Авария

#будеткровь
Порывы музыки, доселе мне неизвестной, вторгались в моё сознание, пробуждая что-то скрытое до того. Какую-то неловкую ярость, горячечный страх, алую пелену пред глазами. Я никогда не слышал этой мелодии, уверенность в этом только росла. Незнамая мною, порывистая, уносящая меня в дали, которые были до того мне неведомы.
Медленно, шаг за шагом, сознание возвращалось. Дымка сновидения, постепенно, исчезала с моих глаз. Первым, что я заметил, всё ещё слушая остатки мелодии, уплывавшую в непознаваемые человечеству дали, как свет бьёт мне в глаза. Яркий и сильный, он освещал комнату, даже если учитывая, что я ещё не успел открывать глаза, и он проникал в моё сознание сквозь мои саднящие веки.
Я недовольно повернулся вбок, пытаясь заснуть далее. Назойливая мелодия, которую я никогда не слышал до того, уже превратилась в дымку, что почти рассеялась.
А потом встал, резко и с испугом.
Я никогда, никогда не оставлял окно открытым. У меня от солнца…
Ох.
Резкий прилив адреналина, который захлестнул и не отпустил мою утлую лодчонку сознания, он не дал мне продолжить свой сон. Ах, ну да, мне ещё нужно идти на работу.
Я медленно встал, прикрыл окно твёрдой и почти не пропускающей свет тюлью. Почувствовал, как по спине бегут мурашки, попытался дотянуться до чешущегося места. Не смог. Чертыхнулся и плюнул на это занятие.
Умываясь, заметил, что мои глаза выглядят как-то не так.
Изучив, как обычно вдумчиво и
Форма прежняя. Лопнувших капилляров не стало больше. Хм. Но ведь
Глаза переливались орехово-янтарным светом. С небольшой добавкой болотного, похожего на цвет болот в Провиденсе.
Странно. Я, для себя, когда пытался всегда описывать самое моё тело, звучал примерно так: «Неприметный, среднего роста и телосложения. Глаза небесного цвета, руки покрыты родинками и веснушками. Волосы тёмные и густые…»
А почему я вообще этим занимался? Почему я не могу об этом вспомнить? И где моя…
Тут должно быть что-то. Знакомое, приятно шуршащее в руках, важ
Умывшись, почистив зубы, хлебнув крепкого чая, я наконец собрал своё бренное тело для работы. Почему-то болела голова, немного пульсировала где-то сзади, около затылка. И хотелось позвонить матери. Услышать её голос, мягкую речь и небольшой странный акцент. Она всегда забавно разговаривала, словно была родом откуда-то с запада. Но это всё её зубы. Прикус. Зубы, они всегда
Сегодня хорошая погода. Солнце, я нежился под мягким взглядом очей сих. Как и всегда в такую погоду, я продвигался по людскому потоку уверенно, чувствуя что сегодня точно будет
«Ой, простите».
Какой-то мужчина, с насупленными и густыми бровями, прошёл мимо меня. Я его задел, немного, совсем чуть-чуть. Он обнажил ряд острых зубов, искривив в каком-то диком, почти бесноватом оскале свои тонкие губы. А потом хмыкнул, лучезарно улыбнулся и продолжил дальше идти.
Странный он какой-то. Да и вообще день, какой-то…
Вот уже подхожу к месту своей работы. Да, невесть что, но меня это вполне устраивало. Я простой канцелярский крыс, занимаюсь
На меня падали взгляды людей. Я приветливо улыбался, пытаясь понять, почему все сегодня такие угрюмые и мрачные. Отличный день, они все выглядят как с иголочки. Я бы полностью наслаждался этим прекрасным днём, будь на то моя воля, но больно голова пульсирует, мне трудно сосредоточиться.
Ко мне подошёл мой начальник, назовём его мистером К. У него был заметен лишний вес, его глаза так же бегали в разные стороны, и пот почти капал с его покатого, крупного и некрасивого лба.
«.., ты как?» Мистер перестал неловко переминаться с ноги на ногу, и вперился в меня своими маленькими карими глазами. Капелька пота всё же решила покинуть своё насиженное место и отправиться в путешествие, которое заканчивалось где-то на полу.
