Ирлихт: история одного персонажа

Написанный для форумной ролевой игры по Warhammer 40k бэк персонажа, отыграть которого, к сожалению, толком не получилось.

Выдержка из отчёта №318-446

В результате инцидента, произошедшего на заводе 54F-71(g), были повреждены линии производства с 7-й по 13-ю. Выпуск продукции был невозможен в течение 18,7 стандартных часов. Потери среди персонала завода составили 38 человек. Ещё 14 вследствие получения травм, несовместимых с надлежащим исполнением рабочих обязанностей, освобождены от занимаемых должностей.

— Слай, слушай, я знаю, что задолжал, но я всё верну, клянусь! Пожалуйста, не злись, это действительно не моя вина, что сегодня денег нет со мной. Я же постоянный клиент, ни одного из боёв, что у тебя проходят, не пропускаю... А-аааа! За что, Слай?! Я не вру, у меня нет денег! Пожалуйста, не надо... Я с Рыжего должен был получить должок, но... Да-да, конечно, это мои проблемы, но я не могу его уже стребовать, кончился Рыжий вчера, совсем кончился. Рассказать, как дело было? А долг простишь? А-а-аа!! Хорошо, Слай, конечно, расскажу, только не делай так больше, пожалуйста.

В общем, мы встретиться договорились у Старика, что бар держит недалеко от Крысятника. Конечно, местечко не из лучших, но лишних ушей там не бывает. Ты же знаешь Старика, да? Что? К делу? Ну так я по делу и рассказываю, значит. Я чуть опоздал, потому как Агнешка моя опять скандал устроила, что деньги в дом не несу, а всё пропиваю или проигрываю. Да-да, про бар и говорю. Я туда зашёл как обычно, поздоровался со знакомыми, меня там народ знает, уважают, значит. И только я у Старика кружечку попросить решил, как заметил парня того. На вид наркот жуткий, из тех, что в Крысятнике как раз и обретаются. Он в бар, видимо, за дозой заходил, многие из торгашей дела свои у Старика проворачивают, а ему за защиту платят. Конечно, ты это знаешь, Слай, я просто на всякий случай...

Так вот, парень тот однорукий совсем сухой был, наверное, он на бёрне сидит или на винте, а может и на хаш'иише, я не знаю. Он как раз к выходу шёл и в руке своей единственной нёс дозы как сокровища какие-то, вокруг вообще не глядел. А я заметил, что Рыжий вместе с Мацуком за ним поднялись и следом. Ну я чего, мало ли какие у них дела, решил спокойно пока выпить и подождать. Но не успел и пары глотков сделать, как с улицы вопль раздался такой, что меня дрожь взяла. Даже Грилч Хмурый, когда его столбом придавило, так не кричал. Выскочили мы на улицу, значит, а там переулочке за баром, где часто пьяных да торчков грабят, паренёк тот стоит, а рядом Рыжий и Мацук лежат мёртвые. А в руке единственной у парня палка какая-то, ножка от стула или что-то похожее, и в крови вся, а глаза сумасшедшие, такие, что никто даже ему не сказал ни слова, когда он назад в свой Крысятничек-то ушёл... Вот потому, Слай, и нет у меня денег с собой сегодня, как есть тебе всё выложил, клянусь, найду и верну как можно скорее. Что? Ну да, обоих насмерть уделал палкой какой-то, это небось ещё обсуждать долго будут. Однорукий, да Рыжего вальнул... Узнать? Конечно я его узнаю, уже очень мне запомнился взгляд его дикий.

Погоди, Слай, как в Крысятник идти? Зачем тебе этого парня искать? Не хочу я, там мутанты, говорят, ползают! А долг простишь? Хорошо, хорошо, половину так половину...

— ... и пролей на меня, и братьев и сестёр моих свой lux perpetua благословленный, дабы знали мы, что наш труд великий идёт во благо, бо просвящаем мы тёмных и заблудших, igni et ferro уничтожая тех, что упорствует в своём невежестве.

Во тьме блуждал я, аки зверь рыкающий, убивая и упиваясь убийствами, в грязи бойцовых ям без надежды на спасение. И лишь клич воинов твоих, о Император, псов верных, domini canes, прозвучал для меня музыкой, несущей избавление. Adsumus!

Мы здесь, братья и сёстры мои, nil inultum remanebit! Теперь я знаю путь свой, и не сверну с него. Ego sum sagitta volans in die, меч, разящий во имя Твоё!

