Павлик и космос
Павлик ехал со смены. В рабочее время он был инженером на ТЭЦ, а в нерабочее, как сейчас – простым человеком.
Это было несправедливо.
Получалось, что простой, послесменный человек испытывал усталость за того, который инженер. За того, который днем улыбался сменщикам, ходил в столовую с работягами и запросто лялякал с девчонками-бухгалтершами.
Вот за это отдувался Павлик – простой человек.
Он стоял на перроне и ждал электричку.
Был мороз.
Был один из тех вечеров, когда чернота в небе засвечена рыже-желтыми фонарями и похожа на неуютное одеяло. Хотелось в тепло и пирожок с капустой.
Носы ботинок начинали замерзать. Павлик пнул ограждение и посмотрел на часы. 22:10! Прошлая электричка так и не пришла, а следующая будет через двадцать минут. "Еще бы она не опоздала!" – внутренне вздохнул Павлик.
Он оторвался от парапета и обернулся в сторону путей. Влево и вправо в темноту уходил перрон. Асфальт под фонарями казался поверхностью безжизненной планеты. Разводы льда, замерзшие плевки-окурки на нем блестели как загадочные минералы. А за границей темноты стояла пара инопланетян. Они были одеты в одинаковые куртки. Короткие и с капюшонами. Они не не шевелились и не издавали ни звука, но вдруг один поймал взгляд Павлика и поплыл в его сторону.
– Уважа-а-аемый! – под капюшоном у инопланетянина оказалась вязаная шапка, надвинутая на самые глаза, а из рукавов вдруг вылезли синюшно-розовые пальцы. – слышь сюда!
– А?.. – Павлик не сразу вынырнул из мыслей. Он устал, он замерз, он вдруг понял, что хочет спать, он мог бы сидеть в электричке, прислонясь виском к стеклу и дремать, только бы она не сильно трясла на стыках, и время есть – ехать одиннадцать станций, но вечером многие из них без остановок, и…
- *** на! Курить есть?
Павлик проверил в карманах, потом вспомнил, что уже год не курит.
– Нет. Нету.
– П***ц б****ь – по-инопланетному выругался инопланетянин, втянул обратно пальцы и уполз в темноту.
Павлик не обиделся. В их отделе так выражались все. Конечно, не из-за сигарет, но если, например, кто-то не сдал отчет по обслуживанию…
Больше всех в таких случаях ругался Васильич, даже больше начальства. Он был самым возрастным, и шутки про его пенсию начались еще тогда, когда Павлик только устроился. Васильич наливался кровью и без остановки орал матом. При этом глаза его жили отдельной жизнью. Они переставали моргать и вперивались по очереди в каждого сотрудника, в то время как изо рта лилась ругань. Как-то раз в такой момент Павлик представил, что Васильич поливает огород. Его рот это шланг с водой, а сотрудники это грядки. Васильич, рачительный садовод, поливает их, чтобы они росли, бережно следит, чтобы ни один овощ не остался сухим. Павлик тогда еле подавил в себе гыгыканье и убежал в сортир. Там он уже ржал как конь, бестолку плескаясь водой из раковины. Потом он вернулся, а Васильич дополнительно обматерил его красное лицо, срифмовав при этом "свекла" и "жопа". Это был важный жизненный миг, когда Павлик решил, что на ругань никогда больше обижаться не будет, особенно на ругань Васильича. На лицах других сотрудников читалось, что каждый из них решил это для себя еще раньше.
Век бы их всех не видеть.
Павлик мысленно стал призывать электричку. Вот она едет, на лобовом стекле у нее табличка "Иртеньево", само стекло тёмное, где-то там сидит машинист, его не видно, он, может, тоже устал... Вот первый вагон уже у перрона, у него на боках иней, в заледенелых стёклах изнутри отпечатки ладоней, и кто-то нацарапал "Тёма лох". "Какой еще Тёма?" – успевает удивиться Павлик, а электричка останавливается дверями напротив него, они шипят и раздвигаются, нужно решительно шагнуть в темный тамбур, и Павлик, конечно, к этому готов...
Но нет. Не сработало. Пустые рельсы по-прежнему бегут влево и вправо, и теряются где-то там, где кончаются фонари.
Павлик вздохнул и поежился. "Неужели в будущем" – с какой-то обидой подумалось ему – "Неужели в будущем люди после смены тоже так будут сидеть, допустим, на астероиде и ждать какой-то транспорт, космическую электричку?". Почти сразу ему стало стыдно. Возникшая картинка была глупой. Космос - это пафос, это величие, это космическая опера. Конечно же, никто там не станет мерзнуть на перронах! Павлик попытался представить, как оно будет, только на этот раз по-настоящему. Не на астероиде, а, скажем, на планете.