Я улыбнулся, чувствуя гордость и нужность этому человеку. Я помнил, что у него есть жена примерно его возраста и прелестная дочка, которая даже, какое-то время, мне нравилась. Её имя вертелось у меня на языке, оно было близкое, словно как-то связанное со мной. На А. Не могу вспомнить точно. Чувство, что это важно, не покидало меня. Но нужно было что-то ответить, поэтому я попытался отложить её в сторону.
«Я в порядке, полнейшем, непременнейшем! Могу я приступить к работе? Прошу прощения, я сегодня немного опоздал, этого не повторится! Обещаю!»
Мистер не улыбнулся. Он недолго поизучал моё лицо, словно пытаясь найти там что-то, чего не мог найти я сам.
А потом ответил мне, устало и негромко, почти себе под нос -
«Да, конечно. Кстати, сегодня у нас небольшие перестановки, твоё рабочее место поменялось и теперь оно вон там» — он показал мне на какой-то неизвестный мне столик, который был лишён любых проявлений персоналии, которая могла бы там сидеть. Он выглядел немного запыленным, и навевал какие-то отдалённые, почти грустные мысли. Почему там так…
Я улыбнулся, будучи благодарным, что меня ценят и начал протискиваться сквозь стулья, столы и иногда лежащие на проходе сумки. На меня смотрели все, или мне так казалось. Каждая девушка, печатавшая какие-то каракули на своём ЭВМ, каждый мужчина, пивший кофе или разговаривавший с этими девушками. Все они отвлеклись, чтобы проследить за мной.
Неловко пробираясь по узкому проходу, я отвлёкся и попытался обратить внимание на неприятно саднящую мысль, которая пыталась найти что-то внутри меня.
Но она ускользала, махая своим склизким хвостом, дразня и смеясь надо мной. Наконец протиснувшись сквозь столы, стулья и прочие приложения к офисам, которые идут почти-что-в-наборе с ними, я принялся за работу.
Моргнув, неловко и невпопад, я обнаружил, что за окном потемнело. Странно, я ведь только начал.
Телефонный звонок оборвал мои мысли, оставив их висеть на столбах моего сознания, словно испещрённые ранами и лохмотьями обрывки ткани.
Звонила приятная женщина, которая сказала
Звонила моя мать, просила заехать к ней. Мы живём отдельно, и периодически она просит меня приехать. Чтобы мы провели время, как раньше, до… Всего. Работы, этого дня.
Точно. Всего.
Я аккуратно сложил все свои письменные принадлежности, скинув их в кожаную сумку. Проверил, не забыл ли чего, даже поискал за монитором. Нет, ничего не потеряно, всё в должной мере подчиняется порядку, этому извечному ходу вещей, который мы не можем ни изменить, ни предотвратить, а можем лишь подд
Погода всё так же прекрасна. Чудесное небо, без единого облака, не много людей и машин. Прохладный ветер, который освежал и приносил какой-то солёный аромат с побережья.
Сиреневого цвета автобус, который должен был отвезти меня к моей матери, подошёл вовремя, ровно в 3.61.
Поездка была бессобытийной, абсолютно спокойная и незапоминающаяся. Буквально, только сел и – уже на месте.
Местом, где матушка моя жила, было приземистое здание, которое, почему-то, было ограждено и вход был только по пропус
Увидев меня, молодой человек, который приветствовал всех подъезжающих, приветливо мне помахал. Спросил к кому я приехал, или, может быть, живу здесь?
На втором вопросе в глубине его тёмных глаз что-то промелькнуло, похожее на…
Я ответил. Мужчина посмотрел на какие-то бумаги, попросил меня подождать немного. Я удобно устроился, посасывая коктейль, который принёс в своём портфеле.
Связавшись с матерью, и, видимо, получив подтверждение, что мой приезд был сюда именно по её просьбе, меня пропустили, попросив предварительно сдать все острые предметы.
У меня их с собой не было, потому лишь мой телефон отправился на сиротливо лежащую рядом подложку.
Пройдя сквозь врата, где я заметил какую-то латинскую надпись, и поднимаясь наверх, по интересно обустроенному лифту, и даже будучи в сопровождении рослых мужчин, моё сознание брело, скакало и рвалось куда-то. Что-то там, на грани и хребте моей реальности, оно просилось ко мне, умоляя открыть глаза и
Быстро проходя сквозь одинаковый ряд дверей, что окидывали этот холодный коридор своим безразличным взглядом, я наконец дошёл до комнаты. Квартиры мамы.