Confutatis maledictis, flammis acribus addictis, voca me cum benedictis...

Adsumus!

То, что меня не оказалось на базе в тот день, было чистой случайностью, и именно она спасла мне жизнь. Что-то было не так, я сразу это понял по отсутствию бродячих кошек поблизости. Карна любила этих хвостатых и подкармливала, несмотря на ворчание Бжорча, а потому по окрестностям их обычно бродила целая стая. Вторым признаком случившегося несчастья стал запах гари, который обрушился на меня вместе с порывом встречного ветра. Осторожно ступая, я шёл по пепелищу, понимая, что в живых не осталось никого. Это была хорошо проработанная операция, о чём говорили мелочи, которые мой взгляд выцеплял из чавкающей под ногами грязи, перемешанной с жирной сажей. Вон валяется расколотый шлем Арбитра, а вот гильзы от армейского дробовика. Здесь на расплавившейся от жара резине отпечатался протектор военного джипа или грузовика, а вот на камнях лежит чека от гранаты.

Их было шестеро, тех, что вышли из теней с разных сторон пепелища и медленно разошлись по кругу, перекрывая возможные пути отступления. Хорошо, что я был в плаще, иначе бы они не были столь глупы, чтобы подойти ближе. Но они ничего не знали и приближались, подняв свои щиты и держа в руках шоковые дубинки.

Я понимал, что притвориться случайным прохожим не получится, и потому просто стоял на том месте, где погибли все мои товарищи, стоял в жидкой грязи, обильно посыпанной черными угольками, словно перцем. Ждал.

Рука-палица грянула в щит ближайшего арбитра, расколов его сверху донизу и отбросив мужчину в сторону. Тут же дубинка в правой руке, взметнувшись из-под полы плаща, с громким треском ударила в шлем второго противника. Расправив механические пальцы, я крутанулся, присев, и располосовал ногу третьего, упавшего с громким криком. В этот момент на мою спину и затылок почти одновременно опустилось оружие тех двоих, что оказались сзади. Треск разрядов, вызвавших болезненный спазм и бросивших меня лицом в грязь, мгновенно оглушил и дезориентировал. Под рёбра врезался ботинок, затем второй, выбивая воздух из лёгких. Прежде, чем на голову опять опустилась шоковая дубинка, я перевернулся на спину и отбил удар механической рукой, ответив ударом свинцового набалдашника своей дубины точно в колено нападавшего. Он, должно быть, очень громко закричал, падая, потому что его товарищи отшатнулись на миг — я этого не слышал, оглушённый разрядом, но зато воспользовался паузой, чтобы подняться.

Сплюнув, я почувствовал металлический привкус крови на языке, и ощерился в кровожадной ухмылке. Лишь двое остались невредимыми, но это ненадолго. Стоит дать волю ненависти, и на этом пепелище кончатся жизни ещё шестерых людей в довесок к тем, что погибли при штурме... Хотя скорее семерых. Я был более чем уверен, что о моём появлении уже доложили, рассказали начальству о недобитке, и сюда торопится, разбрызгивая колесами воду из луж, бронеавтомобиль арбитров, а то и не один... И поэтому надо уходить. Надо плюнуть на жгучее желание разорвать этих ублюдков на части и дать их крови пропитать останки того места, что я называл домом.

Надо бросить в тех, что на ногах, первой попавшейся под руку деревяшкой, развернуться и бежать в переулок, слыша за спиной ругань и стоны раненых. Надо сбить какие-то ящики и проржавевший мусорный бак, чтобы они хотя бы ненадолго задержали погоню. Бежать, петляя по грязным закоулкам, пока горящие изнутри лёгкие и бешено колотящееся сердце не решат, что хватит. Надо унять бешенство, бьющее в виски изнутри, потому что только так можно сохранить рассудок.

Нужно научиться жить заново. Опять.

Первое, что она почувствовала, когда очнулась, было ощущение мягкости. Позволив себе несколько секунд расслабленного наслаждения этой мягкостью на обнажённой коже, девушка переключила внимание на остальные чувства. Она не спешила открывать глаза, хотя это было первым побуждением. Страх она тоже старалась не пускать в сознание, но он вился где-то рядом, заставляя инстинктивно облизывать пересохшие губы. Мягко. Тепло. Тело — в странной, неудобной и стыдной позе с разведёнными и согнутыми в коленях ногами. Лодыжки, запястья и шею что-то несильно сдавливает — видимо, ремни, удерживающие её на этом ложе.