***
Павлик, главный инженер станции по изучению планетарного ядра, закончил смену и готов лететь домой в другую звездную систему. Вот он идет через лес, а вокруг пахнет сыростью и травами (почему-то летний вечер). Впереди маячит взлетная площадка. Павлик не спешит. Он прощается с деревьями, со спрятавшимися в тумане животными, с листьями под ногами. Он надолго покинет эту планету, ведь в его корпорации отдых между сменами два месяца – нет! Полгода! – спешно думает Павлик – именно столько он не увидит станцию и лабораторию, где он, конечно же, начальник.
Лес кончается, и теперь ботинки стучат по бетонным плитам. Вот она, огромная ракета, высотой с дом. Она доставит Павлика на орбиту. Павлик приближается к ней, и персонал космопорта, все эти стюарды, менеджеры и техники, работники таможни (они почему-то тоже стоят прямо там, у ракеты), и безопасники – все перед ним почтительно расступаются и ловят его взгляд.
Из-под самых дюз выбегает какой-то сотрудник и приглашает на подъемную платформу. Он задвигает за Павликом ограничитель, и они медленно и важно едут наверх к люку под танец оранжевых мигалок.
В ракету Павлик входит уже один. Внутри тесно и бесформенно, свисают провода и горят разноцветные лампочки. Павлик шарит глазами по знакомым и незнакомым приборам. Пора пристегиваться к ложементу. Павлик забирается на него с ногами, возится с лямками и затягивает замки.
– К взлёту готов! – сообщает он в микрофон.
– Есть готовность ко взлёту. – отзывается оператор в ухе.
На голове у Павлика мягкий войлочный шлем с наушниками, поэтому он слышит все, что говорят в центре управления.
– Продувка. – слышит он голос Васильича, который оказался руководителем полетов.
– Есть продувка. – соглашается кто-то, многотонная ракета вздрагивает и начинает вибрировать.
– Протяжка. – Васильич серьезен и не матерится.
– Есть протяжка. – ракета начинает гудеть.
– Первая ступень главный двигатель ключ на старт! – Павлик не подозревал, что Васильич может быть таким собранным, таким значительным. Ему определенно шло быть руководителем полетов.
– Объявляю обратный отсчет.
– Девять. Восемь. – гул от ракеты становится невыносимым.
– Пять. Четыре. – все ходит ходуном, болтаются провода, откуда-то идет дым, но Павлик знает, что все продумано заранее серьезным Васильичем.
– Два. Один!
– Поехали! – успевает пискнуть Павлик.
– С богом, щегол! Есть отрыв!
Павлику обидно, что его назвали щеглом в такой момент. Он хочет крикнуть Васильичу, что тот сам щегол, но перегрузка вдавливает ему язык внутрь головы, а саму голову вдавливает в подголовник.
- Ура, товарищи! – ликует в ухе Васильич, ему вторит хор одобрительных возгласов и шум аплодисментов.
Под ракетой ревет огненный столб, свечение от него видно в иллюминаторе. Еще там видны следы водяных капель, роем пролетающих по стеклу и мгновенно высыхающих, мелькающие облака, а небо меж тем становится все темнее и темнее, чернее черного.
Павлик трясется, пристегнутый лямками, челюсть у него отдельно дергается и стучит, мягкий шлем съехал набекрень и налез на глаз, жарко, потно, душно…
И вдруг тишина и невесомость.
"Отошла ступень" – догадался Павлик. Он отстегивается и поправляет шлем. Вокруг летают какие-то бумаги, скрепки и почему-то саморезы 3,5х16.
– …Ты там нормально? – прорывается в ухе Васильич. Его голос трещит помехами – У тебя стыковка через двенадцать минут.
– Васильич, сам ты щегол.
– Ага, нормально. – не слушает Васильич – Ну хорошо.
Остаток времени Павлик ползает по кабине и разглядывает приборы. Он специально решил ни на что не отвлекаться, но все равно пропускает запуск маневровых двигателей и больно ударяется о какую-то переборку. Бездушная автоматика пристыковала модуль с Павликом к орбитальной станции, и теперь нужно перебираться туда. Павлик проползает в узкий шлюз, царапая подбородок. Шлем он специально оставил, поэтому Васильич ему не слышен.
