Съёмочный ад или искусство на грани. «Вечный свет» Гаспара Ноэ

Читать оригинал

Слушайте наш подкаст о кино где удобно

19 января на стриминговых платформах появился новый фильм Гаспара Ноэ «Вечный свет», российская премьера которого состоялась прошлой осенью. На мой взгляд, это фильм для большого экрана, но светочувствительным людям лучше избегать такого формата. Если прежде у Ноэ на экране было насилие физическое и порой моральное, то теперь это насилие эстетическое. Он умеет запечатлеть ад в разных его проявлениях. Отношения, повседневность-экзистенциальность, вечеринки… кино. В новой мифической истории Ноэ мечтает о съёмочном дне (не от слова дно, хотя…), в котором всё пошло не так.

Лента длится всего час, но ощущается, будто она гораздо длиннее. Когда режиссёр решает слегка поиздеваться над твоим слухом и зрением, начинаешь бояться эпилептического припадка. Но для него это не издевательство, для него это не шутка или тест. И для него это вообще-то простительно. Он в каждой сцене обращается к вечным и древним мира кино, цитирует великих от Дрейера до Бунюэля и поёт им оду набором хаотичных звуков, шумом съёмочной площадки, истерикой света и воплями творческих людей. Такая, знаете, странная смесь легенд, фантазий, сумасшествия, искусства, и чего-то ещё. Ноэ.

Ноэ как творца. Ноэ как восхищённого творцами поэта. Ноэ как потерявшего контроль. Ноэ как режиссёра. Ноэ как бога, который знает, каково это — отпускать своё создание в свободное плавание.

Фильм открывается диалогом актрис Беатрис Даль и Шарлотты Генсбур, которые беседуют о своей профессии. Даль дебютирует в качестве режиссёра и готовит к главной роли в своём фильме Генсбур. Они болтают о ролях, о мужчинах, о ведьмах, о жертвах. Почти всё время экран поделён на два кадра, хотя происходит всё в одном месте. Но это только в первой сцене. Затем действие то раскидывается по разным уголкам съёмочной площадки, то объединяется воедино. Адски сложно следить одновременно за двумя разными эпизодами, за двумя разными диалогами, идущими параллельно: в глазах двоится, сконцентрироваться невозможно, и это сводит с ума. Так на площадке чувствует себя и режиссёр (Даль, в частности): съёмки не начинаются, репетиция срывается, одну из актрис не предупредили об обнажённых сценах, продюсер мутит воду, по площадке шарахается юнец-самоучка, выискивающий актрис для своего неизвестного бюджетного проекта… Все чего-то от неё хотят, но не предлагают ничего взамен, ведь это она — Создатель. Сам фильм, само её творение тянет из неё жилы, но не отвечает взаимностью на этом этапе — и ещё долго будет убыточным вложением.

Создатель всегда остаётся в убытке — и всегда слишком велик, чтобы этот убыток замечать. Ведь как только его творение возрождается, отражаясь в глазах зрителя и слушателя, оно получает вечную жизнь. Как и сам творец.

Пока происходит возня на площадке, пока кто-то что-то обсуждает в гримёрке, кажется, будто всё идёт по плану. Поддаётся контролю. Однако именно в тот момент, когда героиня Генсбур поднимается на сцену к столбу, у подножия которого должен гореть очищающий и освобождающий огонь, начинается полнейшая вакханалия. И это тоже сводит с ума. Контроль — это иллюзия. Но через это сумасшествие, боль, психоз, слепящий свет, взбесившихся людей и неистово беспомощную Даль вдруг, будто вспышка перед бурей, появляется тот самый момент, тот самый кадр, без которого весь съёмочный процесс можно считать совершенно пустым… Искусство. Проявление идеи — идеи творца и Идеи как таковой.

Идеи, вслед за которой приходит опустошение и потеря. Идея, которую, отпуская в мир, творец перестаёт контролировать, теряет и обретает уже на новом уровне, как восхищённый наблюдатель, любующийся звёздами.

Lux Æterna — «Вечный свет» в переводе с латыни. В римской католической церкви эти слова звучали в начале одной из частей реквиема. Реквием — это заупокойная месса в той же церкви. Что интересно, Requiem Æternam (лат. «вечный покой») — это молитва за освобождение душ верующих из чистилища. Если заглянуть в Википедию, там можно увидеть и текст, теперь еще более знакомый нам благодаря новому произведению лютого Ноэ:

Réquiem ætérnam dona eis (ei) Dómine; Покой вечный подай (ему/ей), Господи,

et lux perpétua lúceat eis (ei). и свет вечный (ему/ей) да сияет.