Вздохнув, девушка резко открыла глаза. Низкий, тёмный обшарпанный потолок. Неяркий свет от нескольких люминаторов, не тусклый, но и не режущий глаза. Стены покрыты потрескавшейся от времени краской, кое-где видна старая плитка. Пол тоже облицован плиткой — это удалось увидеть с трудом, сильно скосив глаза. Всё-таки ошейник хоть и не давил шею, но сильно затруднял возможность вертеть головой. Посмотрев в другую сторону, девушка увидела в углу стол с какими-то инструментами, рядом что-то похожее на старый холодильник, стул... и человека, что склонился над столом. Кажется, сдержать испуганный всхлип не удалось, потому что мужчина обернулся и, увидев, что она очнулась, подошёл ближе.

Взгляд девушки сразу приковала его левая рука, а точнее — уродливая механическая аугментика, заменявшая настоящую руку. Выходящий из живой плоти металл тускло блестел в свете люминаторов, и девушка зажмурилась, уже предчувствуя его холодное прикосновение к своей коже.

- Не бойся - его голос оказался на удивление тихим и приятным, - больно не будет, если ты не будешь кричать. Мне это не нравится, нервирует и сбивает с толку. Я же не убийца, чтобы так бояться.

Мужчина обошёл вокруг ложа, обнажённый по пояс. Он был худощав, но жилист; на спине между лопаток чернела вытатуированная надпись «Adsumus» .Теперь девушка смогла получше рассмотреть его руку. Длинная, она доставала до колена её похитителя и заканчивалась округлым щитком с несколькими шипами. С тихим клацаньем из-под него появились и быстро исчезли три длинных пальца-лезвия, заставив её снова вздрогнуть.

- Не бойся - повторил мужчина, - здесь есть куда более страшные люди, и тебе повезло, что ты не попала к ним. Мне же просто не хватает женского общества. С такой рукой я не сильно-то популярен не только среди девушек, но и вообще среди обычных людей.

Обойдя девушку по кругу, он на секунду задержался напротив, глядя на её раздвинутые ноги, и снова подошёл поближе, ласково погладив девушку по щеке.

- Извини, не хотел тебя пугать дурацкими рассказами. Ты молодец, что не кричишь. Из-за этого ты мне нравишься ещё больше…

Рука скользнула по щеке, пальцы пробежали по ключице и опустились ниже, на грудь. Глядя на лицо девушки, мужчина начал не спеша, аккуратными движениями поглаживать грудь, легонько сдавливая сосок. Злые слёзы навернулись на глаза похищенной, и она отвернулась, лишь бы не встречаться взглядом с насильником. Заметив её реакцию, он вздохнул и убрал руку с груди. «И что теперь?» - только эта мысль успел появиться в голове, как она почувствовала его дыхание между ног.

Его губы были сухими, но горячими, как и язык, который начал не спеша, аккуратными и нежными прикосновениями исследовать и ласкать её. Спустя несколько минут против собственной воли девушка поняла, что ей нравится то, что делает её похититель, поняла, рассердилась на себя за это понимание, и не смогла сдержать стон. Мужчина, правильно истолковавший его, приник ещё сильнее и активнее заработал языком. Его рука скользнула выше, по бедру, животу вверх, к груди, погладила, сдавила. Она выгнулась навстречу его языку, застонав от дрожи, прошедшей по телу, когда он сжал сосок, выгнулась, уже не обращая внимания на то, что она похищена, связана…

Когда он вошёл, похищенная дёрнулась, закусив губу, в попытке сжать его бёдрами и заставить двигаться ещё быстрее, ещё резче, вот так, да... да... Да!!!

Он кончил раньше девушки, но продолжал двигаться, доводя её до оргазма. Когда она застонала и выгнулась, натягивая ремни, удерживающие её тело, мужчина достал из сумки на поясе подмороженный человеческий глаз и раздавил его на языке. Чудная смесь всбитой органики и наркотика растеклась по языку, даруя наслаждение ещё большее, чем обычный оргазм. На несколько секунд похититель зажмурился, смакуя ощущения, затем распахнул глаза с расширенными зрачками. Подтянув штаны, он быстро подошёл к девушке, ещё витавшей в сладостных грёзах, и механическими пальцами аккуратно раздвинул веки на левом глазу. Во второй руке у него появился шприц, и он натренированным движением вонзил иглу прямо в зрачок девушки. И вот тогда она закричала.