Стивен Кинг "Волшебная Сказка" (Stephen King "Fairy Tale") любительский перевод. Глава 8
Дела минувших дней. Очарование золота.
Старая собака. Новости в газете. Арест.
1
На первых порах я обтирал мистера Боудича губками трижды в неделю, потому что в тесной ванной комнате на первом этаже не было душа. Он позволил мне это делать, но настоял на том, чтобы интимными местами он занимался сам (что меня вполне устроило). Я мыл его тощую грудь и даже ещё более тощую спину, а однажды, после несчастного случая во время его медленного пути в тесную ванную, мне пришлось мыть его тощий зад. Ругань и проклятия, раздававшиеся в тот раз, были вызваны как стыдом (горьким стыдом), так и злостью).
«Не беспокойтесь об этом,» сказал я когда он вновь натянул свои пижамные штаны. «Я убираю дерьмо Радар на заднем дворе каждый день.»
Он наградил меня своим запатентованным ты-с-рождения-дурак взглядом. «Есть разница. Радар – собака. Она нагадит и прямо перед Эйфелевой башней если ты ей позволишь.»
Я нашёл это слегка интересным. «А перед Эйфелевой башней есть газон?»
Теперь настало время для запатентованного «закатывания глаз Боудича». «Не знаю. Я приводил пример. Можно мне колы?»
«Конечно.» С тех пор как папа принёс ту шестибаночную упаковку, я всегда держал колу в доме мистера Боудича.
Когда я принёс её, он покинул постель и сидел на своём старом кресле, а Радар рядом с ним. «Чарли, позволь спросить тебя кое-о чём. Всё то, что ты делаешь для меня-»
«Я получаю очень приятный чек еженедельно, чем я очень дорожу даже если не всегда чувствую, что делаю достаточно чтобы получать этот чек.»
«Ты бы делал это и бесплатно. Ты так сказал мне, когда я лежал в больнице, и я верю, что ты имел ввиду именно это. Ты метишь в святые или, возможно, что-то искупаешь?»
Это было метко. Я подумал о своей молитве – моей сделке с Богом – но я также подумал и о звонке с фальшивой угрозой минирования начальной школы Стивенса. Берти считал, что это самая смешная вещь на свете, но всё о чём я мог думать той ночью, с отцом, пьяно храпящим в другой комнате, было то, что мы перепугали целую толпу людей, большинство из которых были маленькими детьми.
Тем временем, мистер Боудич посмотрел на меня более пристально. «Искупаешь,» заключил он. «Хотел бы я знать, что именно?»
«Вы дали мне хорошую работу,» сказал я, «и я благодарен. Вы мне нравитесь даже когда ворчите, хотя признаю, что в такие моменты это чуть труднее. Всё остальное – дела минувших дней (“water under the bridge” – буквальный перевод «вода под мостом» - примечание переводчика).»
Он подумал над этим и сказал кое-что, что я не забыл. Может, потому что моя мать погибла на мосту, когда я сам ходил в начальную школу Стивенса, может потому, что это показалось мне важным и кажется до сих пор.
«Время - вода, Чарли. Жизнь это просто мост, под которым она течёт.»
2
Время шло. Мистер Боудич продолжал ругаться, а иногда и кричать во время сеансов терапии, так сильно расстраивая Радар, что Мелиссе пришлось выпроваживать её до начала занятий. Упражнения на сгибание были болезненными, весьма болезненными, но к маю мистер Боудич уже мог согнуть колено на восемнадцать градусов, а в июне практически на пятьдесят.