Станция поражает своей футуристичностью. В огромные окна с одной стороны падает ослепительный свет от звезды, а с другой видно всю планету и звезды, натыканные в черном космосе. В центре зала синие пластиковые сиденья, они на взгляд Павлика выбиваются из общего стиля. Он такие видел на стадионе “Моторист”, но он не успевает этого как следует припомнить – его взгляд прикован к настоящему технологическому чуду. У дальней стены, чуть утопленные под пол (только тут Павлик заметил, что нормально стоит на полу двумя ногами, а значит, здесь еще и искусственная гравитация!), лежат рельсы. Они выходят из плазменного портала слева и уходят в такой же плазменный портал справа. Получается, что космический поезд-челнок, который и увезет Павлика домой, прибудет прямо сюда! Не нужно больше лезть ни в какие шлюзы. Можно расслабиться и просто ждать.
И Павлик ждёт. В его фантазии поезд должен появиться безо всяких опозданий. В реальности, где тело Павлика стоит на мерзлом перроне, никто не может быть уверен в неотвратимости электрички. Это порождает странную двойственность. Вот Павлик всматривается в окно-иллюминатор и видит там здоровенную галактику, сотканную из теплых желтых звезд и подсвеченного газа. На самом же деле Павлик устремляет невидящие глаза на огни города, который чуть поодаль, через пути, за кустами и заснеженным полем. Город светит рыже-желтыми уличными фонарями, окнами пятиэтажек и фарами редких машин, но Павлик видит только звезды. Звезды шепчут, разговаривают с ним. "Ты устал, но твои поиски окончены." "Иди же сюда, к нам...", "Отдохни с нами." – говорят звезды.
Павлик просачивается сквозь стекло как вода сквозь марлю и летит вперёд. Теперь на нём скафандр, а орбитальная станция остается позади в виде крохотной точки. Звезды приветственно машут лучами и посылают улыбки. Павлик чувствует, что больше не должно быть ни одной преграды. Он снимает шлем и задерживает дыхание.
Космос холоден и колюч. Глаза слезятся, кожа на щеках натягивается как надутый пакет, частички влаги льдинками отлетают прочь, а голова разрывается от внутреннего давления. Павлик терпит; он словно водолаз, впервые погрузившийся на дно океана, он первым видит то, что не видел ни один человек в мире.
Павлик видит сложнейший механизм Вселенной и понимает его.
Великие таинства мироздания, принципы природы и жизненной бесконечности открываются перед ним. Павлик получает абсолютное знание. Нет такого вопроса, на который Павлик не знает сейчас ответ, но сами вопросы лишаются смысла, как осеннее дерево лишается надобности продолжать носить листья.
– Чего ты терпишь, глупый? – шелестят звёзды. – Смотри, как тут хорошо.
Павлик перестает терпеть и замечает, что ему вовсе и не нужно дышать. Теперь-то ясно, что дыхание – переоцененная штука. Павлик словно дельфин плавает между звезд, а они гладят его лучами по спине. Вокруг всего струится светящийся газ, в ушах звучит торжественный аккорд и не собирается замолкать. И ведь совсем не холодно! Наоборот, тепло, и весело, длилось бы это вечность!
Справа возник свет. Он какой-то новый, не как звёзды. Он холодный. Он раздражает, он требует какого-то действия в ответ. "Это же космический поезд-челнок!" – догадывается Павлик. Он оказывается снова на космической станции и готовится сесть в вагон. Тело Павлика, стоящего на ледяном перроне, готовится заходить в наконец пришедшую электричку. Замерзшие гопники с красными руками уже выползли из темноты, приманенные светом вагонов.
Двери открываются. Павлик отталкивается левой ногой от заплеванного асфальта и переносит правую на отполированный тысячей ног металлический пол тамбура. Павлик отталкивается левой ногой от карбонового покрытия на полу станции и переносит правую на искусственный ковер в салоне космического поезда. Павлик не видит, что и тут и там сзади к нему тянутся руки инопланетян. Остается тайной, как они проникли еще и на орбитальную станцию. Двери закрываются, инопланетяне остаются снаружи. Электричка трогается, космический поезд покидает станцию.
Павлик тупо смотрит себе под ноги.
У него украли сумку.
Там ничего не было, кроме бумаг по работе, но…
"Эх, зачем весь этот космос, зачем звезды, зачем строить космические станции, заселять планеты, стремиться к чему-то, зачем?
Если все сводится к тому, что зима. К тому, что ноги все-таки замерзли в тонких ботинках.
К темному перрону, где стоишь как дурак и негде согреться.
К этим алкашам, которые подрезали сумку, уроды" – подумал Павлик грустную и длинную мысль.
Он растолкал плечами тамбурные двери, сел к окну и остаток пути представлял уже никакой не космос, а сосиски, которые нужно будет достать из холодильника. И разогреть с гречкой.