Приобретут всеевропейский лоск Слова трансазиатского поэта, Я позабуду сказочный Свердловск И школьный двор в районе Вторчермета. Но где бы мне ни выпало остыть, В Париже знойном, Лондоне промозглом, Мой жалкий прах советую зарыть На безымянном кладбище свердловском. Не в плане не лишенной красоты, Но вычурной и артистичной позы, А потому что там мои кенты, Их профили на мраморе и розы. На купоросных голубых снегах, Закончившие ШРМ на тройки, Они споткнулись с медью в черепах Как первые солдаты перестройки. Пусть Вторчермет гудит своей трубой, Пластполимер пускай свистит протяжно. А женщина, что не была со мной, Альбом откроет и закурит важно. Она откроет голубой альбом, Где лица наши будущим согреты, Где живы мы, в альбоме голубом, Земная шваль: бандиты и поэты.
Приобретут всеевропейский лоск
Слова трансазиатского поэта,
Я позабуду сказочный Свердловск
И школьный двор в районе Вторчермета.
Но где бы мне ни выпало остыть,
В Париже знойном, Лондоне промозглом,
Мой жалкий прах советую зарыть
На безымянном кладбище свердловском.
Не в плане не лишенной красоты,
Но вычурной и артистичной позы,
А потому что там мои кенты,
Их профили на мраморе и розы.
На купоросных голубых снегах,
Закончившие ШРМ на тройки,
Они споткнулись с медью в черепах
Как первые солдаты перестройки.
Пусть Вторчермет гудит своей трубой,
Пластполимер пускай свистит протяжно.
А женщина, что не была со мной,
Альбом откроет и закурит важно.
Она откроет голубой альбом,
Где лица наши будущим согреты,
Где живы мы, в альбоме голубом,
Земная шваль: бандиты и поэты.