Глава третья: Моргана

Оставалось ровно две ночи до турнира Камелота, где схлестнутся подрастающие воины со всех земель. Артур Пентрагон — достойный выбор деревни, но по его мнению далеко не лучший. И всё же, он грезил победить в предстоящей схватке, постоянно упражняясь; даже в этот поздний вечер, когда все уже спали. Не жалея сил, в каждый взмах меча юный Пентрагон вкладывал всю свою мощь и ярость…

Незаметно для Артура, поздний вечер превратился в ночь. Луна застыла высоко, удлиняя тени. Однако не только юноше не спалось в это время — скрыв себя плотным тёмным плащом, под деревьями растущими вбок, нежели к небу, кралась девушка с крохотной звездой, скользящей по воздуху.

Звезда эта не горела, переливаясь подобием красных и синих цветов, а тускло мерцала, как самые неприметные звезды на ночной синеве.

И она вдруг пискнула:

— Леди Моргана, а вы уверены, что не ошиблись?

— Хватит! После того видения двух мнений быть не может. Поэтому нужно сделать всё, чтобы он опозорился на этом турнире.

— Как… Как скажете.

Наконец показался дом, окружённый шелестящей листвой.

Они замерли перед его высокой дверью, обитой железными пластинами. Из-за увесистого замка дверь эта казалась неприступной, а окна в доме защищали толстые стальные прутья.

Моргана стянула капюшон и повернулась к луне, глазами своими зелёными, отражая её величие.

— Открой дверь, я сейчас.

Изящно описав дугу, звёздочка влетела внутрь замка, всколыхнув его.

Уже через секунду тяжёлый щелчок превратил неприступную дверь в беспомощную, и леди Моргана, с обелёнными лунной глазами, зашагала внутрь…

Лесные предки часто упоминали символ раскрытых крыльев, выбивая его на грубой коре великих деревьев, а с них, под землю, гномы безупречно переносили символ этот на монолитные стены подземных городов. Люди же чуть скромней относились к этому "древнему и неясному" предсказанию — так они упомянули его в своих книгах — ибо вымершие народы не оставили никаких подсказок и мысль свою объясняли иначе.

Отсюда и произрастают корни судьбы девочки с подкожным символом раскрытых крыльев. Чьё рождение ожидала семья всем сердцем, но чьё рождение побудило прийти старейшину и, как только его глаз разглядел этот символ, тут же отправиться ему в библиотеку для поиска забытых знаний, сдувая пыль с древних рукописей.

Девочку эту назвали Морганой, в честь её матери — достойной женщины, что при осложнившихся родах выбрала жизнь дочери вместо своей.

Сверстники Морганы, а также многие взрослые, видели её редко и только в сопровождении старейшины, всегда уходящими вглубь леса.

Старик приводил девочку к поросшей мхом бесцветной стене посреди топкого болота. Он взмахивал посохом и грязь поднималась со дна, медленно скругляясь, она неохотно вытягивалась вширь и вовнутрь, затвердевая уже похожей на кресло.

И Моргана садилась в него, не отводя глаз со стены, и до ночи произносила, чему научил старейшина: «остэндэ сурсум».

Десять лет он добивался от девочки чистого и правильного произношения, оградив от всей деревни и общения с кем-либо, дабы не засорять речь, ибо вычитал в одном из свитков библиотеки: "первый язык требует понимания полного и чистоты идеальной, но… для чего?", — писатель этих очерков провёл чернильной линией от своего вопроса к рунам, почти вплотную написанным под рисунком раскрытых крыльев.

То было заклинанием — именно так обозвал старик чередование рун, звучащих в голове и вслух весьма по-разному: он много пробовал сам говорить его, произнося членораздельно, вот только из мыслей в речь не лезла ни одна буква. Дети же, когда он просил их произнести заклинание, говорили его с трудом, запинаясь, а взрослые лишь по одной-две букве, уставая от произношения. Подумав, что возраст и есть ключ к тайне заклинания, однажды старейшина встретил болтушку Мэри вместе с её старшим братом Ланселотом, любящим тишину и помолчать, и решил в последний раз убедиться в правильности своего заключения. Он развернул перед ними пергамент с заклинанием и выслушал их поочерёдно несколько раз, удивившись внезапному открытию (Ланселот хоть и старше Мэри, но произносил намного чётче заклинание, нежели его сестра) , которое ещё ни раз подтверждал позже — чем меньше человек говорил в своей жизни, тем ему проще произнести заклинание.

Так к старику и пришла идея растить Моргану в одиночестве.

