«Богемская рапсодия». The myth from the man

Я надеюсь, я не очень опоздал к столу со своими Горячими Мыслями™.

Для начала, это мысли о том, как мы, люди, превращаем историю в истории. В конце концов, между этими двумя понятиями есть огромная семантическая пропасть. История, как хроника реальных событий, очень часто хаотична; какая-либо структура в ней отсутствует, события не всегда бывают прямо связанны друг с другом, нет какого-то однозначного смысла. Хотя история творится людьми, люди очень редко имеют полный контроль над ней и могут однозначно предсказать исход событий. С историями, как носителями повествования, ситуация может быть с точностью до противоположной: они создаются людьми, но осмысленно, с какой-то целью или порывом, в них есть структура, мораль, персонажи с целью существования. Порядок в противоположность хаосу бытия.

В этом свете байопики и документальные фильмы становятся очень похожи друг на друга — и те, и другие стремятся сделать из реально произошедших событий некое стройное повествование. Документалист для этого поступает как Микеланджело: отсекает всё лишнее. Только в роли лишнего выступают факты, контекст, неважные моменты — всё это жертвуется для достижения структуры. Иногда что-то перемешивается, иногда что-то представляется в другом свете, но при этом почти всегда автор, если он хороший документалист, опирается на факты, архивы, хронику, воспоминания свидетелей и экспертов. Он преображает историю, но его основная задача — сохранить её, извлечь из неё урок. Опуская мелкий контекст деталей, иногда удается сопоставить события с контекстом более широким, обнаруживая потаенные течения в жизни, скрытые ранее закономерности.

В байопиках же преобладает форма, а в случае кино — это форма стандартного голливудского сценария. События, их представление, контекст — всё это подвергается перестановке, сокращению, реструктуризации, однако в совершенно других масштабах и с другой целью, и очень часто эта цель — собрать кассу. Руководствуясь проверенными формулами и безопасными тропинками, студии нанимают сценаристов средней руки и режиссёров с послужным списком чтобы раз за разом укладывать в три акта архетипы Джозефа Кэмпбелла. Жизнь любого мало-мальски выдающегося человека ничем не будет отличаться от путешествия Героя с Тысячью Лицами, вплоть до кризиса в конце второго акта, если наклонить голову, прищуриться посильнее и постараться не замечать всё, что противоречит этому прочтению. История сохраняется, но в виде своеобразного современного мифа. Эта версия лишь частично связана с реальностью. Она развлекает, генерирует поверхностные дискуссии, всё по цене билета.

Но я не думаю, что подход, в котором что-то выбрасывается, что-то переставляется, что-то изменяется, фундаментально плох. Огромное количество драм Шекспира было основано на реально произошедших событиях, очень часто его главные герои — исторические фигуры, короли недавнего прошлого и полководцы античности. Однако никто не называет Шекспира историком — во всех его историях есть большая доля оригинального домысла, но это то, что и делает их захватывающими наравне с его слогом. Его драмы — не замена истории, но дополнение к ней. Через них мы не столько познаём события, сколько получаем новый взгляд на их участников, очеловечивая имена из беспристрастных летописей.

Однако я вряд ли сильно ошибусь, если скажу, что современный голливудский фильм охватывает большую аудиторию, чем ту, о которой Шекспир мог мечтать. Различия отсюда только ширятся — Шекспир хоть и писал о королях Англии, делал он это на век-другой позже реальных событий; кинематограф не чуждается экранизировать драму свежую в несколько лет. Шекспир не гнушался ткнуть зрителя в искусственность своих историй, напоминая, что они состоят из домыслов автора; фильмы отделываются расплывчатой строчкой «основано на реальных событиях». И хотя драма Шекспира — это тоже миф, он не обладает мощью, способной затмить реальные события, заменить собой историю, какой обладает рядовой представитель кинематографа. И в этом я вижу опасность — и даже не столько в том, с какой силой кинопропаганда может влиять на наше восприятие истории и её контекста, сколько в безответственности, с которой эта пропаганда производится студиями в надежде на лёгкий заработок.

И это, на самом деле, какой мне представилась «Богемская Рапсодия» кинолента — безответственная. В конечном счёте это бесцельный пересказ событий, половины из которых не случилось в реальности, с целью создать драму, которой не было, чтобы соответствовать канонам, сковывающим творческую сводобу, чтобы принести кассу побольше. По структуре путешествие главного героя мало чем отличается от аналогичного путешествия Дёрка Дигглера из «Ночей в стиле буги», которое в свою очередь вторично по отношению к историям, восходящим к Ветхому Завету. Но образ артиста при этом сильно искажается, переписывается мощью кинематографа. Определенно талантливый и определенно полный тревог, какими великие артисты часто бывают, реальный Меркьюри не был таким скучным и предсказуемым, каким он оказался изображен на экране. Но надеяться, что рядовой зритель после просмотра озадачится поиском документальных фильмов, или хотя бы озадачится чтением сухой сводки на википедии, особо не приходится. Самая известная версия биографии — фильм под вопросом — рано или поздно станет каноном; миф закрепится и сольётся с «Мономифом» Кэмпбелла, следуя самоисполняемому пророчеству голливудских продюсеров.

Но кое-что еще не даёт мне покоя. В фильме как-будто полно противоречий: он сосредоточен на фигуре Меркьюри, но при этом показывает создание некоторых ключевых событий из истории группы; он построен на трехактной структуре, но при этом множество сцен, включая финальную сцену с воспроизведением выступления на Live Aid, выглядят абсолютно лишними; фильм называется «Bohemian Rhapsody», но при этом фокусируется лишь мимоходом на создании титульного хита; при этом, сюжет специально сосредотачивает внимание на исключительности песни и её художественной необычности, но сам фильм при этом абсолютно блеклый в этом плане.

Возникает очевидный вопрос — почему бы не попытаться сыграть на названии? У пресловутой рапсодии очень характерная музыкальная структура: интро — баллада — гитарное соло — опера — рок — кода. Разные секции песни имеют свой стиль, свой жанр. «Очевидно, каким-то образом это можно перевести в сценарий и экранизировать», — подумалось мне. Возможно, "Богемская рапсодия" - это сам фильм. Возможно, начальный сценарий писался с этой структурой в уме. От этой версии осталась, возможно, сцена концерта Live Aid, которая должна была символизировать рок-партию песни; в этом случае сбор группы соответствует балладе, их стремительный карьерный рост — это соло, упадок и разлад как в группе, так и в личности Меркьюри — опера, в которой голоса на перебой повторяют то «Let him go», то «Never let him go». Возможно, "Богемская рапсодия" - это жизнь самого Меркьюри, немного несвязная, полная взлетов и падений вокальных партий, постоянно переменчивая, но всегда прекрасная.

Правда, скорее всего, в том, что "Богемская рапсодия" - просто название, больше всего подходящее для маркетинга. Но это не значит, что мне не хочется верить, что где-то под шаблонами и пустыми сценами похоронен хороший фильм, создающий нестандартный миф про нестандартного человека.