Вы не поняли «Орудия» Зака Креггера

Зак Креггер — из тех режиссёров, кто предпочитает копаться не в подсознании, а в подвалах реальности. Там, где у Ари Астера уже пару лет как потёк бачок, у Креггера — запах перегара, детские воспоминания и пустая бутылка на кухне. Он не философствует о боли — он её показывает. И в "Орудиях" делает это так буднично, что становится по-настоящему не по себе.

Неудивительно, что в центре "Орудий" — не монстр из сказки, а то, что Креггер знает слишком хорошо. Тема зависимости здесь становится не просто мотивом, а метафорой всего фильма. Ведь зло, которое разрушает семью героя, приходит не снаружи — оно просачивается изнутри, через бутылку, привычку, чувство вины.

Минутка сюжета и спойлеров

Маленький городок в Пенсильвании. Обычная школа, обычные семьи — до тех пор, пока в одну ночь, ровно в 2:17, семнадцать детей не встают с постелей и не исчезают. Во всех домах стоят камеры наблюдения, но дети будто сквозь землю провалились. Единственный, кто остаётся, — это мальчик по имени Алекс. После трагедии он живёт с родителями, которые будто потеряли связь с реальностью, и с пожилой женщиной, называющей себя его тётей.

Старушка Глэдис произносит слово "чахотка", будто пришла не из соседнего города, а из Салема XVII века. Она появляется в доме,

когда родителям мальчика кажется, что она умирает, но вскоре оживает, начинает контролировать всех вокруг и заставляет Алекса приносить вещи своих одноклассников. Из их волос и крови она плетёт ритуалы, превращая людей в зомби. Глэдис — не просто ведьма.

Она — зависимость. Паразит. Привычка, которая маскируется под заботу.

А, впрочем, вся статья — спойлер, но посмотреть захотите и после прочтения.

Ведьма, которая пахнет перегаром

Вы не поняли «Орудия» Зака Креггера

Креггер не раз говорил, что писал "Орудия" после смерти своего друга и коллеги по The Whitest Kids U’Know, комика Тревора Мура. Тот выпал с балкона в состоянии опьянения — в 2:30 ночи. Фильм вышел почти день в день с годовщиной его гибели. Тогда Креггер переживал утрату, и сценарий стал способом переварить её. Каждая глава фильма — это одна из фаз горя: отрицание, злость, торг, депрессия, принятие. А сама Глэдис — не просто монстр, а собирательный образ родителя, отравленного алкоголем.

Для Креггера тема зависимости — не абстрактная метафора, а личный опыт. В интервью он признавался, что вырос в семье, где один из родителей страдал алкоголизмом:

«Когда ребёнок живёт с родителем-алкоголиком, дом становится страшным местом. Ты ходишь в школу и делаешь вид, что всё в порядке, пока дома тебе приходится прятаться от зомби»,

— признаётся Креггер.

Не вижу зла

Вы не поняли «Орудия» Зака Креггера

Поначалу Глэдис — просто старушка. Слишком омерзительна, чтобы походить на человека, и слишком неуютно странная, чтобы быть дьяволом или гуманоидом

Креггер почти не показывает её прямо: лишь силуэт в дверях, шорох ткани, дыхание в темноте. Камера будто сама боится подойти ближе. Каждое её появление — визуальный приступ тревоги: расфокус, дрожащий свет, тень, которая движется чуть раньше, чем должна.

Когда же ведьма наконец оказывается вблизи, становится ясно — хуже не увидеть может быть только увидеть. Её парик, грим, полусгнившая улыбка — словно маска, которую наденет сама смерть, решившая сыграть твою прабабку.

В этом и кроется сила фильма: зло здесь не потустороннее, а обыденное, даже бытовое. Оно живёт на кухне, дышит за твоей спиной и спрашивает: "Ты ведь не выгонишь меня, правда?"

Символизм, который вы могли упустить

Вы не поняли «Орудия» Зака Креггера

Фильм разбит на шесть глав, каждая из которых отражает одну из реакций человека на утрату — от стыда до принятия. В этом Креггер честен: он не ищет катарсиса, не предлагает выхода. "Орудия" — это не избавление от боли, а попытка взглянуть ей в глаза. Глэдис в этом контексте — не просто антагонист, а зависимость, ставшая самостоятельным существом. Она кормится страхом, виной и любовью, и чем сильнее её пытаются изгнать, тем крепче она держится.

Сцены, где родители Алекса подчиняются ведьме, играют как метафора созависимости: когда взрослые перестают быть взрослыми, а ребёнок вынужден стать хранителем реальности.

Многие зрители смотрели на «Орудия» как на хоррор о ведьме. Но каждая деталь здесь говорит о зависимости и горевании.

Бегущие дети вытянули руки не потому, что Креггер фанат "Наруто", а потому что он цитирует фото Ника Ута «Напалмовая девочка» — символ детского ужаса, когда мир взрослых превращается в пепел.