К сожалению, девочку пришлось оставить в деревне, а дом окружить густыми зарослями кустарника — старейшина не мог себе позволить уйти вместе с Морганой и растить её не в деревне (тем самым огородив от соблазна познакомиться, поговорить с другими детьми), только из-за нескольких догадок о возможном предназначении девочки, — поэтому она росла, не редко слыша хруст веток за окном или внезапный стук камней о стекло под детские усмешки.

Старейшина общался с ней словом, успокаивая, а Моргана обращалась к нему чернилами на листе.

Но однажды он внезапно прочел: "зачем всё это?".

И сухо произнёс в ответ:

— Если я не ошибся, Моргана, то смысл имеет лишь твоё предназначение, — он указал на шею девочки, на символ раскрытых крыльев, — а насмешки, желание познакомиться или подружиться — всё это второстепенное.

Она нацарапала следующий вопрос: "А если ошиблись?".

Их взгляды столкнулись и поняла девочка, что никогда ещё не видела у него столь суровых, с блеском безумия глаз.

Больше подобных вопросов не поднималось.

В один из вечеров, когда старейшина отправился за чайными травами в лес у предгорья, он разрешил Моргане отдохнуть дома. Она сидела как и всегда в такие вечера у круглого окошка и смотрела сквозь маленькую прорезь кустарника на бегающих неподалёку детей. Видя их улыбки, девочка сама улыбалась и представляла, как строит вместе с ними вон тот замок из камней и грязи. Особенно ей нравился Артур, верней почти неуловимая печаль в его улыбке, взгляде, словно его тоже что-то гложет как и Моргану. И больше всего на свете ей хотелось поговорить с ним об этом, поделиться о наболевшем и услышать в ответ похожую историю, чтобы он утешил её: "однажды, я через это тоже прошёл и у тебя обязательно получится!".

Но послышался отдалённый крик, приглушённый для Морганы плотными стенами с окном, и дети все как один обернулись, смотря в неизвестную даль, словно теперь там главная точка всего самого интересного. Напоследок они пнули замок кто как умеет и убежали, пропадая из щели в кустарнике.

Моргана следила за ними до последнего.

Оставшись наедине с собой, слух её поразила тишина, въедаясь внутрь. Она закрыла уши и сдерживала слезы от грусти, льющейся из червоточины в сердце. В такие минуты Моргана сжимала зубы и молчала, боясь заговорить, ибо любое слово могло отдалить миг возможной свободы: когда заклинание сработает, как убеждал старейшина, в стене отопрётся дверь, ведущая к завершающей тропе предназначения и девочка наконец сможет выйти в свет, вдоволь поговорив со всеми…

На следующее утро наступил первый день осени; Моргане исполнилось четырнадцать. Она проснулась и как всегда умылась тепловатой водой из бочонка. Вытираясь, юная леди посмотрела на кашу и стакан молока на столе — всё как обычно, однако после вчерашнего в горле першило как никогда прежде. Она закрыла глаза и увидела как ребята смотрят в неизвестную для неё даль, а она вместе с ними не может.

Запершило сильней.

Осторожно откашливаясь, Моргана подошла к столу и глотнула из кружки приятного молока. Отпив глоток, девушка посмотрела на кроткие, нежные волны возмущения, вкуснейшего из напитков внутри кружки. Не отрываясь от такой маловажной, но приятной глазу житейской картины, она вдруг впервые в жизни захотела подоить корову, даже если никогда их прежде не видела, и от желания этого внутри всё непривычно извернулось.

Обернувшись, девушка взглянула в окно и увидела старейшину — он как всегда ожидал за окном. Моргана смотрела на старика и он не спеша повернулся в ответ, словно совершенно случайно. Старик улыбнулся. И от улыбки его воспоминания последних десяти лет всколыхнулись в голове Морганы, разом представ перед глазами: изо дня в день ничего не менялось и ничего не поменяется. До того эти мысли опротивели ей, что она вышла к нему в своей длинной пижаме, открыла рот и произнесла: "остэндэ сурсум", бесследно исчезнув из этого мира.

Во тьме плавали огни, похожие на мерцающие синим и красным звёзды. Лучи их света гасли, не порядив всеобъемлющий мрак. И в мраке этом звёзды казались несовершенством, словно он один и есть суть всего, а все прочие — случайные, ненужные и никчёмные.

— Моргана, — внезапно прозвучало в далёкой мгле.

Издали, прорываясь сквозь суетившиеся созвездия, эхо бесчисленных зовущих голосов врезалось в неё, резанув слух, и промчалось дальше.

Девочку же вынесло мощным дуновением эха, подобно листу сорванному ветром.

