«Здесь птицы не поют — они кричат от боли». Как снимали «Фицкарральдо»
Знаете ли вы, что такое безумие? Это когда человек ставит перед собой недостижимые цели и по ходу их достижения сам себе добавляет челленджи. Через производственный ад прошло немало фильмов — одна только эпопея с Apocalypse Now Фрэнсиса Копполы чего стоит. Но «Фицкарральдо» немецкого режиссёра Вернера Херцога, кажется, бьёт все рекорды адовости. Съёмочная группа была вынуждена бросать проект на середине, улепётывать от разъярённых индейцев, месяцами сидеть в джунглях, болея всем, чем только можно заболеть в таких условиях, страдать от охотников за яйцами и тащить на гору 300-тонный пароход. И всё это — за деньги, которых в США едва ли хватило бы на производство рекламного ролика.
По следам каучуковых баронов
Сюжет фильма посвящён Брайану Фицджеральду — человеку, который в начале XX века хочет пригласить знаменитого оперного певца Энрико Карузо выступить в Икитосе среди перуанских джунглей. Для этого герой, которого называют на латиноамериканский манер Фицкарральдо, решает построить театр, но на возведение помпезного здания требуется много денег. Чтобы накопить стартовый капитал, Фицкарральдо берёт в аренду гористый участок сельвы и добывает там каучук. Сырьё с труднодоступной плантации вывезти не так уж просто — приходится по суше перетаскивать пароход из одного притока Амазонки в другой, чтобы обеспечить логистику. Всё это напоминает сон при температуре 39, но на самом деле сценарий вдохновлён реальными событиями.
Известно, что резина необходима для многих вещей, от изоляции проводов и уплотнения дверей холодильников до автомобильных шин. Но более века назад, когда электрические провода, машины и холодильники уже были, а синтезировать резину химпром ещё не умел, заводы дичайше потребляли натуральный каучук. Так на весь мир прославились два региона, поставляющие это сырьё до сих пор, — Юго-Восточная Азия и бассейн реки Амазонки в Южной Америке. Словом, те самые края, где вечно зеленеют джунгли и где прекрасно себя чувствует каучуковое дерево, оно же бразильская гевея. А вот люди после открытия свойств сока этого растения начали себя чувствовать гораздо менее чиллово. Потому что добыча каучука для многих обернулась трагедией.
В начале XX века долина Амазонки представляла собой самое неизведанное место на Земле. Здесь даже границ между странами (Бразилией, Боливией, Перу) не было — специально для нанесения их на карту сюда из Англии в 1906-м прибыла экспедиция Королевского географического общества. В общем, ни границ, ни законов, ни достижений цивилизации — сплошная первозданная природа. И индейцы, в большинстве своём живущие по укладу каменного века. Именно этим ребятам не повезло больше всего. Когда европейцы поняли, что золота здесь не добыть, они надолго оставили аборигенов в покое. Но затем золотом стал каучук, а племена Амазонии превратились в источник дешёвой рабочей силы для сбора этого ресурса.
Происходит всё так: рабочий надрезает кору гевеи и закрепляет на стволе ёмкости, куда стекает белый сок — это латекс. Как только ёмкости наполняются, их снимают и несут к слабому костру, над которым на манер вертела вращается жердь. Если лить латекс тонкой струйкой на эту жердь, каучук затвердевает, образуя вокруг жерди что-то вроде эскимо, только крупнее и массой в 60 килограммов. Работа очень неторопливая — один такой ком трое трудяг наматывают примерно неделю. Затем его вместе с сотнями других заготовок относят к реке, где грузят на лодки, и всё по новой. Вот какой труд кипел на плантациях в бассейне реки сто лет назад. И не только кипел, но ещё и вонял — считайте, тысячи людей круглосуточно жгли резину на одном и том же месте.
Поначалу индейцев, которые жили охотой и собирательством, было трудно заставить работать за еду. Ещё вчера они добывали всё для себя и своих семей, а сегодня почему-то должны горбатиться на дядю. Проблема в том, что у дяди есть деньги, связи, личная армия и полная безнаказанность. Кто поедет к чёрту на кулички предъявлять сеньору за недостаточно гуманное отношение к коренным жителям? За отказ выходить на работу хозяева плантаций могли брать заложников, сжигать деревни и творить другие мерзости. Даже вольнонаёмные работники становились здесь рабами — в какой-то момент они понимали, что кредит на обустройство им не вернуть до конца жизни. Эксплуатируя людей, хозяева каучуковых рощ сколачивали огромные состояния.