Мелисса начала учить его как подниматься по лестнице на костылях (и что ещё более важно, как спускаться, избегая сокрушительного падения), так что я переместил таблетки Окси на третий этаж. Я хранил их в пыльном старом скворечнике с вырезанной сверху вороной, вызывавшей мурашки по коже. Мистеру Боудичу стало легче передвигаться на костылях, кроме того он начал самостоятельно обтираться губками (называя это «шлюхиной ванной»). Мне больше ни разу не пришлось мыть его зад, потому что несчастный случай по пути в туалет больше не повторился. Мы смотрели на ноутбуке старые фильмы, всё подряд от «Вестсайдской истории» до «Маньчжурского кандидата» (который нравился нам обоим). Мистер Боудич заговорил было о покупке нового телевизора, что показалось мне верным знаком того, что он собирается вновь вовлечься в жизнь, но он передумал после того, как я сказал, что для использования нового телевизора придётся проложить кабель или установить спутниковую тарелку (так что не такое уж вовлечение). Я приходил в шесть часов каждое утро, никаких бейсбольных тренировок или матчей (тренер Харкнесс сверлил меня взглядом всякий раз, когда мы пересекались в коридоре), и приходил в дом номер 1 по Сикамор снова в три часа дня. Я занимался домашними хлопотами, в основном уборкой, что меня не тяготило. Полы на верхних этажах были чертовски грязны, особенно на третьем. Когда я предложил почистить стоки, мистер Боудич уставился на меня как на сумасшедшего и велел мне кого-нибудь нанять. Так что работники из «Сентри Хоум Репейр» прибыли, и стоки были почищены к удовлетворению мистера Боудича, стоящего на заднем крыльце, вцепившись в костыли, в пижамных штанах, хлопающих вокруг фиксатора. Мистер Боудич сказал мне привлечь этих же работников к ремонту крыши. Когда мистер Боудич увидел смету, он велел мне торговаться с ними. («Разыграй карту бедного старика,» сказал он). Я поторговался и заставил их скинуть двадцать процентов. Ребята так же установили у заднего крыльца пандус (которым ни разу не воспользовался ни мистер Боудич, ни Радар – она его почему-то боялась) и предложили починить безумно неровную брусчатку, ведущую от ворот к крыльцу. Я отказался от этого предложения и починил её сам. Кроме того, я заменил кривые и занозистые ступени заднего и переднего крыльца (при помощи нескольких DIY («Do It Yourself» – «сделай сам» - примечание переводчика) роликов с Ютуба). Эти весна и лето на Сикамор-стрит Хилл были заполнены починкой и уборкой. Миссис Ричленд было на что посмотреть, и она смотрела. В начале июля мистер Боудич вернулся в больницу для извлечения внешнего фиксатора, на недели раньше самого оптимистичного прогноза Мелиссы. Когда она сказала ему как сильно им гордится и обняла его, старик лишился дара речи. Отец приходил по воскресеньям после обеда по приглашениям мистера Боудича, не по моей инициативе – и мы втроём играли в джин рамми (карточная игра – примечание переводчика), в которой, как правило, побеждал мистер Боудич. По выходным я готовил для него что-нибудь и оправлялся вниз по холму чтобы пообедать с папой, после чего возвращался в дом мистера Боудича чтобы помыть посуду, погулять с Радар и посмотреть с мистером Боудичем фильмы. Иногда мы готовили попкорн. Когда фиксатор был снят, мне больше не приходилось заботиться о стержнях, но мне приходилось держать заживающие отверстия от стержней в чистоте. Я тренировал его лодыжки с помощью больших красных резиновых лент и заставлял сгибать ноги.
Это были хорошие недели, по крайней мере в основном. Не всё было хорошо. Прогулки с Радар стали короче – она всё раньше начинала хромать и поворачивала к дому. Ей всё труднее и труднее давался подъём по ступеням крыльца. Однажды мистер Боудич увидел, как я на руках поднимаю Радар и велел мне этого не делать. «До тех пор, пока она не сможет подняться сама,» сказал он. И иногда после того, как мистер Боудич мочился, на краю унитаза оставались капельки крови, и поход в туалет занимал всё больше и больше времени.
«Давай, ты, бесполезная штука, дай немного воды,» услышал я однажды через закрытую дверь.
Что бы там не делала Линпарза, делала она это неважно. Я пытался поговорить с ним об этом, спрашивал его почему он так усердно трудится чтобы встать на ноги, если он собирается дать полную свободу тому, «что с ним на самом деле не так» (мой эвфемизм), он же отвечал, чтобы я не лез не в своё дело. В конце концов его доконал не рак. Это был сердечный приступ.
Вот только не совсем.
Всё дело было в чёртовом сарае.
3
Однажды – кажется, в июне – снова поднял тему золота, хоть и вскользь. Я спросил мистера Боудича, не беспокоится ли он из-за того маленького хромого немца, особенно после большой доставки, которую я выполнил чтобы оплатить счета за больницу.
«Он безвреден. Он проделывает немало дел в задней комнате и сколько я его знаю, у него ни разу не возникало проблема с представителями закона. Или со стороны IRS (налоговая служба – примечание переводчика), что мне кажется более подходящим.»