Та была утло втиснута ближе к углу этого здания. Крепкая и серьёзная, было видно, что здесь все заботятся о безопасности.
Мне открыли дверь, продолжая следить за каждым моим шагом. Несколько сопровождающих удалились, оставив пару дюжих мужчин, которые целиком и полностью были преданы своему делу.
Квартира оказалась небольшой, и очень по-спартански отделанной. Никакой техники, почти не было мебели, а что была – и та мягкая. Светлые, почти белые мягкие стены, которые удивительно контрастировали с моей матушкой, взиравшей на меня сейчас своим тёплым и любящим взглядом.
Её тёмные глаза внимательно и чутко пытались что-то найти внутри моих, но я не понимал что и просто улыбался в ответ.
Она, сопровождаемая острыми и проникающими взглядами нашей, с позволения сказать «группы поддержки», встала со своего мягкого круглого пуфика и подошла ко мне. Дверь позади закрылась, оставив нас двоих.
Улыбка, которая так и не покинула её уст, сделалась ещё шире.
Мне спирало дыхание от радости. Всё же, мы нечасто видимся, и сейчас
«.., как ты себя чувствуешь? Всё ещё пишешь свои… Свою книгу?»
Я растянул свои губы в ответ, и спросил то, что меня заинтересовало -
«Мама, когда ты успела переехать в общежитие? Ты ведь раньше жила в другом месте. Там было больше этажей, как я припоминаю, и поменьше охраны…» — я показал рукой на дверь, за которой происходили какие-то звуки, словно большие звери шумно дышали.
Мама моргнула, и её улыбка немного потухла.
«Ах… Мне пришлось, дорогой. Твой отец уговорил меня, сказал… Что так будет лучше. И вот теперь я здесь. Но не волнуйся, у меня всё хорошо, я вижусь с ним и буду видеться с тобой. Всё наладится, вот увидишь»
Мы проговорили ещё долго, обсуждая как наши жизни разошлись и что надо чаще видеться. Она несколько раз спрашивала: как поживает Миссис А, но я не мог понять, причём здесь я и дочь моего начальника, поэтому отшучивался и менял темы.
Наконец, когда вечер медленно начал наступать на ступени нашего мира, я попрощался, обнял её на прощание, чем вызвал новую порцию слёз своей матушки и выехал из этого странного общежития, подумав, что мне здесь не нравится. Как-то слишком стерильно, даже пугающе. А ещё эти крики, даже множество людей, что следили здесь за порядком, не могли угомонить их.
Наконец, я подъехал к своему дому. Поднялся к себе на этаж, не услышав ничего особенного или требующего моего внимания. Разогрел себе замороженных овощей, усевшись за свой небольшой стол на кухне. И только сейчас, почти случайно, обнаружил небольшой клочок бумаги. Что-то внутри меня подтолкнуло, чтобы я взял его и прочёл. Я чувствовал, что мне это нужно, и нужно было уже давно.
"Это не розыгрыш и не ошибка. Ты уже должен был узнать почерк, и понять, что именно ты написал эту записку. Я почти уверен, что она не первая, но не могу доказать этого. Ты забываешь, постоянно теряешь их, но куда они деваются – я не знаю.
Начну с начала, прости что всё так сумбурно. Эту записку написал ты сам – но я не знаю, когда. Я уже объяснил почему.
Когда-то ты был обычным человеком. Ничем не примечательным, пусть и грезящим о карьере писателя. У тебя это получалось не очень, уж прости за прямоту, но здесь это важно. У тебя была жена по имени Аймери, ты можешь… Впрочем, я не знаю. Она уже ушла от меня. От нас. Когда ты будешь это читать, ты можешь найти кого-то ещё – или даже вернуться к ней. Но я сомневаюсь в этом.
Так вот. У вас всё было хорошо, пока не наступило та треклятая неделя. Сначала ты узнал, что твоя мать больна, после того как она начала видеть что-то странное. Какие-то нагноения, язвы и монстров, что желали ей зла. Как мы узнаем потом, это было психическое заболевание, из-за которого ей нужен особый уход.
А потом ты решил поехать на своей машине. Куда – неважно. Главное, что ты не доехал. Тебе помешала авария, в которой ты получил травмы, включая травму головы» — здесь я автоматически прикоснулся к затылку, который снова начал зудеть.