Каучуковые бароны были горазды не только энергично наживать деньги, но ещё и с размахом транжирить их. Особое место на этом фестивале мотовства заняла почему-то опера — возможно, миллионеры из джунглей не знали ничего роскошнее прослушивания Пуччини из мягких кресел бельэтажа. Или просто хотели эффектно спустить кучу денег на артистов, модные костюмы и пафосную архитектуру. Своеобразным памятником этому периоду служит оперный театр «Амазонас». Он был спроектирован и создан в Европе, а затем разобран на части и перевезён в бразильский Манаус, где каучуковые бароны строили свой Париж с блэкджеком и всем, что к нему прилагается.
Именно в «Амазонасе» перуанский потомок выходцев из Ирландии Карлос Фицкаральд впервые услышал, как поёт великий тенор Энрико Карузо. Жизнь Фицкаральда вообще полна самых разных впечатлений и событий. Его резали ножом за карточным столом, приговаривали к расстрелу за шпионаж во время войны с Чили, но настоящую славу он приобрёл на ниве сбора каучука. Он обосновался в Икитосе, где сбывал товар и тратил деньги, а в джунглях прослыл жестоким колонизатором, истребившим целую деревню индейцев из племени машку за отказ подчиняться. В какой-то момент Карлоса начала преследовать идея прокладки речного торгового пути из Икитоса в Манаус, куда могли заходить суда из Атлантики.
Такой канал открыл бы самые широкие возможности для перуанских магнатов, но оказалось, что прямое сообщение по воде невозможно — на границе между Перу и Боливией маршрут ненадолго становился сухопутным, и надо было добираться от одной реки к другой по джунглям. Насколько осуществимо такое предприятие, каучуковый барон решил проверить лично. Он купил пароход «Контамана», нанял индейцев в качестве охранников и бурлаков, а затем велел супруге ехать в Манаус и ждать его там. Хотя экспедиция затянулась, да и пароход пришлось разобрать на части, чтобы протащить по суше, Фицкаральду всё-таки удалось задуманное, а его именем даже назвали перешеек между реками и нанесли новый топоним на карты.
Спустя десятки лет история жестокого, но предприимчивого колонизатора Амазонии заинтересовала кинематографиста Вернера Херцога. Чисто коммерческий интерес режиссёр решил заменить на нечто более возвышенное — строительство оперы, что, в принципе, тоже в духе «каучуковой лихорадки». По крайней мере, такой подход позволял во всех красках показать контраст между дикой природой и нарочито утончённым героем, который рассуждает об искусстве и не упускает случая послушать на граммофоне оперную арию. По примеру настоящего Фицкаральда Херцог нанял толпу индейцев и отправился в джунгли. А дальше начались настолько безумные съёмки, что ещё до их завершения в эту глухомань отправился другой режиссёр — Лесли Бланк. Он снял документалку «Бремя мечты» о процессе создания «Фицкарральдо».
Всё гениальное больно
Херцог, если что, умеет даже документальные ленты делать так, чтобы они смотрелись на одном дыхании. Серьёзно, зацените как-нибудь «Пещеру забытых снов» о самых древних в мире наскальных рисунках. В начале 1970-х Херцог прославился на весь мир благодаря фильму о бунте карликов в тюрьме, затем снял эпическое кино о походе конкистадоров за золотом «Агирре, гнев Божий» — именно с этой работы началась история его сотрудничества с актёром Клаусом Кински. А внешность режиссёра хорошо знакома всем, кто смотрел первый сезон «Мандалорца», где он сыграл безымянного заказчика под охраной штурмовиков. Но вернёмся к «Фицкарральдо».