Треугольники и колокольчики — перевёрнутый символ клуба Анонимных алкоголиков. Там он означает выздоровление, а у Креггера скорее искажённое спасение.

И самое интригующее — огромная винтовка в небе, зависшая над домом, — аллегория американской одержимости насилием и оружием. Но и метафора того, как боль висит над нами: молча, тяжело, всегда наготове.

Время 2:17 — личная рана Креггера. Оно повторяется как заклинание. В мире, где ведьма делает оружием всё, до чего дотрагивается, даже цифры обретают злой смысл.

Слишком личный для хоррора. Слишком интеллектуальный для зрителя

Зак Креггер, в отличие от многих режиссёров ужастиков (к счастью или нет), не боится быть слишком умным для собственного жанра. "Орудия" — это не просто фильм, а ребус, собранный из аллегорий, цитат и метафор, где каждая деталь имеет двойное дно. Он не прячется за жанровыми условностями, а, наоборот, использует хоррор как язык для разговора о горе, зависимости и вине.

Но за эту честность приходится платить: чем глубже он уходит в личное, тем дальше фильм уходит от зрителя. Картина мечется между хоррором, триллером и почти трагикомедией, будто сам Креггер не может определиться, смеётся он над страхом или разговаривает с ним.

Да, здесь есть классические приёмы — камера следует за героями со спины, будто мы преследуем их из темноты. Есть оккультные сцены, есть ведьма с гротескной улыбкой (Эми Мэдиган здесь пугает не лицом, а его отсутствием — как будто она скопировала человеческое поведение с пожилых бабулек у подъездов в Балашихе). Но Креггер снимает не про страх, а про пустоту, которая остаётся после испуга.

К финалу фильм превращается в метафору внутреннего экзорцизма. Алекс побеждает ведьму — но слишком поздно. Его родители сломлены, дети не говорят, а тишина звенит громче любого скримера. Мэдди, девочка-рассказчица, шепчет: "Некоторые дети снова начали говорить".

Эта фраза звучит как попытка режиссёра убедить самого себя: возможно, и он когда-нибудь снова сможет говорить без боли.

От комика до Варвара и обратно

После успеха "Barbarian" Креггера окрестили наследником Джордана Пила. Но если Пил рассказывает о расизме и тревоге общества, Креггер снимает хоррор про вину, страх и зависимость — вещи, которые не видны на улице, но живут в каждом доме. Он, как Финчер или Пол Томас Андерсон, строит сложные системы боли. Но делает это с иронией бывшего комика — потому в одном кадре может уживаться оккультный ритуал и шутка в духе Monty Python.

Креггер, как и Хичкок в своё время, нашёл способ сделать зло узнаваемым. Его монстр не приходит из потустороннего мира — он просачивается изнутри семьи, из бытовых трещин, из привычных разговоров на кухне. Но при этом Креггер играет с жанром — он не просто пугает, а подмигивает зрителю. В его фильмах ужас всегда соседствует с абсурдом, а за моментом паники почти неизбежно следует сцена, где зрителю неловко — и страшно, и смешно одновременно. Нотки кринжа и абсурда буквально разрывают саспенс, хотя бы на мгновение.

Кадр из фильма "Варвар" (2022)
Кадр из фильма "Варвар" (2022)

Это фирменный приём режиссёра: страх как неловкость, ужас как кривое зеркало обыденности. Он мастерски разбавляет саспенс легким стёбом над персонажами — не разрушая атмосферу, а наоборот, усиливая её. Как будто ты на секунду вылетаешь из кошмара и видишь со стороны весь фарс происходящего: как нелепо выглядят люди, пытающиеся контролировать хаос.

В "Орудиях" Креггер доводит этот приём до совершенства — здесь хоррор срастается с трагикомедией, а тревога неизбежно переплетается с абсурдом.

Десять минут оваций

Вы не поняли «Орудия» Зака Креггера

То, что кинокритики назвали "лучшей сценой года", — это не просто схватка с ведьмой. Это метафора возвращения контроля. Алекс направляет одержимых детей против Глэдис — буквально заставляет боль уничтожить саму себя. И весь этот финал выглядит настолько схоже с "Однажды в Голливуде", что не хватает заглавной темы Бенни Хилла. Беспощадный разрыв шаблона и отпор внутренним демонам.

Но чудо не приносит облегчения. Оно оставляет выжженное место.

Впрочем, у этой авторской манеры есть и обратная сторона. Креггер настолько увлечён игрой с метафорами и символами, что порой теряет связь с аудиторией. Многие аллегории — от образа ведьмы как зависимости до визуальных отсылок к "Магнолии" или "Сиянию" — не считываются зрителем без дополнительного контекста.

И в этом, пожалуй, главный риск его подхода: не каждый пришёл в кино решать режиссёрские ребусы. Не все ждут от хоррора упражнения в эрудированности. Иногда зрителю хочется просто бояться — а не искать подтекст под каждым кадром.

"Орудия" — не столько ужастик, сколько личная исповедь и попытка выговориться.

Оценка: 8 из 10

48
13
4
3
1
71 комментарий