И летела она по нескончаемой тьме, глядя куда взгляд дотягивался, погрузившись в свои мысли: "где же я?". Но мысль эта внезапно показалась ей до смеха нелепой.

— Верно, я ведь шагнула вперёд, — будто сняв с языка, сама себе ответила Моргана, глаз не отводя от неизвестности впереди.

Вдруг от искреннего смеха её и уверенности, к девочке стянулись сначала ближние, а позже и дальние звёзды, переплетением тусклых огней затмив всеобъемлющий мрак.

Они радовались вместе с Морганой и потому вальс их, когда неожиданно вспыхнули цвета и синие огни затанцевали с красными, закружил нежно звёзды в спиральный тоннель, выстроив путь для девочки.

С мига этого, мрак лишь чёрной точкой значился в конце тоннеля, словно поменялись законы видимой вселенной и теперь он не важен по сравнению с танцем света вокруг.

"Вот она — последняя тропа к предназначению".

Но пролетая по ней, Моргана ощущала как огонь в звездах всё сильней обдувал теплом её кожу, а через длинный путь тепло это превратилось в беспощадный жар.

Наполненная болью, девочка обернулась, узрев далеко идущий в начало тоннель, больший чем ей представлялось и взглянула на свои руки: кожа вспузырилась, покраснев от смертельных ласк пламени.

Она перестала плыть вперёд, перестали и ранить звёзды, вот только полученные ожоги никуда не пропадали: немного проплыв по тропе к началу, девочка убедилась в этом и заплакала.

Один за другим, в её голове зазвучали вопросы:

"Почему я просто не могу стать прежней? Неужели эти раны теперь со мной навсегда? Зачем вообще терпеть это всё, если, возможно, никто кроме меня не узнает об этих муках? Стоило ли вообще начинать это всё?".

Желая найти ответы, Моргана закрыла глаза и перед ними промелькнуло прошлое: в одну ледяную вьюгу она сидела в том кресле на болоте, обмороженными губами еле произнося заклинание. Стоило сознанию девочки обмёрзнуть и векам потяжелеть — в рёбра сразу же упирался корявый посох старика и тело её изнурялось, бессильно шепча заклинание, словно из сухой тряпки пытались выжать каплю воды. Ибо в опасных веяниях погоды старейшина видел щедрость волшебства, ниспосланного самой волей природы и требовал от юной Морганы слишком многого.

Тогда глаза её открылись без промедления и уже ясным взглядом девочка всмотрелась в начало своего пути — там ожидало это прошлое. И если она вдруг туда вернётся, то хуже чем жить в нём, девочке казалось воспоминание о брошенном пути, ведь пережитая боль напоминает о себе даже сквозь года.

Вот только настоящая боль ещё ожидала девочку впереди: Моргана смотрела на горящие солнца которыми устлан остальной путь и, думая лишь о завершении его, она неохотно дёрнулась и поплыла дальше.

Шлейфом из чёрного пепла грязнила её кожа, сгорая меж звёзд. Огонь, казалось девочке, вскипятил кровь её и нагрел до нестерпимого накала каждый нерв искалеченного тела. Ровно как догоревший лист не похож на себя прежнего, так и Моргана, беззвучно кричащая в облике чёрного скелета, приплыла в самый конец мира грёз, представ перед Мраком.

—А теперь испытай подлинные мучения, — проревел он.

Чёрные кости резко встряхнуло, повернув черепом к звёздам. И каждая из них загорелась истинно, словно ранее пламя лишь притворялось. Закружившись в танце, огни звёзд переплелись в два ярчайших явления пламени, неописуемой длиною. Их стихийные хребты хищно изогнулись и огонь зашипел, сверкнул и быстро как солнечный луч они влились всей бесконечностью своей в пустые глазницы Морганы, показывая далёкое будущее: из под руин замка вверх бил лавовый ключ, дождём своим смертельным прожигая насквозь приклонивших колени крестьян. Ключ бил из трещины, а трещину образовал ангельский меч в руках Артура Пентрагона — короля с угасшим взглядом и ухмылкой выражающей скорбь.

— Не допусти этого, — прошептал Мрак, захохотав едва слышно.

Почерневшие кости девочки перестало трясти, а пламя в глазницах в мгновение переменилось, согревая череп. Подобно фениксу оно ткало плоть из ничего и с новым носом и лёгкими, Моргана смогла вздохнуть, как никогда не дышала. Ещё миг и сотворённые глаза её запечатлели мир грёз одной картиной, которую никогда она в своей жизни не забудет, но и описать доподлинно слов не найдёт.