«Вы не боитесь, что он может кому-нибудь рассказать? Я имею ввиду, может быть он ведёт дела с теми, у кого много украденных бриллиантов, грабителями и тому подобными людьми, и он, возможно, помалкивает от этом, но, думаю, шесть фунтов золота — это совсем другой уровень.»
Он усмехнулся. «Рискнуть значительной прибылью, которую он делает на наших с ним сделках? Это была бы глупость, а глупости — это не то, чем занимается Уилли Хайнрих.»
Мы сидели на кухне, попивая колу из высоких стаканов (с веточками мяты, росшей вдоль той стороны Пайн-стрит, на которой стоял дом). Мистер Боудич проницательно посмотрел на меня со своей стороны стола. «Не думаю, что Хайнрих хочет поговорить обо всём этом. Думаю, это золото говорит у тебя в голове, вот откуда все эти мысли.»
Я не ответил, но он не ошибся.
«Скажи мне вот что, Чарли – ты наведывался туда иногда?» Он указал на потолок. «Смотрел на него? Проверял его, так сказать? Ты же так делал, правда?»
Я покраснел. «Ну…»
«Не беспокойся, я не собираюсь тебя бранить. Для меня то, что там на верху – это просто ведро, и это самое главное, но я стар. Это не значит, что я не понимаю очарования золота. Скажи мне, ты опускал в него руки?»
Я подумал, что нет смысла лгать. Он догадается. «Да.»
Он всё ещё пристально смотрел на меня, его левый глаз был прищурен, а кустистая правая бровь приподнята. Но он ещё и улыбался. «Запускал руки в ведро и позволял гранулам течь между пальцев?»
«Да,» Теперь мои красные щёки просто пылали. Ведь поступил так не единожды, в самый первый раз; я несколько раз делал так уже после.
«Очарование золота это что-то, не связанное с его ценностью. Ты это понял, да?»
«Да.»
«Давай представим – просто для примера – что мистер Хайнрих сказал слишком много неподходящему человеку после того, как хватил лишку в отвратительном маленьком баре вниз по улице от его магазина. Ставлю этот дом и землю, на которой он стоит, что Вилли никогда не напивается, возможно, вообще не пьёт, но давай представим. И, возможно, тот человек, с которым он говорил, может быть один, а может и с сообщниками, дождётся ночи, когда ты уйдешь, затем вломится в мой дом и потребует золото. Мой пистолет наверху. Моя собака, когда-то наводящая страх… Он погладил Радар, дремлющую возле него. «… сейчас даже старше меня. Что же мне делать в таком случае?»
«Я думаю… отдать им его?»
«Именно так. Я не пожелаю им всего хорошего, но я отдам им его.»
И вот я задал этот вопрос. «Откуда оно, Говард?»
«Возможно, я скажу тебе, когда придёт время. Я еще не принял решение. Потому что золото не только очаровательно. Оно опасно. И место, из которого оно пришло, опасно. Уверен, что видел баранью отбивную в холодильнике. Или это был коулслоу? Тиллер готовит лучший коулслоу. Ты должен его попробовать.»
Иными словами, разговор был окончен.
4
Одним из вечеров в конце июля Радар не смогла осилить подъем по ступенькам заднего крыльца, когда мы возвращались с прогулки по Пайн-стрит. Она дважды попробовала, потом села, тяжело дыша и глядя на меня.
«Ну же, подними её,» сказал мистер Боудич. Он стоял снаружи, опираясь на один костыль. Другим он уже почти перестал пользоваться. Я посмотрел на него, чтобы убедиться, и он кивнул. «Время пришло.»
Когда я поднимал её, она взвизгнула и оскалила зубы. Я опустил ниже руку, поддерживающую её бёдра, стараясь не задеть болезненные места, и занёс её наверх крыльца. Это было просто. Радар похудела, её морда почти полностью поседела, её глаза начинали слезиться. Я осторожно опустил её на пол кухни и сперва её задние ноги отказывались держать. Она собрала свою решимость – я видел, как она это делала – и захромала к своему коврику возле двери в кладовку, очень медленно, и практически рухнула на него с усталым «вуф».
«Ей надо к ветеринару.»
Мистер Боудич покачал головой. «Она испугается. Я ни за что не повезу её туда.»
«Но-»
Он говорил вежливо, что напугало меня, потому что было совсем на него не похоже. «Ни один ветеринар не сможет ей помочь. Радар почти готова. Теперь ей нужно отдохнуть, а мне нужно подумать.»
