Книжная полка XIII. Прометей, да не тот

Почти типичный Лавкрафт. Чуть более лиричный, человечный что ли, но в целом — если не знать, что писал автор «Психо», — можно подумать, что это очередной рассказ Говарда. Удивительно.
Почти типичный Лавкрафт. Чуть более лиричный, человечный что ли, но в целом — если не знать, что писал автор «Психо», — можно подумать, что это очередной рассказ Говарда. Удивительно.

Читатель, сейчас бы мне поделиться с тобой мыслями о творчестве Роберта Блоха или Амброза Бирса, но не вижу резона распространяться негативными впечатлениями о четырёх маленьких оказиях — рассказах и повестях известных писателей (Блох, пожалуй, совсем разочаровал вторичностью и банальностью). Лучше напишу о чём-то более интересном...

О «Франкенштейне или современном Прометее» Мэри Уолстонкрафт Годвин, супруге поэта Перси Шелли. О романе я наслышан с детства. Стоит ли писать о том, как я ждал, когда наконец прочитаю и оценю произведение?.. Тем не менее, судьба распорядилась, что долгожданное знакомство произойдёт лишь на исходе 32 лет.

Роман, к удивлению вашего автора, одновременно и похож на свои многочисленные экранизации, и совершенно от них отличен (почти ото всех, за исключением, быть может, версии Кеннета Браны). Чем? Как минимум, в романе чудовище оживляется за кадром химическим способом без использования электричества (как в картине Джеймса Сирл-Доули 1910 года). Впрочем, понятно, почему эта тема попала в экранизации и стала знаковой: всё-таки в романе мельком упоминается изучение электрического тока. Также рискну предположить, что автор пьесы-адаптации, Пегги Уэблинг, следуя той же логике, что и Хаифа аль-Мансур в картине «Мэри Шелли», связала электрические исследования начала XIX века с фантазией Мэри и тем самым обогатила мифологию оригинального романа. Любопытно, что с этой условностью сценаристы и режиссёры считаются по сей день.

Важно также отметить, что «Современный Прометей» мало похож на «Дракулу» Стокера (напомню, одного из моих самых любимых романов), рядом с которым, благодаря экранизациям, «Франкенштейн» постоянно крутится с 30-х годов прошлого века. Если Дракула был мрачным, но безликим древним злом, то чудовище, сотканное из чужих тел — разумное, мыслящее существо со своей историей, характером и сложной психологической мотивацией.

Не могу сказать, что этот роман талантливой супруги поэта стал для меня откровением и вообще задвинул «Оно» и «Непобедимого» на задний план. Однако не буду отрицать, что книга получилась увлекательной и атмосферной, хотя местами чуть легковесной, мелодраматичной.

На мой взгляд, заметно, что образу чудовища, Виктора и, пожалуй, его друга по несчастью на крайнем Севере, уделено значительно больше авторского внимания, нежели отцу героя, его возлюбленной и любимому товарищу Анри Клервалю. Очевидно, это связано с тем, что персонажи истории в какой-то мере отражали Мэри, Перси и, полагаю, Джона Полидори. А уж кто есть кто, пусть каждый решает для себя сам.

Ничто людское чудовищу не чуждо.

Главные достоинства романа — мрачная атмосфера морального ужаса почти макбетовского масштаба. Главный герой бросает вызов Богу, но поступает со своим созданием хуже, чем Бог с Дьяволом. Монстр безо всяких причин объявляется эдаким Каином и вынужден всю жизнь страдать от одиночества и платить за грехи, которые не совершал.

Виктор Франкенштейн в исполнении Питера Кушинга готовится к оживлению монстра.

Да, чудовище, следуя концепциям энциклопедистов, от рождения ни доброе, ни злое. Оно жадно изучает окружающий мир и стремится, несмотря на плохое отношение со стороны простолюдинов, добру. Оно пытается (как европейские писательницы XVIII и XIX века) найти одобрение, поддержку или хотя бы принятие своей сущности. Ради этого оно учит языки, читает Мильтона, Плутарха и Гёте. Но общество принципиально не принимает его, даже когда монстр спасает человека.

Так ли чудовищно чудовище?
Так ли чудовищно чудовище?

Обозлённый и обиженный он решается на месть. Но месть не человечеству, а своему создателю. А, как известно, лучшая месть — страдания обидчика. Чудовище создаёт такую ситуацию, в которой его создатель, Виктор, в какой-то мере меняется с монстром местами и становится узником собственной совести и страха рассказать другим о горделивом грехе.

Я не Бог и не демон крылатый; но ты дал мне название брата, и название это верней.

Шелли не даёт читателю открытого ответа на вопрос моральной природы чудовища и постоянно противопоставляет рассуждениям монстра точку зрения Виктора. Тот непреклонен в своём убеждении, что существо — адское лукавое создание, которое должно быть уничтожено. Несмотря на минуты слабости, он настаивает на своём и по-своему прав в рационализме и моральном долге.

Виктор намекает, что мы все своего рода чудовища...

Мне нравится, что произведение постоянно гоняет читателя между разными точками зрения на одни и те же события. Ведь, в конце концов, чудовище может оказаться плачущим убийцей, а его создатель — неблагодарным палачом, который заслужил моральную кару за своё малодушие.

Ну, Ито просто не мог пройти мимо такой благодатной темы.
Ну, Ито просто не мог пройти мимо такой благодатной темы.

Безусловно, Мэри не была первопроходцем в мужском мире писательского искусства (как минимум, ей предшествовала Остин, а о многочисленных азиатских средневековых поэтессах я и вовсе молчу), но она определённо оставила этим романом в литературе и других сферах искусства больший след, чем её утончённый супруг. Её наследие — очень хороший готический роман о природе добра и зла. Всем рекомендую.

Ориентировочно, мероприятие будет 1 и 3 ноября. Ближе к дате дам более конкретный ориентир.
Ориентировочно, мероприятие будет 1 и 3 ноября. Ближе к дате дам более конкретный ориентир.

P. S. Ну и заранее анонсирую девятнадцатый Осенний Фестиваль. Btw, лонг про Летний в работе.

14
5 комментариев