Родившись заново по завершению пройденного пути, она ощутила как Мрак и Пламя отдали ей частичку себя, изменив саму суть ощущений жизни. И сразу мир грёз измельчал вокруг Морганы, а тело её вытеснило обратно в привычный мир живых на шёлковую траву зелёного леса: она помнила как очнулась, глядя на звезды, и перед глазами проплыло то ведение. Девочка мигом закрыла их, а перед ними ярче проплыло оно и эхо пережитой боли вдруг обожгло тело.

"Я не допущу этого, не хочу чтобы хоть кто-то испытал ту же боль, что и я", вытирая слёзы, сказала она себе.

На утро шею внезапно пронзила секундная боль и подкожный символ раскрытых крыльев вспыхнул, пролив белый свет на лесную зелень. Девочка вскочила, изумлённо встретив крохотный летающий огонёк, блеклый и отсвечивающий оттенками мира грёз, сорвавшийся только что с шеи.

Её звали Фея, по крайней мере таким именем она представилась. Вместе они робели от неожиданной встречи, порой не зная чего сказать, но по итогу быстро нашли точки соприкосновения, словно знали друг друга с детства, потому знакомство их плавно перетекло в нужное для Феи русло, начав долгий рассказ о жизни в мире грёз и важном поручении.

Вот оно вкратце: "Великий Мрак поручил мне помочь вам спасти Ланселота".

— Вы с ним знакомы? — Уточнила она у весьма задумчивой Морганы.

—Да… То есть не совсем. Понимаешь, просто есть маленькая странность: мне Мрак показал видение и попросил спасти другого человека.

— Хм, и вправду странно, — заметила Фея, — и кого же?

— Артура Пентрагона. Если бы ты знала, каких бед он может наворотить… Но про Ланселота такого не скажешь, я вообще не представляю с чем ему помогать. Хоть он и красуется иногда с шишкой под глазом или другими синяками, в остальном он обычный ребёнок — его просто не от чего спасать.

— Да уж, сложно и непонятно. Может быть со временем всё прояснится, а как прояснится — будет нам счастье. Кстати о прояснении… лес и близко не деревня, где же мы?

— Если честно, то я не знаю.

— Тогда сотворите чудо и мы поймём хотя бы направление.

— О чем ты?

— Внутри вас чувствуется воля мира грёз. А в ком есть его воля — способен творить чудеса. Не путать с волшебством! Вот, сами рассудите.

У сухого стебля вскружила она к мёртвым лепесткам бутона и возгорелась цветами восходящего солнца. Стебель сразу принял гордую осанку, а бутон полнел — тяжестью своей наклонив его. Так они и замерли, полные жизни.

Чудо — ответила Фея на удивление Морганы — это игра с природой в свою пользу, а волшебство всегда подчиняется её строгим законам. Чудотворцы, безусловно, наделены некоторым могуществом, но также как и погода бывает капризна, так и сила их непостоянна.

— Сделай тогда чудо Фея и верни меня в деревню.

— Я умею исцелять, исчезать и проказничать — три чуда. Как бы не пыталась из кожи вон лезть, больше ничего не получается.

— Тогда откуда в тебе такая уверенность, что я смогу "хотя бы направление" узнать к деревне?

— Когда наступит ночь — поймёте.

Этой ночью звёзды окружили луну.

Пролетая у корней великановых елей, Фея нарвала белых грибов и вернулась к тонкой речке. Моргана сидела, любовавшись ею.

Тихими, плавными дугами спланировала с высоты Кроха, разложив грибы у ног девочки.

И добродушно попросила:

— Леди, взгляните, пожалуйста, на небо.

Молча переглянувшись с Феей, девочка подняла свой задумчивый взор и в глазах её зелёных засеребрило.

— А теперь, прошу, закройте их и представьте родную деревню, как будто вы сошли с лесной тропы и наконец оказались дома.

Моргана послушала её и опустила веки, в темноте увидев образы: она свернула с тропы и знакомый дом старейшины стоял твёрдо, возвышаясь над кольцом бесцветных терний. Девочка сделала шаг к нему, но тернии вспыхнули. Испугавшись Моргана отшагнула, вот только позади уже всё полыхало. Увидела она, как огонь перескочил с терний на дом старейшины, а он мгновенно осыпался пеплом. И повсюду земля покрылась трещинами, высвободив потоки лавы.

— Моргана.