Работа над фильмом началась в ноябре 1979 года, хотя ещё до этого режиссёр потратил немало времени на поиск места для съёмки. Сцена с подъёмом парохода на гору должна была стать кульминационной точкой этой истории в стиле мифа о Сизифе, причём снять её предстояло без каких-либо спецэффектов. Херцог искал подходящие джунгли, гору и две реки, не связанные между собой, но судоходные и расположенные рядом. Именно такую локацию удалось найти у границы Перу и Эквадора.
У создания кино в джунглях Амазонки есть несколько важных аспектов. Первый — сезонность. Если действие картины происходит и на реке, и на её берегах, а герои путешествуют на пароходе, придётся ловить момент после сезона дождей, когда реки становятся достаточно полноводными, чтобы по ним прошло тяжёлое судно, а солнце редко скрывает облака. Херцог много снимал при естественном свете — у него не было возможности доставить в экваториальный лес обычный комплект оборудования. Так что операторы искали «золотой час», выкручивались со свечами, факелами и зеркалами в ночных сценах — словом, применяли смекалку.
При этом работать в джунглях после дождей невероятно сложно. Это в обычном лесу, где деревья сбрасывают листья, на почве образуется что-то вроде естественного ковра. Но в вечнозелёном лесу деревья не облетают, а дожди могут длиться неделями. В результате разводится такая грязь, что люди вязнут в ней по колено. Херцог пытался как-то бороться со стихией и даже купил подержанный бульдозер, чтобы передвигаться по съёмочной площадке и строить декорации. Но машина, взятая по дешёвке, ломалась и застревала в грязи, так что рабочим приходилось тратить силы ещё и на ремонт техники.
Второй важный момент съёмок в джунглях связан с местным населением. По крайней мере, именно это стало одной из главных проблем для Вернера Херцога. С трудом найденное место для съёмок оказалось в 25 милях от границы, где то и дело вспыхивали стычки между армиями двух государств. Чтобы получить больше контроля над районом, богатым нефтью и древесиной, перуанские власти поощряли бизнесменов осваивать эту глушь. Местные племена агуарунов угодили в переплёт: то солдаты по ним стреляют, то нефтяные компании ведут разработку, то лесозаготовки житья не дают, а прав на землю у индейцев формально нет. Херцог заверил вождей, что кино привлечёт к их бедам внимание всего мира — и так им будет проще отстаивать свои интересы.
Помогать киноделам вызвался вождь агуарунов по имени Нельсон. Он подыскал соплеменников-рабочих, организовал охрану съёмочного лагеря и вообще повёл себя как джентльмен, но в один прекрасный день его арестовали другие вожди. Удалось выяснить, что среди аборигенов о немцах ходили самые безумные слухи. Дескать, они хотят забрать жир из тел местных жителей, чтобы готовить на нём еду, а ещё изнасиловать женщин и прорыть канал между реками Мараньон и Сенепа, что превратит земли индейцев в остров. Масла в огонь подлили сограждане Херцога, которые считали, что съёмки разрушают экологию и культуру Перу. Они даже привезли в джунгли снимки с грудами тел, сделанные в концлагерях во время Холокоста, чтобы запугать агуарунов.
Пропаганда сработала: 1 декабря 1979 года агуаруны окружили лагерь и начали его зачистку. Обошлось без смертоубийств, хотя съёмочная группа покидала обжитой участок джунглей бегом и под прицелами винтовок, а всё, что они построили, вскоре было сожжено дотла. Последние европейцы эвакуировались на каноэ, подняв над головами белые тряпки в знак того, что они сдаются. Оправившись от шока, Херцог был вынужден заново искать локацию. Это отняло ещё 13 месяцев. Наконец, подходящее место было найдено в окрестностях Икитоса, на берегу реки Камисеа — за полторы тысячи миль от прежнего лагеря.
Третий момент связан, конечно, с актёрами. Не каждый согласится работать в джунглях, да ещё и с риском нарваться на индейских народных мстителей. Тем не менее Херцогу удалось собрать незаурядный состав. Роль Фицкарральдо получил обладатель двух «Оскаров» и приза Каннского фестиваля Джейсон Робардс. Помощника и друга главного героя Уилбура согласился сыграть знаменитый рок-музыкант Мик Джаггер из The Rolling Stones. Роль подруги и возлюбленной Фицкарральдо досталась итальянке Клаудии Кардинале, работавшей с Федерико Феллини, в спагетти-вестернах и даже в экранизации романа Михаила Лермонтова «Вадим» (речь о фильме 1973 года «День ярости», если кому интересно).
