“Плотницкая готика” Уильяма Гэддиса: лучший способ войти в сложное чтение

Если вам по каким-то причинам захотелось попробовать почитать усложненную художественную литературу, возьмите роман одного из отцов американского литературного хардкора Уильяма Гэддиса “Плотницкая готика”. Он вышел в конце мая в издательстве Pollen Press и все еще есть в продаже.

На мой взгляд, для комфортного входа в чтение усложненной художественной литературы (далее – сложное чтение) книга должна выполнять несколько условий:

“Плотницкая готика” Уильяма Гэддиса подходит здесь по всем параметрам. Начну в обратном порядке.

Краткость: в романе 269 страниц

После двух крипичей (от creepy – “пугающий”, то есть книга тяжелая не только по весу (”кирпич”), но и по содержанию, наводящая на владельца ужас одной лишь мыслью о ее чтении) “Распознавания” и “Дж. Р.” Гэддис решил как бы сжалиться над читателем и написать то же самое хотя бы покороче. Если “Дж. Р.” из-за длины рано или поздно расплывается в глазах до шумового фона послевоенной американской жизни, то в “Плотницкой готике” повествование максимально сжато и четко. За счет, так сказать, адиабатического нагревания текста автор повышает энергичность и остроту истории, и так задуманной энергичной и острой, поэтому скучать в этом романе попросту некогда - успеть бы переварить события с предыдущей страницы, начиная следующую.

История: про деньги

Главные герои, семейная пара Лиз и Пол, въезжают на съемное жилье, в дом стиля той самой плотницкой готики. Лиз – дочь богача, но тот недавно умер, а все его деньги и имущество оказались в трасте, чьи попечители предпочитают держать наследников впроголодь. Естественно, семья на нервах, но если Лиз просто тоскует, то Пол пытается отвоевать у попечителей хоть что-то, попутно ввязываясь в самые неблаговидные аферы. Худшей из них становится идея раскрутить некоего преподобного Уде до лидера мнений христиан-афроамериканцев, чтобы потом торговать его влиянием на выборах.

Пока Пол, вооруженный вьетнамским синдромом и бесконечным зарядом невезения, старается выкрутиться, а у замученной его гиперактивностью Лиз все валится из рук, приезжает хозяин дома, разочаровавшийся в человечестве пожилой геолог Маккэндлесс. И вот тут-то события начинают развиваться особенно быстро и с возрастающей угрозой для здоровья участников, на персонажей обрушиваются одна за другой тяжкие тайны из их бизнес-прошлого, а в настоящем времени рвется на куски все, что Лиз, Пол и Маккэндлесс пытаются удержать в своих руках.

Смесь семейной драмы и финансово-политического триллера – история совсем нехарактерная для сложного чтения, где принято или навертеть чего-нибудь необычного, или писать с минимумом событий, и чтоб поменьше жизненности, побольше абстрактных рассуждений и упражнений в стиле. Но Гэддис – хороший отец, владеет сюжетом не хуже, чем всем остальным; жизненность в “Плотницкой готике” бьет ключом по голове.

Уровни приемов усложнения: язык и повествование

Первая сложность чтения “Плотницкой готики” – это авторская пунктуация. В тексте нет большей части запятых, положенных правилами, как нет и большой части знаков препинания, отделяющих прямую речь от косвенной. Поэтому вам придется постоянно восстанавливать стандартную пунктуацию, чтобы выяснять, что конкретно в том или ином абзаце сказано. Гэддис устраивает коммацид по двум причинам: во-первых, замедляет чтение, лишая его привычных технических опор, чтобы читатель не мог пробегать текст по диагонали и работал над пониманием, вдумывался в написанное; во-вторых, чтобы придать естественности прямой речи, ведь в разговоре паузы расставляются иначе, чем знаки препинания на письме.

Вторая сложность чтения “Плотницкой готики” – это достоверно живая речь персонажей. Ни Лиз, ни Пол, ни другие участники истории не говорят удобными для восприятия полными предложениями. Они перескакивают с темы на тему, не договаривают мысли до конца, поправляют на ходу неудачные начала фраз, повторяют одно и то же, когда заклинит, как в жизни. Так что тут тоже надо читать внимательно, чтобы понимать, о чем речь. Кстати, мимоходом персонажи могут озвучивать скрытые, но важные детали сюжета, поэтому даже эпизоды самых банальных домашних скандалов Лиз и Пола нельзя читать вскользь; бывает, что одно слово переворачивает целую сюжетную линию. Ну а то, что в романе люди почти никогда не отвечают на вопросы и каждый говорит о своем, не слушая других – это уже не сложность, а идейная составляющая.

Третья сложность чтения “Плотницкой готики” – это минимум авторской речи. Подавляющую часть текста составляет прямая речь персонажей, а авторская речь сосредоточена в сценах, где кто-либо из персонажей остается один (причем там Гэддис дает читателю нагрузку по чтению усложненного синтаксиса, так что отдохнуть между непростыми диалогами не получится). Напрашивается мысль, что перед нами не роман, а скорее пьеса с поэтическими вступлениями к актам, но дефицит авторских ремарок в диалоговых сценах тут куда острее допустимого в жанре драмы.

Во-первых, нет указаний, кто что говорит, это вы должны определить сами (по счастью, речи разных персонажей хотя бы даются в разных абзацах). Во-вторых, автор сообщает не обо всех действиях персонажей во время бесед, даже если они важны, порой Лиз или Маккендлесс начинает реплику в одной комнате, а заканчивает в другой, но мы об этом узнаем или из их речи, или из очень краткой констатации, что теперь говорящий стоит у лестницы, хотя начинал, сидя на диване. Так Гэддис добивается ценности авторской речи: все ненужное для истории опущено и каждое вставленное в речи персонажей слово повествователя является важным.