Голос этот скользнул сквозь нагретый воздух, сухо врезавшись ей в уши. Тогда увидела она, как средь ярких вспышек пламени, на пепле родного дома стоит старик. Алая от крови корона сжимала ему череп, а дрожащей рукой он держал меч вонзённый в землю. Люди ползли к нему на коленях, а он взмахивал свободной рукою на них и всех омывал гребень лавы, с воплями унося жизни.

— Прекрати! Зачем ты это делаешь, Артур?!

И в ответ на слова девочки, острый взгляд Артура неожиданно устремился ей в самую душу. Ощутила Моргана от взгляда этого, как водопады крови наполняют болью разум её и отвернулась.

— Моргана… — Звал Артур.

Краем глаза она увидела поднятую им ладонь с дрожащими пальцами и то как губы старика ещё что-то прошептали. Чего бы не добивался Артур, жарчащее пламя обожгло лицо юной девы, как если бы она взаправду оказалась в видении этом.

— Моргана!

Крик Феи выдернул девочку в ночную явь, где жгучая боль на лице ранила несравнимо слабей и простой воздух наполнял грудь куда слаще.

— Моргана, — Фея горела лучами восходящего солнца, — я вас так долго звала! А потом… Появился этот ожог. Что же произошло?

Но не слушая её, девочка взглянула в зеркальные воды речки — изуродованный лик отразился в её бегущем течении. И разом внутри юной Морганы родились самые губительные мысли, перемешавшись с желаниями, искажая первоначальную их суть: "Артур Пентрагон, теперь ты ни за что не станешь королём!".

Внезапно задул ветер и в дуновении его Фея уловила частичку чего-то знакомого.

— Леди Моргана, у вас получилось! Деревня в той стороне!

— Фея, — строго произнесла Моргана, — прежде чем мы вернёмся в деревню, прошу, научи меня всему что знаешь.

Спустя год после этих слов девочка явилась в деревню (не сколько из-за обучения, а длинного пути). За это время много знаний открылось ей о силе чудес и о себе, к примеру: луна и солнце — первые чудеса Великих, что служат ключом для всех остальных — достаточно поймать их взглядом и ты наполнишься силой сотворить чудо, главное иметь дар. Также узнала она, что Мрак и Пламя, воскресившие её, не дают "зачерстветь" голосу и потому любые заклинания доступны ей. В том числе из-за этого, в день когда Моргана вернулась в деревню, на поясе она хранила пару свитков, собранных в неожиданных углах мира.

Один из свитков, как позже выяснил старейшина, таит в себе опасное заклинание, оставленное неизвестно кем и для кого, ибо служит приказом для открытия врат ада. "Аперта" — именно так звучало оно в мыслях и никогда не было произношено никем, сгорев на клочке бумаги в пламени очага.

А вот второй свиток приоткрывал щель между миром живых и миром грёз, позволив девочке видеть сладкие сны. «Дюльсомни» срывалось с языка её и на утро Моргана чувствовала себя превосходно. Поскольку в деревне сверстники смотрели на неё косо (некоторые дали ей прозвище «Уродина») и не желали заводить никаких разговоров, заклинание это сильно выручало.

Старику же Моргана поведала о мире грёз, силе чудес и своём путешествии, а также о Ланселоте, предоставив слово Фее. Рассказ с крохотных уст её вогнал старейшину в думу. И хорошенько всё взвесив, он промолвил:

— Ровно как и случайность забирает жизни людей, так и жизнь юноши в руках случайности, ведь неизвестна нам угроза нависшая над ним, а потому мы бессильны перед ней, хоть и будем настороже.

Когда девочка попрощалась и уже открывала дверь, старик промолвил ей:

— Прости меня, Моргана. Всё же, это того не стоило.

Она вышла молча, не обернувшись.

Ночная прохлада пробилась в кузницу, открыв дверь нараспашку. Вихри неукротимые эти сдули остатки золы с изгибов дремлющей стали и она заблестела, отражая луну.

Блестел и клинок Артура. Белой изогнутой чертой лезвие его привлекло взгляд Морганы и поняла она, как жаждала весь прошедший год вмешаться в судьбу юного Пентрагона. И жажда эта придавила тяжестью своей благородное начало в сердце девочки, вызывая улыбку.

Моргана коснулась клинка и серебро в глазах её исчезло, а сильное слово будто вышло само собой:

— Дюльсомни.

Отныне клинок этот чародейский и каждого кого сразит он — уснёт сном вечным.

Юная леди знала о наказании Артура, если в Камелоте про чары в его клинке прознают судьи турнира — клеймо вечного позора, возможно и смерть — однако, девочка решила пойти на крайние меры, дабы пророчество не сбылось никогда.

Так и появилась Моргана, что строит козни Артуру, а также друзьям его.