Казалось бы, с таким кастом грех не сделать успешное кино. Однако через пять недель, когда 40% задуманного материала уже были отсняты, Робардс заболел дизентерией. Пришлось срочно отправлять его на лечение, а врачи запретили актёру возвращаться в джунгли. Вдобавок Мик Джаггер укатил на гастроли со своей группой — по такому случаю Херцог завершил съёмки, чтобы начать всё заново, но уже с другим актёрским составом. От персонажа Уилбура пришлось вовсе отказаться. Впоследствии режиссёр признался, что для него уход Джаггера из фильма стал самой большой творческой потерей за всю карьеру.
На фотографии ниже запечатлены авторы и первый актёрский состав «Фицкарральдо»: Мик Джаггер, Вернер Херцог, Клаудиа Кардинале, Джейсон Робардс и оператор Томас Маух.
Шесть недель Херцог уламывал инвесторов дать ещё денег и подыскивал замену Робардсу. В апреле 1981 года кандидат на главную роль нашёлся — это был Клаус Кински. Актёр мог похвастать такой же непростой судьбой, как и у его героя. Клаус успел послужить в рядах Гитлерюгенда, дезертировать, избежать смертной казни и попасть в плен к англичанам. Стоит ли говорить, что Клаус отличался эпатажным поведением. Тем не менее к 1981 году он стал настоящей звездой европейского кино с сотней ролей за плечами, поэтому рассчитывал на более или менее достойные условия. Он уже снимался в джунглях во время работы над «Агирре», поэтому был готов к некоторым бытовым тяготам.
Но на месте выяснил, что до ближайшего ночного клуба — 500 километров по горам да лесам, из развлечений доступны только малярия и ядовитые змеи, а из бухла под рукой обычно лишь масато — отвар маниоки, ферментированный плевками индейских женщин. Тогда актёр подошёл к своему другу Вернеру и сообщил, что лучше сдохнуть, чем работать в этом аду. Как гласит предание, режиссёр достал револьвер и заверил собеседника, что сдохнуть — вообще не вопрос. Так они и поладили.
Скучно без водки
Во втором тропическом лагере Херцог действовал прежним макаром: объяснил индейцам из племени мачигуэнга, что съёмки фильма помогут им бороться за свои права. Но учёл предыдущие ошибки, поэтому сразу обратился за поддержкой к местным католическим миссионерам. Священники заверили индейцев, что никто не пытается украсть их души с помощью кинокамер или наложить проклятие. Кино — это ведь обман, игра, в которой всё понарошку. А лагерь с первого же дня разделили на две половины: в одной жили члены съёмочной группы, а в другой — аборигены. Это было связано не только с раздельным питанием, но и с желанием режиссёра держать мнительных индейцев подальше от оборудования.
Чтобы было ясно, в какую глушь затащил Херцог своих коллег, достаточно сказать, что путь от цивилизованных мест к съёмочной локации по реке занимал две недели в одну сторону. Так что водное сообщение было сразу исключено — припасы и технику доставляли по воздуху, на небольшом ветхом самолёте. Пару раз этот самолёт падал прямо в джунгли, но никто, по счастью, не погиб. Можно было бы выбрать место поближе к Икитосу, но режиссёр решил устроить себе и всей группе настоящее испытание, чтобы фильм выглядел более правдиво, а эмоции актёров казались менее наигранными. Связь с внешним миром поддерживалась только по радио.
Больше всего проблем возникало с индейцами. С одной стороны, они за 3,5 доллара в день выполняли огромный объём работ — строили декорации, участвовали в массовке, на своих плечах носили оборудование. Без них ничего бы не вышло. С другой стороны, мачигуэнга не привыкли жить настолько большими группами. Их созывали со всей округи, чтобы снятые кадры впечатляли массовостью — некоторые аборигены добирались до берегов Камисеа по несколько дней. Управлять ими на съёмочной площадке порой было невероятно сложно. Как описал ситуацию оператор Томас Маух, «Мы ждём каноэ, а затем индейцев, а когда у нас станет больше каноэ, мы будем ждать ещё больше индейцев, а через час уйдёт солнце и снимать станет невозможно».
