Истошный вопль из 2006: как же заебал ваш постмодерн

Давеча впервые посмотрел (в очень приятной компании) «Изображая жертву» Серебренникова, тем самым открыв для себя Кирилла с новой стороны, и ужаснувшись визионерству, вроде как и не нарочному совсем, однако болезненно меткому и ошарашивающему.

По началу кино оставляет двойственные впечатления: смешно-то точно — смешно, карикатурно-то точно — карикатурно, а вот про глубину и посыл — неясно совсем. Сидим, смотрим и не совсем понимаем, чего от нас хотят.

На экране: изобретательное смещение акцентов с одной камеры (непосредственной участницы сюжета) на другую, бесподобный Юрий Чурсин, игра которого нравится даже в тех местах, где ничего другое уже не цепляет; мутный, бродящий, но не поверхностный, а скорее запрятанный под аляповатый сюжет и утрированную игру актеров, черный юмор.

Сам сюжет пересказывать особенного смысла не имеет, но экспозиция примерно такая: менты снимают следственные эксперименты с убийцами, фактура которых предполагает любое злодейство или любую дурость, милость, иждивенчество, — да что угодно, — но убийство — никак. Витя (Юрий Чурсин) — центральный персонаж — работает в милиции на невероятно почетной должности — изображает жертв. Но изображает он их с постоянной тягой к кривлянию, желанием что-нибудь эдакое выкинуть и вкинуть, а съемочная группа сего действа, менты рядом (один из них — великий Лобанов на заре своего творческого пути) — подхватывают его настроение и в унисон делают всякие глупости.

Однако посреди всего этого хаоса находится капитан милиции, на лице которого за весь фильм не появится ни одного следа от улыбки. Он по-капитански сердит и исполнителен на своем поприще; даже в тех ситуациях, когда кажется не только зритель смеется, но и само естество российской действительности тех лет начинает клокотать, вожак этого фантасмагоричного хоровода из погон, фуражек и видеокамеры не может впустить в свой мир толику иронии или абсурда, не может дать слабину и осклабиться (пускай хотя бы нервно и приторно).

В таком ритме — странно, смешно, странно, смешно, смешно, страшно, странно, смешно — фильм движется, кажется, целую вечность, все еще не давая толком понять, к чему мы собственно все идем. Через полунамеки-флешбеки сюжет пинают вперед, но он неохотно и медленно движется к развязке, будто затянутый сетап в стендапе комика, причем сетап не то чтобы увлекательный, а скорей завлекающий своей странностью, но вовсе не гарантирующий смех и овации в конце.

А потом на сцену выходит капитан... и тут рождается знаменитый диалог, который вы точно слышали-видели, даже если не смотрели этот фильм («И, главное, похую! И похую то, что похую...» и т.д). Эта сцена, несмотря на всю ее диковатость и излишество, протыкает полотно фильма и доставляет огромное удовольствие, катарсис: с барского плеча режиссера, ум наконец-то соединяет концы с концами и наслаждается только что собранным пазлом.

Финал фильма (хотя это не финал, дальше главную мысль добивают до абсурда, даже вбивают в абсурд), кричит нам прямо в лицо, из 2006 года, о том, как заебало жить среди симулякров. В «Изображая жертву» капитан направляет свой гневный монолог в лицо «новому поколению» (те, дескать, «притворяются», «играют в жизнь»), противопоставляя этому новому способу мышления (эскапизма), свою прямолинейность, безграничную серьезность, деловитость. Но... последняя реплика капитана: «Глобальное наебательство, глобальное... на всех ступенях общества...», — красноязычно указывает на то, что дело здесь не только в «Отцах и детях», а в глобальной социо-культурной смене парадигмы, обществе спектакля и других красивых словах, которыми можно охарактеризовать постмодернизм.

«Изображая жертву» при всем своем желании оставаться довольно классическим по драматургии фильмом, как будто сам того не очень-то и желая, разрывается от разочарования нынешней матрицей, которая не может породить ничего, кроме призрачной тени настоящего, что далека не только от мира идей или, на худой конец, мира вещей, а является скорее ироничной калькой-подъебом платоновской доктрины.

Монолог капитана — это истошный крик человека, который вырос внутри модернисткой оптики и вообще не понимает, что произошло с миром настоящего. И этот крик — не умная, тонкая, едкая, плоская критика, а звериный рев, абсолютно органичный, болезненный, обжигающий и очень грустный взрыв подкорки; выразить эту эмоцию нельзя никак, кроме разве что бесперебойного ора и мата, потому что это не мыслительный процесс, стихийно вспыхнувший в башке капитана, а тупое, животное, чисто инстинктивное разочарование.

Разочарование взрослого человека, который видит расслаивающийся мир перед своими очами: тот «его» мир, к которому не хочется относиться как к бесполезной одноразовой игрушке, тот «его» мир, который был придуман во благо высшей цели, и даже если ты занимаешься полной хуетой, типа бесполезных следственных экспериментов, которые постоянно идут по пизде, но делаешь это честно, прямо, не «притворяясь», то движешься к светлому завтра с хрупкой надеждой внутри. А вокруг: расслоение, двойственность и иллюзия; вокруг: никакой серьезной цели и надежды; вокруг: Валя, тот самый человек, изображавший всех жертв, который решает убить свою мать и ее ухажера, а потом на серьезном изображает жертву, предварительно упомянув, что все запомнил в точности, когда убивал, потому что... потом показывать ведь капитану.

Вокруг перевернутый мир, в котором абсолютно не находится места простому капитану полиции, что искренне хочет делать свое бесполезное дело.

И этот его знаменитый и знаменательный вопль с годами лишь набирает силу, как снежный ком, вбирая в себя все новые и новые возгласы, а реальность все сильнее и сильнее отдаляется от него, не замечая и не слыша совсем, что где-то там вопит и катится здоровенная хуевина, напропалую крича:

«Вы играетесь в жизнь, а те, кто к этому серьёзно относится, те с ума сходят, страдают...»

больше текстов в паблике вк

и еще больше в тг-канале