Requiéscant (Requiéscat) in pace. Да упокоится с миром.

Amen. Аминь.

Рано или поздно идея, умерев в сознании творца, рождается уже вне его сердца или его разума.

Где ещё вы могли слышать словосочетание Lux Æterna? В «Реквиеме по мечте» это главная тема. Настолько она удалась Клинту Манселлу, что каверили этот трек буквально все, кому не лень — для самых разных проектов. И — это важно — композиция Lux Æterna звучит почти в самом конце картины Аронофски, это уже третий сезон из трех — зима. А вы помните, как плохо там все было.

В общем, если речь о заупокойных песнопениях или вовсе прощании, почему никто не говорит, что новая лента Ноэ — про смерть?

Никто так не говорит, потому что искусство, которому посвящен «Вечный свет» — это всегда маленькая смерть. Это ведь такая естественная часть процесса. Это всегда жертва или вложение кусочка души творца. Того кусочка, который никогда к нему не вернётся. Или же речь вовсе о смерти самого (классического) искусства? Той смерти, которая предполагает полную свободу автора — и отсутствие канонов, но не отсутствие собственно искусства? С другой стороны, о какой такой смерти может идти речь, если искусство — это созидание в чистом виде, рождение нового?

В своем интервью журналу GQ пару лет назад Гаспар Ноэ говорил о том, что ад — это потеря контроля. Именно с такого рода адом сталкивается на съемках Беатрис Даль в картине. Тогда обсуждался его последний фильм «Экстаз», и режиссёр упомянул историю из юности:

Бывает, когда ты мелкий еще, напиваешься ужасным шампанским или текилой, и я тогда, лет в четырнадцать, сказал ребятам: «Вот, выпейте, тут кока-кола, сладкие фрукты и вино». Все были счастливы. С тех пор особенно ничего не изменилось: когда ты снимаешь фильмы, то становишься шаманом. Угощаешь людей хорошим трипом или плохим. Как шаман, который дает напиток, выпив который можно увидеть ад или рай. Работа кинорежиссера – именно такое шаманство.

У Даль шаманство выходит из-под контроля и превращается в ад. Но при чём же тут свет?

Каким бы ни был творческий процесс, в итоге идея, обретая какие-то осязаемые формы, вырывается в жизнь, забирая с собой кусочек души Создателя. И тогда происходит маленькая смерть, переходящая в вечную жизнь. В вечный свет, так ярко освещающий суету жизни тем, кто воплощение этой идеи наблюдает.

Произведения искусства вечны. А вместе с ними и уже давно ушедший Творец.

Зимой 2019 года Энтони Ваккарелло, креативный директор бренда Yves Saint Laurent предложил Ноэ принять участие в проектеSelf. Он предполагает поддержку артистов и предлагает им создавать что-то по своему усмотрению. Среди кураторов выпусков были фотограф Дайдо Морияма, художница Ванесса Бикрофт, писатель Брет Истон Эллис (в процессе он даже снял короткий метр) и, собственно, Гаспар Ноэ.

Набросав идею для фильма на три строки, Ноэ предложил Ваккарелло снять картину к Каннскому кинофестивалю, который должен был состояться весной. Оставалось всего два с половиной месяца до фестиваля, так что поиск декораций, кастинг для съёмочной группы и подбор реквизита проводились в спешке. В конце концов фильм удался: премьера состоялась на Каннском кинофестивале в программе «Полуночные показов».

Так как фильм создавался в сверхсжатые сроки, Ноэ не хватало времени на диалоги, так что он решил доверить этот момент своимактёрам. Разговор между Даль и Генсбур в начале, – их собственная импровизация, снятая в последний (пятый) день работы на съёмках. Режиссер предложил актрисам побеседовать о съёмках фильма и ведьмах, и из 20 минут их общения в фильм вошло аж 12! Именно доверие актёрам и желание использовать их собственную речь помогли сделать диалоги в фильме максимально естественными, считает режиссёр.

Другие материалы редакции:

Атлантида

Девушка, подающая надежды

Душа