«О чём, во имя Господа!»
«О том, как поступить лучше. Теперь тебе пора домой. Поужинай. Не приходи ночью. Увидимся с тобой утром.»
«Что насчёт вашего ужина?»
«Я съем сардин и крекеров. А теперь иди.» Потом он сказал это снова: «Мне нужно подумать.»
Я пошёл домой, но поел мало. Я не был голоден.
5
После того вечера, Радар перестала доедать свою утреннюю и вечернюю порцию, и, хотя я поднимал её по ступенькам крыльца – вниз она по-прежнему спускалась сама – в доме начали появляться случайные лужицы. Я знал, что мистер Боудич был прав, что ей не поможет ни один ветеринар… за исключением, может быть, самого конца, потому что было ясно что ей больно. Она много спала, а иногда визжала и щёлкала задними конечностями, словно пытаясь понять, что же такое её кусает и причиняет боль. Теперь у меня было два пациента, один из них поправлялся, другому же становилось хуже.
Пятого августа, в понедельник, я получил имейл от тренера Монтгомери, содержащий расписание футбольных тренировок. До того, как ответить на него, я оказал отцу любезность, сказав, что не решил не играть в этом году. Хотя папа определённо был расстроен (я сам был расстроен), он сказал, что понимает. Он побывал у мистера Боудича днём ранее, играл в джин и видел состояние Радар.
«Тут всё ещё полно работы,» сказал я. «Хочу сделать что-нибудь с хламом на третьем этаже, и однажды я почувствую, что будет безопасно позволить мистеру Боудичу спуститься в подвал, там паззл, который нужно закончить. Думаю, он и забыл про всё это. Ох, ещё мне нужно научить его пользоваться ноутбуком чтобы он мог сёрфить сеть, так же, как и смотреть фильмы, плюс -»
«Хватит, Чип. Дело в собаке. Верно?»
Я подумал о том, как поднимаю её на крыльцо, как пристыженно она выглядит, когда нечаянно пачкает в доме, и не смог ответить.
«Когда я был ребёнком, у меня был кокер,» сказал папа. «Пенни, так её звали. Очень тяжело, когда хорошая собака стареет. И когда она подходят к концу…» Он потряс головой. «Это разрывает сердце.»
Так и было. Точно так.
Мой папа не рассердился на мою идею бросить футбол в мой последний год, а вот мистер Боудич – ещё как. Он взбесился как медведь.
«Ты спятил?» почти прокричал он. Краска вспыхнула на его морщинистых щеках. «Я имею ввиду, ты совсем спятил? Ты же будешь звездой в этой команде! Ты же можешь гонять мяч в коллеже, может быть, даже со стипендией.
«Да вы в жизни не видели, как я играю.»
«Я читаю спортивную рубрику в Сан, какой бы хреновой она не была. Ты выиграл чёртов Индюшачий кубок в прошлом году!»
«У нашей команды в той игре было четыре тачдауна. Я сделал только последний.»
Он понизил голос. «Я приду смотреть твои игры.»
Это настолько меня поразило, что я потерял дал речи. От того, что до аварии был добровольным затворником, было удивительно услышать такое предложение.
«Вы всё ещё можете ходить на матчи,» сказал я. «И я пойду с вами. Вы купите хот-доги, а я - колы.»
«Нет. Нет. Я твой босс, чёрт тебя подери, я плачу тебе жалование и запрещаю тебе. Ты не пропустишь свой последний школьный сезон по моей вине.»
У меня был характер, хотя я ни разу его не показывал мистеру Боудичу. В тот день показал. Можно было честно сказать, что в тот день я сорвался.
«Это не из-за вас, не только из-за вас! Как насчёт неё?» я указал на Радар, которая подняла голову и тяжело заскулила. «Вы сможете переносить её вверх и вниз по ступеням заднего крыльца чтобы она могла писать и какать? Вы же сам еле-еле ходите!»
Он был шокирован. «Я… она может делать это в доме… Я постелю газеты…»
«Она это возненавидит, вы знаете, что так и будет. Может, она и собака, но у неё есть достоинство. И если это её последнее лето, последняя осень…» Я почувствовал, как подступают слёзы, и вы назовёте это чушью только если у вас никогда не было любимой собаки «… Я не хочу быть на футбольном поле, отрабатывая подачу на гребаном тренировочном манекене, когда она умрёт! Я буду ходить в школу, собираюсь это делать, но оставшееся время я хочу быть здесь. И если это вас не устраивает – увольте меня.»