Четвертая сложность чтения “Плотницкой готики” – многослойный и разорванный на мелкие клочки сюжет. В книге прямо описаны только события, происходящие внутри дома (еще одно сходство романа с пьесой), а между тем действительно значимое почти всегда случается где-то далеко. В силу минимума авторской речи практически обо всем читатель узнает из разговоров персонажей, следовательно, пока беседа не зайдет о важном, это важное остается скрытым. Часть информации дается через газетные публикации и банковские счета, но тоже только когда кто-то читает их вслух. Если говорят по телефону, то даны лишь реплики находящихся в доме. Из всего этого нужно самостоятельно восстанавливать, что именно происходит в большой, но невидимой из окон дома истории семьи Бут.

Изначально роман задает очень много существенных вопросов о прошлом (как погиб отец Лиз, что за история была у Пола во Вьетнаме, кем была хозяйка дома, кто сливал инсайды, что скрывал Маккендлесс, как именно Лиз была травмирована в авиакатастрофе и т. д.), и ответы на них приходится выискивать из случайных обмолвок, брошенных в сердцах обвинений вне контекста, обрывков телефонных звонков. Часть событий настоящего так ужасна, что персонажи не могут их подробно проговаривать. В целом история построена как большая воронка неприятных фактов об окружении Лиз, которые постепенно, а затем все обильнее просачиваются в эпизоды – таких фактов в “Плотницкой готике” заметно больше, чем в обычном семейном триллере про скелеты в шкафу, и они очень хитро распределены по тексту, готовя даже внимательному читателю немало открытий при перечитывании.

Характер усложнения: технический

Итак, в “Плотницкой готике” дефицит знаков препинания и авторской речи, избыток живой прямой речи и сюжет-паззл в режиме “не показывай, а рассказывай”. Фактически, все это – минус-приемы, когда автор для достижения необходимой выразительности не вводит что-то нужное новое, а убирает лишнее привычное.

Усложненные минус-приемами тексты читать легче, чем тексты, усложненные авторским новоязом и новосинтаксисом, намеренно удлиненные и перегруженные огромным числом персонажей, слоеными философскими идеями или метафорами: для понимания вам нужно восстановить вычеркнутое знакомое, а не осознать добавленное незнакомое. Вместе с тем они держат читателя в постоянном тонусе, поскольку надо восстанавливать каждый абзац, то есть все время читать внимательно, а это сложно.

При этом в “Плотницкой готике” усложнение все-таки технического характера: когда вы справляетесь с минус-приемами, перед вами открывается вполне нормальная, житейская история о том, что творилось в американском бизнесе 80-х, как там рвали людей зубами за каждый жалкий миллион, выставляли счета за каждый чих, дрались за участки с ценными ископаемыми, подкупали политиков для продвижения удобных законов, оболванивали население, чтобы держать его под контролем, и ежесекундно подставляли друг друга по кругу; история глазами не то чтобы совсем невинных жертв – финансово осиротевшей “золотой” девушки, ее не с той стороны контуженного мужа и пожилого геолога, вдоволь нахлебавшегося борьбы с миром чистогана.

В дом стиля плотницкой готики кроме них войдут еще всего четыре человека, и хотя телефонные звонки потревожат их много раз, число важных для сюжета лиц не перевалит за два десятка. Метафоры будут наваливаться на читателя лишь в коротких паузах между разговорами, а смыслы романа окажутся вполне ясными и, на мой взгляд, по сей день актуальными. Даже немного странно относить эту книгу к усложненной художественной литературе, ведь в ней все понятно, если проявлять простую бдительность на каждой странице. А страниц всего 269.

Поэтому я и рекомендую входить в сложное чтение через дверь “Плотницкой готики”, а не через “покорение” популярных вершин, вроде “Улисса” или “Радуги тяготения” (и ни в коем случае не через “Тоннель”). Сложное чтение, как и любое другое, должно приносить пользу и доставлять удовольствие: первая добывается работой над пониманием текста, второе – самим пониманием. Если вы хотите бросить себе вызов и одолеть что-то непривычно усложненное, то лучше, чтобы процесс прошел полезно и приятно, а не утопил вас в боли непонимания, а также лучше, чтобы вы прочли и поняли текст сами, а не подсмотрели правильные ответы у более опытных читателей.

“Плотницкая готика” Уильяма Гэддиса, на мой взгляд, для этой цели идеальна. Вам придется несколько напрячься из-за вольностей автора с языком и повествованием, чтобы собрать мозаику сюжета из порой очень маленьких деталей, но она у вас обязательно сложится при должном усердии. Чувства бессилия перед текстом не будет, как бывает при попытке прогрызть что-то чрезмерно усложненное. Кстати, роман хорош и для людей привычных к сложному чтению, поскольку минус-приемы требуют одинаковой работы ото всех – простым он точно не покажется. В общем и целом, отличный способ потратить 7-10 часов вашей жизни с пользой и удовольствием.

P.S. В телеграм-чате Infinite Read, выросшем из коллективного чтения “Бесконечной шутки” в коллективное чтение усложненной литературы, “Плотницкую готику” с вероятностью 90% начнут читать в следующем апреле. Сейчас там завершается “Тоннель”, а через месяц начнем “Иерусалим” Алана Мура, чтобы немного отдохнуть головой и сердцем от красот и ужасов романа еще одного хорошего отца американского литературного хардкора Уильяма Гэсса (не путать с Уильямом Гэддисом).