Сон собаки
Очень короткий рассказ
Говорят, что в снах есть скрытый смысл. Он есть, но только для тех, кто остался во снах.
Окно. Луна освещает кучку мёртвых мух на подоконнике. Я подошёл к стеклу и выглянул в лунный свет: на каменистом утёсе, прямо над свинцово-серым морем, стояла чубарая кобыла. Грудь и передние ноги лошади были бурыми, а шея, спина, круп и задние ноги - белые, с крупными бурыми пятнами. Высоко подняв голову в небо, кобыла смотрела не огромную желтоватую луну. Её длинная каштановая грива развевалась на ветру, а глаза светились спокойным изумрудным светом. Я смотрел на неё несколько секунд... или минут, возможно даже часов или веков - в лунном свете трудно определить, есть ли время вообще. Кобыла, видимо, почувствовав мой взгляд, посмотрела на меня своими изумрудными глазами, фыркнула, и, развернувшись, пошла прочь от морского берега. Только она может увести меня от этого окна, от этой кучи мёртвых мух, так аккуратно сложенных мной пирамидкой на подоконнике.
Я открыл дверь и вышел на чёрный берег моря. Холодный стальной ветер дул с моря, ранил мою кожу, приносил мне боль и... музыку. Еле слышный шёпот скрипки доносился откуда-то с моря. Продираясь взглядом сквозь порывы металлического ветра, я, наконец, нашёл источник звука: у самой кромки воды - человек, играющий на скрипке, и мольберт. Тихие и печальные звуки, казалось, успокоили ветер. Он больше не бросался на меня, как одичавший пёс, а лёг у ног скрипача и уснул. Теперь я наконец могу услышать картину, что пела мне скрипка.
По началу, тихо и монотонно она пародировала лёгкую морскую рябь, перемежая её всплесками редких мелких волн, пока, наконец, сильный рывок смычка не поднял буйный ветер. Долгие и раскатистые звуки далёкого грома вызывали тревогу и восхищение мастерством скрипача. Снова - резкий выпад смычка, и в чёрный песок беззвучно влетает белая молния. Скрипка всё громче и громче поднимает морские волны, накатывает их друг на друга, сталкивает, разбивает о высокий каменный утёс, а там, в самом сердце шторма, в центре гигантского океана, молнии высвечивают силуэт хтонического божества, столь древнего, что даже он сам забыл о своём существовании. Бешеный темп скрипки всё нарастал и нарастал до тех пор, пока огромная волна не достигла своей вершины и не закрыла собой божество и шторм. И вот, последняя протяжная нота обрушила волну на берег, и скрипач опустил пустые руки вниз.
Он обернулся, и в серебристом свете жёлтой луны я увидел длинное белое лицо, обрамлённое синеватой рамкой вен, а вместо глаз и рта - три живых чёрных пятна, медленно приближающихся ко мне.
Мгновение спустя я обнаружил, что стою у единственного оставшегося на берегу предмета - мольберта. Холст, что стоит на нём, абсолютно чист. Я провожу по нему рукой и стираю эту снежную белизну, открывая грязь позднего, тревожного пробуждения.
Предыдущий рассказ.