Sempre la luce

Писать о Томасе Рипли — авантюра. По нескольким причинам. Это все равно что пытаться описать объект, который отражает от себя весь свет, падающий на его грани. Томас Рипли ослепляет. Чертовски обаятельный, как холодное лезвие. Говорит с паузами, потому что не доверяет даже себе. Как не доверяет тьме, которая таится под водой. Его реплики пшик и отсутствие содержания. Согласен на все, не задает лишних вопросов, как орудие убийства. Внимателен к любому взгляду, который изучает его со стороны. Потому что верит, что возможно увидеть суть человека. Как драматург — он берет от мира лишь необходимые тексту реплики. Он доверяет своему слуху и читает по губам. Лишь бы не уйти в сторону от плана. Даже если этот план — обман и убийство. Снести, что обманул и убил легче, когда есть план. План оправдает всё. Если план может рухнуть — это выводит из себя. По этой причине знакомство в Неаполе с Фредди Майлзом вызывает у Томаса Рипли первую настоящую эмоцию. Майлз — драматург и поразительно похож на Патрицию Хайсмит, автора серии романов о «Талантливом Мистере Рипли». Смотрит Майлз на Рипли с интересом не потому, что подозревает его в чем-то. Он видит его насквозь. Как лики с фронтонов и кровель домов. Недаром драматург знает, как устроен внутренний мир персонажа — он помнит, кем главный герой был до того, как надел маску. Он был пустотой и зиянием в искрящейся воде. Но действующее лицо бьется, как зверек под лупой. Его не остановить. Добавим тень, невзрачное кафе на улице Неаполя, — говорит Стивен Зеллиан. У вас выйдет не просто хороший саспенс. Наружу выйдет подлинная эмоция персонажа, который подделывает чувства не хуже, чем долговые письма. Маска приоткрывается. Пустота со свистом просачивается в мир. Рука тянется за предметом потяжелее. Главное, чтобы удар пришелся в то место, где в глазах жертвы вспыхнет свет. Подойдет голова. Томас Рипли, как камни на Аппиевой дороге — не хочет терять свой блеск. Томас Рипли Зеллиана — пустошь, безлюдная раковина, полость, расстояние между строками текста. Пустоты позволяют ему носить маски. Потому что у него нет собственного лица. Наглости хватает даже на то, чтобы примерить на себя маску «Караваджо». Всего-то стоит бросить монетку в аппарат, чтобы услышать от святого отца: «Свет. Всегда этот свет». И принять на свой счет. Пока в Капелле Контарелли рассматриваешь изображения сцен из жизни Святого Апостола Матфея. Что говорить о примерке чужого нижнего белья и костюма. Голосе, повадках и лицах. Томас любит наряжаться. В хорошем костюме легче прийти к заветной цели – обмануть и избежать наказания. Разве можно его упрекать в том, что он хочет жить в роскоши. Он как сахарная муха. Близок к сладкому и смерти. Его профессия — профессиональный лжец. Томас Рипли Зеллиана — призрак, силуэт, небытие и нуль. Как и знаменитый французский убийца Анри Ландрю в одноименном фильме Клода Шаброля. Лысина подчеркнута софитом. Свет не проникает в него. По двум причинам. Первая: он носит маску семьянина и добропорядочного гражданина. Вторая: в нем слишком много темноты. После добрых застолий и прогулок на свежем воздухе Ландрю убивает. У него тоже есть план. А) соблазнить. Б) украсть. В) убить. Но основной мотив в другом: Ландрю верит, что убивает людскую пустоту. Он считает, что видит человека насквозь. Как Томас Рипли обманывает и убивает своих жертв, потому что считает, что в них нет никакой индивидуальности. Personality. Вы видели картины Дики Гринлифа? Читали рукопись Мардж? И добродушно улыбались безвкусной композиции и безыдейности? Поздравляю, вы соучастник преступления. Здесь Томас Рипли и Стивен Зеллиан вас провели. Социопат верит в то, что знает всё о своей жертве. Ему хватит нескольких деталей, чтобы убедить себя вписать вас в свой план. Вы плохо варите кофе? Носите невыглаженную одежду? Считайте, что все выводы сделаны.

Стивен Зеллиан — график. Он вырезал Рипли из черной бумаги. Силуэт. Форма, которую мы легче всего распознаем. Мы видим его во всем единстве. Поэтому дойти до его содержания труднее, чем кажется. Почти невозможно.

В морях Стивена Зеллиана можно легко пропасть по этой же причине. Пейзаж стирает индивидуальность. Как без вести пропадают люди на войне. Все они носят камуфляж. Как дикие животные. Неуловимы и хитры. Думают на другом языке. Носите солнцезащитные очки. Взгляд от света отводить ни в коем случае нельзя. Посмертное фото вам бесплатно сделают с искорками.

При этом никакого пейзажа души Томаса Рипли мы не увидим. Обратная точка. Максимум: затылок и профиль. Все дело в ракурсе. Все дело в свете. Как инспектор Равини в подготовленном освещении квартиры Венеции мы принимаем Томаса Рипли за другого человека. Даже портье, которые знают всё — не видят суть Рипли. Поэтому он бродит по коридорам, бесконечным лестницам, словно знает, что живет в сериальном циклосе; и потому совершенно не боится попасться. Даже когда вся парадная лестница залита кровью. Творит маленькие жесты. Холоднокровно целует мертвого. Произносит светские фразы. Потому что так тебе будут доверять люди. Зрители. Стоит сделать красивый комплимент и обокрасть тебя не составит труда. Даже прохожий с нюхом собаки не найдет, что о тебе рассказать. Играть Томаса Рипли — все равно что изображать пустоту. Как-то Бергман спросил Макса Фон Сюдова: — Макс, что ты как актер думаешь об Андреасе Винкельмане? И получил ответ: — У него трудных характер. Он пытается спрятаться, отгородится от мира. Распавшийся брак и проблемы с законом вынудили его спрятаться от мира и жить в одиночестве. […] Он старается совсем ничем не выделяться. Незаметным образом его убежище превратилось в его тюрьму. Главная трудность для актера состоит в том, чтобы передать отсутствие всякого выражения себя. Эндрю Скотту оказывается под силу изобразить отсутствие. Природа наградила его хорошим камуфляжем. Особенно это заметно, когда маска на его лице тебе добродушно улыбается. Как окружающее зрителя пространство, которое ждет момента, чтобы напасть со спины. После такой сдержанной игры Скотта становится ясно, зачем Стивен Зеллиан ставит задачу ввести черно-белое изображение. С таким рельефом зритель может подумать, что знает, как выглядит мир Зеллиана. Как думает, что знает, как выглядит сумрачная подворотня. Только из своего опыта. Было ведь уже столько экранизаций. Небо ведь голубое. Особенно в Италии. Но знание о внешности человека, как знание о цвете неба — не дает права подумать (не то чтобы произнести вслух), что ты все узнал об Италии. Или прохожем в хорошем костюме. Который читает газету. Пьет кофе. И очарован светом и тенью.