Он молчал, сложив руки. Когда он снова на меня посмотрел, его губы были сжаты так плотно, что были почти не видны, и мгновение мне казалось, что он так и поступит. Затем он сказал, «Как ты думаешь, ветеринара можно вызвать на дом и может ли он проигнорирует тот факт, что моя собака не зарегистрирована? Если достаточно заплатить?»
Я перевёл дыхание. «Я попробую найти подходящего.»
6
Я нашёл не ветеринара, а помощника ветеринара, мать-одиночку с тремя детьми. Энди Чен знал её и устроил наше знакомство. Она пришла, осмотрела Радар, и дала ей пилюли, которые назвала экспериментальными, но значительно лучшими, чем Карпофен. Сильнее.
«Я хочу, чтобы не было недопонимания,» сказала нам она. «Они повысят качество её жизни, но также, возможно, и сократят жизнь.» Она сделала паузу. «Определённо сократят. Не приходите ко мне, когда она умрёт, и не говорите, что я вас не предупреждала.»
«Как долго они будут помогать?» спросил я.
«Они могут вообще не помочь. Я вам уже говорила, что они экспериментальные. Они у меня есть только потому, что остались у меня после того, как доктор Петри завершил клинические испытания. Могу добавить, что ему за них хорошо заплатили – не то, чтобы я сама это видела. Если они подействуют, Радар может получить месяц комфортной жизни. Может быть, два. Вероятно, не три. Она не будет чувствовать себя словно снова стала щенком, но ей станет лучше. А потом настанет день…» Она пожала плечами, присела и погладила костлявый бок Радар. Радди (так я буду передавать уменьшительную форму её имени – «Rades» - примечание переводчика) стукнула хвостом. «… настанет день, когда она умрёт. Если она всё ещё будет жива на Хеллоуин, я очень удивлюсь.»
Я не знал, что сказать, а вот мистер Боудич знал, к тому же Радар было его собакой. «Достаточно хорошо.» Затем он добавил то, что я не понял тогда, но понимаю сейчас. «Достаточный срок. Может быть.»
Когда женщина уехала (две сотни долларов за услуги), мистер Боудич пригнулся и погладил собаку. Потом он снова посмотрел на меня, криво улыбаясь. «Нас же никто не арестует за использование нелегального собачьего лекарства, правда?»
«Держу пари, что нет,» сказал я. С золотом могло возникнуть намного больше проблем, если бы его кто-нибудь нашёл.
«Спасибо, что вызвал ветеринара. Сам я никак не мог решиться.»
«Выбор Хобсона.» («выбор», при котором есть только один вариант, например или взять лошадь из ближнему ко входу стойла или не брать вообще – примечание переводчика) Он всё еще гладил Радар, длинными движениями от затылка до хвоста. «В конце концов, как по мне, лучше пусть проживёт один или два хороших месяца, чем шесть плохих. Если, конечно, лекарство вообще подействует.»
Оно сработало. Радар снова начала доедать свою порцию и снова смогла забираться по ступенькам на крыльцо (иногда с небольшой моей помощью). А что лучше всего, она преуспела в игре под названием схвати-обезьянку-и-пусть-она-запищит в ночное время. Кроме того, я не ожидал что она переживёт мистера Боудича, но случилось именно так.
7
То время было тем, что поэты и музыканты называют цезурой (короткая безмолвная пауза – примечание переводчика). Радар продолжала… ну, не выздоравливать, я бы так это не назвал, но она выглядела всё больше, как собака, которую я встретил в день, когда мистер Боудич упал с лестницы (хотя по утрам она всё ещё прилагала усилия чтобы встать с коврика и отправиться к своей миске). Мистер Боудич поправлялся. Он слез с Окси и перешёл на костыль с одним нарукавником, найденный в углу подвала и которым он пользовался как тростью. Там, внизу, он продолжил работу над головоломкой. Я ходил в школу, я проводил время с папой, но больше всего времени я находился в доме номер 1 по Сикамор-стрит. В первой игре футбольная команда Ежей продула 3:0, и мои бывшие партнёры по команде перестали со мной разговаривать. Это был облом, но моя голова была занята слишком многим, чтобы обращать на это внимание.