То и дело происходили истории из ряда вон. Например, один из лесорубов прямо в джунглях ампутировал себе ногу, чтобы не умереть от укуса ядовитой змеи. Затем несколько индейцев мачигуэнга подрались с представителями другого племени — амиваками. Дело в том, что во время обмеления реки на её песчаный берег выползают черепахи, чтобы отложить яйца. Эти самые яйца и пришли собирать амиваки, но увидели чужаков. В результате один мачигуэнга получил стрелу в шею, а его подруге точно такой же стрелой пробили бедро. Если бы в лагере не было опытного хирурга, они оба наверняка погибли бы.
На этом история не кончилась. Мачигуэнга позвали на помощь индейцев кампа из Гран Пахональ, которые славились на севере Перу своей жестокостью. Херцог и его коллеги с ужасом наблюдали, как кампа грузятся с оружием в каноэ, чтобы устроить карательный рейд против амиваков, но вмешиваться не стали — это разрушило бы «естественную жизнь коренных народов». Рейдеры вернулись через семь дней и успокоили гринго заверениями, что добро победило без кулаков. Впоследствии Херцог показал те самые стрелы документалистам. Работа с местными жителями одновременно страшила и вдохновляла его: «Вероятно, это последний игровой фильм с настоящими аборигенами Амазонии, поскольку они быстро исчезают, и эту катастрофу уже не остановить».
Как мы уже выяснили, у съёмок в джунглях своя специфика. Надо ловить моменты, ждать милостей от природы, дирижировать работой в экстремальных условиях. А моменты затишья чреваты ростом напряжения. Как говорил об этом Кински, «Из сраного лагеря нельзя уходить, поскольку ты можешь понадобиться в любой момент. Ты должен торчать здесь, словно прикованный, потому что тебе уже заплатили, поэтому просто слоняешься туда-сюда». В попытках чем-то себя занять актёры начали осваивать местные ремёсла и обычаи. Тот же Кински вознамерился обучиться стрельбе из лука и заказал у индейцев стрелы по 3,50 за штуку — это была плата за целый рабочий день, поэтому все ринулись точить безумному гринго стрелы. Впрочем, это не помешало вождю мачигуэнга предложить Херцогу убить Кински, когда тот опять устроил истерику.
Вечерами европейцы резались в карты, а иногда устраивали футбольные матчи. Но съёмочная группа проторчала в джунглях полгода. За это время мячик сдулся, карты пропали, а настрой конкретно омрачился. На второй половине лагеря тоже назревало нечто бессмысленное и беспощадное. Для разрядки режиссёр прибегнул к проверенному средству — позвал на помощь преподобного Мариано из миссии. Священник оценил ситуацию и недолго думая сообщил, что Херцогу придётся раздобыть шлюх и бухло. Мужчин надо было успокоить, ведь если бы они начали разгуливать в поисках любви по окрестным деревням, у съёмочной группы начались бы настоящие проблемы.
Два кровавых парохода
Центральная сцена «Фицкарральдо» — подъём парохода весом 320 тонн на холм усилиями множества индейцев. Снята она без каких-либо макетов и спецэффектов. Все тросы, блоки, нехитрая система из деревянной оси и металлических шкивов, да и сам корабль — настоящие. В кадр разве что не попал тот самый бульдозер, который работал вместе с людьми над решением титанической задачи. Не надо быть Архимедом, чтобы понимать, что одной лишь машины для такого проекта мало. Но Херцог подстраховался, поэтому решил достать сразу три парохода: один изображал бы судно до ремонта, другой — после, а третий в теории нужен был как дублёр, поскольку никто не знал, удастся ли без повреждений протащить корабль от одной реки до другой.
В итоге удалось раздобыть два парохода. Первый, «Нариньо», уже на момент съёмок представлял собой ржавую развалину, не подлежащую ремонту. Тем не менее на нём сняли сцену ремонта — десятки индейцев делали вид, что приводят борт в порядок, латают и красят его. «Нариньо», как несложно догадаться, это пароход с историей. Его спустили со стапелей в Глазго в 1902 году, он долго служил в речном флоте на Амазонке и даже стал местом, где Перу и Колумбия подписали мирный договор после очередной войны. Но время расправилось с кораблём безжалостно. Его удалось отбуксировать до локации съёмок, но об использовании его в речных сценах не было и речи.