«После этого, я думаю, обострилось то, что жило в тебе от твоей матери. Обычно эта болезнь передаётся через поколение, но здесь что-то сработало неверно. Возможно, сработало то, что наша мать болела чем-то инфекционным во время болезни, но я не уверен, глубоко в этом не копал. А может и копал, но уже не помню…»
Мои виски покрывались огненной испариной. Они пульсировали, требуя какого-то ответа, знания, которого я не мог дать самому себе. Признания, воспоминаний, ясности.
«После этого, после аварии, с тобой почти невозможно стало общаться. Ты превратился в человека, который постоянно в себе. Тебя. Меня. Нас. Было сложно вывести даже поговорить во дворе. Все друзья, старые занятия, да весь наш уклад – всё исчезло. Возможно, это было способом пережить травму, постоянную потерю памяти, которая то возвращалась, то исчезала ещё большими кусками, чем до того.
В итоге, жена тебя бросила, твоя мать в специальном учреждении, и ты теперь тоже одинок. Но не б…»
Мне хотелось кричать. Вся та наносная стена, которую построила моя психика после травмы, она разрушилась почти полностью. В ушах стояли крики, изменённые словно через плохой редактор звуковых эффектов. Слишком высокий тон голоса, замедленный и убыстрённый во много раз. Горький привкус на языке, саднящий затылок, слишком лёгкая голова. Головокружение, запах бензина.
Я вспомнил так многое. Рыдающая жена, что сидела около моей кровати в палате. Отец, чьи глаза тоже были на мокром месте. Медленная попытка вернуться обратно в существование, которая закончилась моим увольнением, потому что я забывал, что делал минуту назад. Сочувственный взгляд Мистера, который знал и любил меня. Он даже благословил наш с его дочерью союз.
Неродившийся ребёнок. Выкидыш никогда не был поставлен мне в вину, но я же знал…
И ужасные, кошмарные вещи, которые я видел после аварии. Огромные рты, полные острых зубов. Без тел, без глаз, просто рты, готовые сожрать меня.
Улицы, полные крови и гноящихся ран, что шевелились и выглядели живыми.
Я встречал всё меньшей людей. Вокруг меня были одни монстры. Но теперь я знал, в чём дело. И знал, что сейчас…

Стук в окно. Какой-то маленький камешек прилетел туда. Я медленно подошёл к нему, и не увидел из него ничего.
Что-то в записке смущало меня. Какое-то продолжение, которое…
Нет, пора опочивать. Вон, от усталости уже всякие вещи предо мной стелятся.
Пока я укладывал кровать поудобнее, вокруг меня менялась моя комната. Из бирюзово-зелёной она медленно перетекала в янтарную и алую, в цвет сырого и болезненного мяса. Вместо стульев начали проявляться, на мгновение, словно желая прорваться откуда-то из другого места, предметы интерьера из человеческих костей, что были прикреплены друг к другу в невозможных в позах. Гниющие раны на потолке, капающие кровью вниз, мерно и беспрестанно. Язвы и опухоли, разрастающиеся и умирающие в миг. Из окна виднелся алый горизонт, на фоне которого что-то гигантское, неописуемое словами или моим вокабулярным аппаратом, медленно расправляло свои жала.
По полу побежали маленькие создания, алчущие
Я зевнул. Неплохой день. Приятно поработал, успешно я бы даже сказал. Да и с матушкой повидался. Рад за неё, что она наконец переехала. А теперь, пора бы и честь знать. Здоровый сон помогает здраво глядеть на вещи, говорят. И я лёг, закрыв глаза и старательно игнорируя тихие скребки по полу, и, наконец, провалился в спасительный сон.

Но изменения от того не прекратились. Язвы никуда не исчезли, разрастаясь и будучи пожранными чем-то ещё, исчезали. Небо лихорадило: то гроза рассекало его и так неспокойное полотно, ненадолго показывая гигантские тени, что не считали существ внизу даже мошками. То оно меняло цвет, из алого в грязно-коричневый, цвет отходов и смерти. Улицы оживали, вдыхая смрадный воздух, полный запахов нагноения и разложения. По ним сновали маленькие монстры с множеством зубов и конечностей. Немногие люди, что ещё оставались на улицах, старались забежать домой, уже зная, что может их ждать по ночам. Тут, за хребтами безумия, что таилось в этих местах, из которых ещё никому не удавалось сбежать.