — материнство, туры, новые песни, записи, и даже стендап, о котором она мечтает.
«Мне остаётся только надеяться, что он не вернётся», — говорит она. «А если вернётся, то разберёмся, когда придёт время. Мы, блин, справимся».