«Вечный свет» и «Человеческий голос» — метаморфозы кино

Короткометражные картины Гаспара Ноэ и Педро Альмодовара, которые при правильном ракурсе сливаются в единое целое.

Воцарение эпидемии, воздвигшей между людьми сотни незримых стен, попросту не может не отразиться на кинематографе. Речь не столько об изменении внутренних и внешних процессов или элементах медицинского быта, без спросу влезших в кадр, сколько о деформации людей, которые это самое кино снимают. Таких как Гаспар Ноэ и Педро Альмодовар.

Не сговариваясь, эти живые классики, десятилетиями эпатирующие публику, сняли по короткометражной картине, которые при правильном ракурсе сливаются в единое целое. Одна из них предвосхитила слом эпох, другая — примирилась с ним и вступила в новый мир, вроде бы ничем не отличающийся от былого, но извивающийся под порывами времени совершенно иным образом.

Вымышленная версия Шарлотты Генсбур приезжает на репетицию нового фильма. По сценарию ее вместе с двумя обворожительными особами сожгут под ожесточенный гвалт толпы. Но не праздности ради — вооруженные ругательствами и факелами люди ошарашены, что в их обществе, чистом душой и сердцем, завелись ведьмы. Лишь поэтому они вынуждены пойти на столь радикальные меры.

Поначалу на съемочной площадке царит будничная атмосфера и никто не замечает нарастающего напряжения. Шарлотта Генсбур непринужденно болтает с режиссером. Массовка, которой вскоре предстоит изрыгать проклятия, копит ярость и хихикает. А визажисты с костюмерами вносят финальные штрихи в россыпь героев. Одна беда — где-то на фоне оператор пререкается с продюсером.

«Вечный свет» Гаспара Ноэ представляет собой пророческое мокьюментари, в котором все идет под откос. Хотя изначально ничто не предвещает беды, павильон стремительно заполняют посторонние люди, растет нервозность и начинается сутолока. Люди бегают промеж декораций, выясняют отношения на повышенных тонах и поражаются общей неорганизованности. Поленья потихоньку разгораются.

С одной стороны, Гаспар Ноэ запечатлел страшнейший кошмар любого автора, в котором, как бы тот ни старался, все валится из рук, а произведение, будь то роман или фильм, превращается в труху. С другой — задокументировал, как современное общество, столкнувшееся с невидимой угрозой, пытается принять новый порядок. Одни категорически отрицают перемены, другие цепляются за прошлое и истошно вопят, а третьи смиренно отправляются на тот свет, что искрится вечностью.

Съемочный павильон, заставленный грошовыми декорациями, олицетворяет мир, которому для выживания необходимо измениться. Правда он настолько неподатлив, что даже банальная репетиция перемен заканчивается скандалом. Несмотря на все эксцессы, она все же подходит к концу, а Гаспар Ноэ декламирует: «Рано или поздно ведьмы и их линчеватели будут сожжены, невежество падет и наступит новая плодородная эпоха».

Спустя время — прах ведьм давно смели, а вечный свет погас — на сцене появляется Тильда Суинтон с топором. Уже несколько дней она ждет возлюбленного. Последние годы он навещал ее каждый вечер, но на этот раз куда-то запропастился. Привычный мир дал трещину, кажется, репетиции Гаспара Ноэ наконец подошли к концу и наступила пора решительных действий.

Безымянная героиня расхаживает по яркому дому в безуспешных попытках найти себе место. Вселенной нет дела до мелочных желаний, потому она уверенно движется в выбранном направлении. Это то и раздражает женщину больше всего. Она привыкла контролировать все окружающие события, разве что непредсказуемые нападки любви не вызывают у нее противоречий.

Потому сначала героиня мечется по дому и то ли от безысходности, то ли в порыве блажи принимает горсть лекарств. Но этот акт «самосожжения» мгновенно забывается, стоит раздаться телефонному звонку. На проводе недавний обожатель, который готовится раствориться в тумане, и единственное, чем занята героиня до самого финала — с помощью размашистого монолога пытается примириться с неминуемыми метаморфозами.

Подвох в том, что ее уютный дом — лишь хрупкая декорация, сгрудившаяся посреди холодного съемочного павильона и ожидающая, когда ее пустят под нож. Вполне вероятно, что именно здесь Гаспар Ноэ размышлял, как лучше показать бутафорское сожжение. Благодаря этому «Вечный свет» столь прекрасно рифмуется с «Человеческим голосом» Педро Альмодовара. Эти картины, словно пестрые бусины, нанизаны на одну нить.

Помимо того, что их общая продолжительность приближается к привычному полуторачасовому хронометражу, лишь сообща они демонстрируют мимолетность и изменчивость жизни. Ведь не имеет никакого значения, кто разведет пламя, что поглотит старый порядок, куда важнее то, что из его праха неминуемо вырастет новый мир. Если человечество желает и дальше копошиться во Вселенной, ему необходимо быть гибким.

На разных этапах эпидемии Гаспар Ноэ и Педро Альмодовар пришли к похожим художественным решениям. Они отринули дорогостоящие ракушки, которыми оброс современный кинематограф, и вернулись в изолированные павильоны. И даже в столь непритязательных условиях им удалось высказать крайне важную мысль — кино, как и сама жизнь, куда более податливое и аскетичное искусство, нежели принято считать.

PS. Если понравился текст — ищите нас в Telegram. Либо заглядывайте на сайт, там уже можно почитать про драму «Убийство двух любовников», которая на деле оказывается пугающим триллером.