Второй пароход — «Уальяга», построенный в 1906-м. Тоже рухлядь, но прогнившая не до основания. Судно удалось отремонтировать и спустить на воду. Именно этот корабль и поднимают на гору в знаменитой сцене. Вместо третьего корабля-дублёра было решено просто собрать макет из говна и палок — достаточно высокий, чтобы стоящий на нём оператор мог создать у зрителя иллюзию взгляда с верхней палубы. Оставался ещё один технический нюанс — никто никогда не пробовал провернуть подобное, а «Контамана» настоящего Карлоса Фицкаральда весил в десять раз меньше и был разобран на части.
В фильме показаны две попытки втащить «Уальягу» на гору — первая оканчивается неудачей и гибелью людей. Так же всё происходило и за кадром, только пострадавших в действительности было меньше — Херцог заранее подумал о безопасности массовки. Он пригласил на съёмки бразильского инженера Лапласа Мартинса, который специально для кино придумал подъёмный механизм. В этой схеме была центральная ось, вращаемая вручную, и два ряда малых осей, где тоже требовались усилия рабочих. В теории схема давала результат на склоне с углом 20°. Чувствуя за собой тёплый, дружественный взгляд Клауса Кински, Херцог заявил, что двадцатиградусного склона ему мало — он хочет поднять корабль по сорокаградусному.
Тогда у режиссёра с инженером состоялся примерно такой диалог:
— На оси нужен человек, который будет следить, чтобы всё шло по плану. Как только возникнут проблемы, хоть какие-то признаки поломки, он должен будет остановить работу немедленно, иначе четыре или пять человек могут погибнуть.
— Больше.
— У нас там шестьдесят рабочих. Сколько из них погибнет, если ось сломается?
— Все шестьдесят. Они просто разлетятся в стороны, словно кегли. Но я даю вам 30%, что всё обойдётся.
— А если не обойдётся?
— Будет катастрофа.
На этой тревожной ноте Лаплас Мартинс откланялся и отбыл обратно в Бразилию, предоставив съёмочной группе самой выяснять, много ли это или мало — 30%.
Прекрасно понимая, чем они рискуют, индейцы потребовали, чтобы Херцог был с ними у канатов: если погибнут они, пусть его тоже не станет — тогда всё будет честно. Режиссёр согласился на эти условия. К счастью, поломка произошла не в том месте, на которое ставил в мрачных прогнозах инженер. Лопнул крепкий на вид металлический узел. Пароход медленно скатился по брёвнам к берегу, никого не задев, а затем под него уложили актёров-мачигуэнга, чтобы они изображали предсмертные страдания. Этот момент, кстати, и породил слухи о том, что во время съёмок корабль действительно кого-то раздавил. Провернуть задуманное удалось только со второй попытки.
Съёмочной группе не терпелось испытать отремонтированный пароход в деле. Поэтому после дождя, ненадолго поднявшего уровень воды в Камисеа, Херцог рискнул и спустил «Уальягу» на волны для одной важной сцены. Но корабль готовили к подъёму на гору и для облегчения вынули из него балласт. Из-за этого винт не до конца погружался в воду, а пароход сделался неуправляемым. Он нёсся по течению, стучась бортами о деревья и прибрежные камни, пока его, наконец, не удалось пришвартовать. В ходе этого экстрима пострадали несколько людей, включая оператора — его кровь пролилась на палубу, став своеобразным жертвоприношением местным духам.
Подводя итог работы над «Фицкарральдо», Херцог назвал джунгли незавершённым и проклятым местом. «Всё вокруг пропитано страданием. Страдают деревья, страдают птицы. Я думаю, они здесь не поют, а кричат от боли». Было это художественное преувеличение или способ излить душу, публика так и не узнала. Остаётся только удивляться тому, что вся эта эпопея со съёмками обошлась без массовых жертв.
Автор текста: Александр Бурсов