Подранки (1976) - самый сильный антивоенный фильм. И вот почему...

Николай Губенко снял фильм в лучших традициях эллинской драмы и тем увековечил себя. Тему он выбрал, на тот момент, не сказать чтоб популярную - цена Победы.

Здесь нужен хотя бы минимальный оттиск эпохи. Леонид Ильич уже обвешен орденами и медалями, трижды Герой Советского Союза (четвёртого дадут позже), всесоюзный старец и аксакал со своей ламповой атмосферой. Герой поговорки "Имя твоё бессмертно. Подвиг твой неизвестен." (анаграмма к надписи на Могиле Неизвестного Солдата).
Идеологию пасёт товарищ Суслов, любовно прозванный советскими интеллигентами "Всесоюзный Кощей". Эпоха тотальной стабильности, позднее названа "Эпоха Застоя". Главный её принцип: "Не нужно бередить старые раны" (в фильме есть место отповеди и на эту тему). Эпоха начального консюмеризма. Эпоха первого захода на победобесие (и не только в ВОВ). Странным образом в эту эпоху написано и снято огромное количество произведений, опередивших своё время и в глубине и в остроте поставленных вопросов. Наравне с пошлыми агитками "про Подвиг Советского Народа".

Почему Эллинская драма?
Не думаю, что изначально творческий замысел был именно таким. Но вышло именно так. Главные герои картины не только дети. Все персонажи важны для развития сюжета и развязки драмы. Среда, в которой взаимодействуют персонажи - жёсткая, не терпящая слабости, глухая к боли. В ней только война...
Сытые голодных не разумеют. Таисия и бывший брат Денис как раз из таких. Мещанство из прошлого и настоящего. Икорочка, лососиночка, пивко с балычком. Люди без прошлого и с большими планами на будущее.
Большие люди и маленькие люди в интернате, за редким исключением "тыловых крыс" искалечены физически и ментально. Они не способны спастись и не ищут спасения. Они часто не способны прощать. Часто охвачены ненавистью и жаждой Воздаяния. Плачущий воспитатель Григорий Альбертович (в исполнении режиссёра), которого обиженный им походя ребёнок обзывает фашистом - один из самых неожиданных и сильных образов искалеченности. Репортаж из радиоточки о повешении тоже об этом.
Невозможность вырваться из круговорота этого страдания, невозможность изменить свою судьбу к финалу драмы - это и есть главный признак "античности". Вставки из настоящего только поддерживают это чувство.

Финал античной драмы - осознанное, хотя и вызванное случайным обстоятельством (развалилась связка динамита) самоубийство одного из героев. Валька рыдает над развалившейся связкой не от страха смерти (он может предотвратить свою смерть), от осознания что его единственный шанс на отмщение провалился и второй попытки уже не будет. Он уже мёртв внутри. И эта сцена по эмоциональному воздействию сравнима со всем Климовским ужасом КМК. Если Климов сосредоточился на экзистенциальном ужасе "здесь и сейчас", то Губенко смог показать последствия этого ужаса, разрушающие и уже искалечившие несколько поколений подряд. Чтение сочинения погибшего Вальки и Вивальди доводят финал до апофеоза.

Режиссура, сценарий, актёрская игра, световые и цветовые решения - просто блестящи. Живой нерв. Будучи советским школьником эпохи Перестройки, я этот нерв не уловил. Позднее, десятилетия спустя, наконец смог осознать величие этой очень взрослой драмы. Видимо повзрослел.