Ох, и несколько раз – обычно, когда мистер Боудич отдыхал на своём раскладном диване, который он по-прежнему использовал чтобы быть поближе к Радар – я открывал сейф и погружал свои руки в ведро с золотом. Осязал всегда удивляющий меня вес золота и позволял гранулам течь между пальцами тонкими ручейками. Каждый раз я думал о том, что мистер Боудич говорил об очаровании золота. Можете сказать, что я на него медитировал. Мелисса Уилкокс теперь приходила всего дважды в неделю, и она дивилась успехам мистера Боудича. Она сказала ему, что доктор Паттерсон, онколог, хочет повидаться с ним, но мистер Боудич отказался, сказав, что чувствует себя хорошо. Я зацепился за эти его слова, не потому что поверил в них, но потому что хотел верить. Теперь я знаю, что не только пациенты впадают в отрицание.
Тихое время. Цезура. После неё всё и случилось, и ничего из этого не было хорошим.
8
До ланча у меня было свободное время и обычно я проводил его в библиотеке, где мог делать домашнее задание либо читать одну из безвкусных книг в мягкой обложке мистера Боудича. В тот день в конце сентября я глубоко погрузился в «Игра называется Смерть» Дэна Марлоу, великолепно кровавую книгу. Без четверти двенадцать я решись приберечь развязку чтобы разом дочитать её вечером, и наугад взял какую-то газету. В библиотеке имелись компьютеры, но доступ к электронным версиям газет был платным. Кроме того, мне нравилось читать новости в самой настоящей газете; это было чарующе старомодно.
Мне могла попасться Нью Йорк Таймс или Чикаго Трибьюн, но это оказалась Элджин Дейли Геральд. Большая статья на первой странице была о том, что Обама хочет начать военные действия в Сирии и о массовой стрельбе в Вашингтоне, в ходе которой погибло тринадцать человек. Я просмотрел их, посмотрел на часы – десять минут до ланча – и принялся листать страницы в поисках комикса. Я так до него и не добрался. История на второй страниц Местных новостей остановила меня. И я похолодел.
«СТЕНТОНВИЛЬСКИЙ ЮВЕЛИР УБИТ В СОБСТВЕННОМ ДОМЕ
Давний житель Стентонвиля, бизнесмен, был найдем мёртвым прошлой ночью в своём магазине, ‘Прекрасные ювелирные изделия’. Полиция по сообщила по телефону, что дверь в магазин была открыта несмотря на то, что табличка «Закрыто» всё ещё висела на ней. Офицер Джеймс Котцивинкл обнаружил Вильгельма Хайнриха в задней комнате, дверь, в которую была также открыта. На вопрос о том, было ли ограбление мотивом, начальник Стентонвильской Полиции Вильям Ярдли ответил, что ‘Хотя преступление всё ещё расследуется, похоже, что совершил его кто-то безмозглый. ’ Когда мы спросили, слышал ли кто-нибудь шум борьбы или, может быть, выстрелов, ни начальник Ярдли, ни детектив Израэль Бутчер из полиции штата не дали комментариев, за исключение слов о том, что большинство деловых зданий в западном конце главной улицы Стентонвиля пустует с момента открытия мола за городом. ‘Превосходные ювелирные изделия’ был заметным исключением. Ярдли и Бутчер пообещали вскоре раскрыть это дело.»
Прозвенел звонок на ланч, но я сидел там же и позвонил мистеру Боудичу. Он ответил своим обычным приветствием:
«Если вы что-то продаёте, вычеркните меня из своего списка.»
«Говард, это я. Мистер Хайнрих был убит.»
Долгая пауза. Потом: «Откуда ты знаешь?»
Я осмотрелся. В библиотеке негде было перекусить, и она пустовала, так что я прочитал статью вслух. Это не заняло много времени.
«Чёрт побери,» сказал мистер Боудич, когда я закончил. «Где же мне теперь продавать золото? Он был моим покупателем почти двадцать пять лет.» Никакой симпатии. Даже никакого удивления, насколько я смог разобрать.
«Я поищу в интернете -»
«Осторожнее! Аккуратнее!»
«Конечно, я буду чертовски осторожен, но думаю, вы кое-что упускаете. Вы провели с ним большую сделку, огромную сделку, и теперь он мёртв. Если кто-то узнал от него ваше имя… если его пытали или просто пообещали не убивать…»
«Ты прочитал слишком много моих книг в бумажной обложке, Чарли. Ты отвёз те шесть фунтов золота ещё в апреле.»
«В апреле, а не в Тёмные века,» сказал.
Он не обратил внимания. «Не люблю обвинять жертву, но он всё никак не мог расстаться с магазином в том паршивом городишке. В последний раз, когда я лично имел с ним дело, я сказал ему: ‘Вилли, если ты не закроешь этот магазин и не переедешь в мол, тебя кто-нибудь ограбит. ’ Кто-то так и сделал и убил его в придачу. Вот тебе простое объяснение.»
«Всё равно, мне было бы спокойнее, если бы вы держали пистолет на первом этаже.»
«Ну, если тебе будет спокойнее, хорошо. Ты придёшь после школы?»
«Нет, думаю отправиться в Стентонвиль и купить там крэка.»
«Юмор юношей груб и редко бывает смешным,» сказал мистер Боудич и повесил трубку.
К тому времени, когда я встал в очередь за ланчем, она растянулась на милю, и какую бы дрянь не подавали в кафе, она наверняка уже остыла. Мистер Боудич сказал, что для него в его возрасте ведро с золотом - просто ведро с металлом. Может и так было, но я думал, что он либо лжёт, либо не до конца искренен.
В противном случае почему у него так много золота?
9
Это случилось в среду. Я подписался на Элджинскую газету, так что мог читать её с телефона, и в пятницу там была ещё одна статья, на сей раз на первой странице секции Местных новостей:
«МУЖЧИНА ИЗ СТЕНТОНВИЛЯ АРЕСТОВАН ЗА УБИЙСТВО ЮВЕЛИРА». Арестованного идентифицировали как Бенджамина Двайера, 44 лет, «без определённого места жительства.» Что, как я понял, означало «бездомный».
Владелец «Стентонвильский залог и кредит» вызвал копов, когда Двайер пытался заложить кольцо с бриллиантами «значительной стоимости». В полиции при нём был обнаружен браслет, украшенный изумрудами. Полиция нашла довольно подозрительным, что бомж владеет такими ценностями.
«Вот тут, видишь?» сказал мистер Боудич, когда я показал ему заметку. «Дурак совершил дурацкое преступление и был арестован, когда по-дурацки пытался поменять награбленное на деньги. Не очень-то таинственная история? Не тянет даже на комикс в конце газеты.»
«Похоже, что так.»
«Ты по-прежнему выглядишь озабоченным.» Мы сидели на кухне, смотрели как Радар ест свой ужин. «Кола поможет.» Он встал и, сильно хромая, пошёл к холодильнику.
Я взял колу, но она не помогла забыть о том, что беспокоило меня. «Его задняя комната была заполнена украшениями. Там даже была тиара с бриллиантами, которую принцесса могла бы надеть на бал.»
Мистер Боудич пожал плечами. Для него дело было закрыто, сделка совершена. «Ты прямо параноик, Чарли. Настоящая проблема что делать с оставшимся у меня золотом. Сконцентрируйся на этом. Но-»
«Буду осторожен, знаю.»
«Благоразумие – лучшая часть доблести.» Он мудро кивнул.
«Это имеет какое-то отношение к нашему делу?»
«Никакого.» ухмыльнулся мистер Боудич. «Мне просто захотелось это сказать.»
10
Той ночью я зашёл в Твиттер и поискал информацию о Бенджамине Двайере. Я обнаружил кучу твитов об ирландском композиторе, потому я сменил поисковый запрос на «Двайер, подозреваемый в убийстве». Это дало мне полдюжины результатов. Один был от начальника Стентонвильской полиции, Уильяма Ярдли, с основном прославляющий самого себя за быстрый арест. Другой был от кого-то, кто идентифицировал себя как Punkette 44, и как многие другие твиты, он был глубокомысленным и вызывающим сострадание: «Я вырос в Стентонвиле, он отстой. Этот чел Двайер может замочить там всех & окажет миру услугу».
Но один, от BullGuy19, заинтересовал меня. Он писал: «Бенджи Двайер подозреваемый в убийстве? Не смешите меня. Он ошивается в Дерьмовиле тысячу лет. Ему бы вытатуировать на голове ДЕРЕВЕНСКИЙ ИДИОТ.»
Я подумал, что покажу этот твит мистеру Боудичу на следующий день, и предполагал, что, если BullGuy19 прав, Бенджи Двайр был идеальным козлом отпущения. Но этому не суждено было случиться.