А я альт-райт Петров из Барнаула

Или "Борьба с повесткой как элемент каргоизации российского дискурса"

Современному читателю не нужно долго объяснять, что такое карго-культ: в двух словах это повторение внешних атрибутов незнакомого процесса с надеждой на тот же результат. Термин появился благодаря индейцам Меланезии, живший вдали от современной цивилизации вплоть до двадцатого века. Во время Второй Мировой там появились аэродромы Союзников, привозивших с собой или спускавших на парашютах продукты индустриального мира: одежду, консервы, оружие - часть грузов доставалась местным жителям. Когда война закончилась, базы оказались заброшены, самолёты больше не прилетали, а вместе с ним закончился поток заморских даров. Аборигены, конечно, не понимали особенностей армейского снабжения, поэтому обожествляли крылатую технику. Чтобы приманить её обратно, они строили взлётные полосы, подражали поведению военных, носили наушники из половинок кокоса, но самолёты не прилетали. Тогда островитяне принялись делать макеты фюзеляжей, но подарки внутри почему-то не появлялись.

Карго-культы существовали задолго до Второй Мировой во многих культурах, и всё же самым ярким стало движение Джона Фрума с острова Танна, Вануату. Неизвестно, что дало культу имя: одни приписывают это некому Джону Бруму, посетившему острова в конце тридцатых, другие связывают происхождение с английским предлогом "from". Но мало кто сомневается, из какой этот Джон был страны: движение целиком вдохновлено культурой США. Вот уже больше восьмидесяти лет жители Танны строят ритуальные кресты, маршируют с бамбуковыми винтовками, поднимают американские флаги, верят в Дядю Сэма и Санта Клауса как важных персонажей собственной мифологии. Вануату давно имеет доступ ко всем достижениям человеческой цивилизации, большинство карго-культов кануло в лету, но адепты Джона Фрума всё также продолжают каждый год собираться в деревне Ламакара, чтобы почтить память своего мессии. Когда местного старейшину спросили, почему они сохраняют верность этим ритуалам, тот ответил: «Джон обещал, что приведёт к нам самолеты и корабли с грузом из Америки, если мы помолимся ему».

Наш социум, хоть и устроен намного сложнее, работает по тем же законам, что у индейцев с острова Танна. Глобализация помогает большим культурам поглощать малые, так в обиход народов мира входят традиции доминирующей цивилизации: мы принимаемся наряжаться на Хэллоуин, привыкаем к скидкам в "чёрную пятницу", вырезаем поздравительные сердечки на День святого Валентина. Массовая культура выступает ретранслятором, через который мы видим западную действительность с её внутренними противоречиями и только её присущими чертами, которые предстают для потребителя чем-то универсально значимым. Это приводит к парадоксальной ситуации, когда проблемы "белого мира" становятся для человека намного ближе и понятнее, чем реальные проблемы собственного общества.

Мир сейчас меняется настолько быстро, что любой, кто решит на пару лет уйти в пещеру без доступа к интернету, по возвращении будет выглядеть для остальных пещерным человеком. Если сейчас в наше время перенесётся обыватель из далёкого 2013-го, то при упоминании "повестки" он будет думать либо про армию, либо про суд. А ведь сам термин в широком смысле означает всего лишь совокупность тем, освещаемых в медиа. Информационная повестка формирует у потребителя картину мира: проще говоря, факты и явления, о которых мы слышим всё время, воспринимаются как понятные и значимые, иные выпадают из поля зрения, становясь чуждыми и незначительными.

Потребляя информацию из одних и тех же источников, человек рискует попасть в информационный пузырь. Можно прожить всю жизнь, впитывая одни и те же ценностные установки, а потом столкнуться с чем-то незнакомым и испытать культурный шок. Ведь мы замечаем повестку только тогда, когда она нам не нравится, в противном случае её просто никто не замечает.

Не верите? Вот вам пример: старая трилогия "Звёздных войн" содержит вполне ясное утверждение о том, что демократия - это благо, а монархия - зло, но никто почему-то не считает её политическим высказыванием. Когда в приквелах показал республику коррумпированной и неэффективной, фанаты хватались за головы и не могли понять, откуда в их любимой вселенной взялась политика, хотя она была про политику с самого первого фильма. Но весь предыдущий опыт, сформированный новостями и популярной культурой, приучил зрителей думать о демократии как о чём-то априори не подлежащем сомнению. Любое недоверие к господствующим ценностям или одобрение ценностей альтернативных моментально становится высказыванием, так же, как любое смещение моральных акцентов тут же называют модной "серой моралью", даже если мораль остаётся вполне себе чёрно-белой.

Общество меняется, принимая новые установки, и представление о норме тоже эволюционирует: скажем, для американца из 1970-х сомневаться в демократии также маргинально, как для француза из 1770-х ставить под сомнение монархию. Часть людей относится к новым ценностям враждебно: так многие советские граждане критически восприняли экспансию американской культуры, хлынувшей к нам в восьмидесятые, эта коллизия породила поколение борцов за нравственность - лишённое влияния, но громкое меньшинство, объединившееся, чтобы защитить детей от тлетворного влияния "Шрека", "Горбатой горы" и "Сейлор Мун". А мы были теми сами детьми, выросшими на пердильных молодёжных комедиях, песнях группы "Т.а.т.у", стёбных мультфильмах и жопных клипах с MTV - я говорю о своём поколении.

А теперь давайте дружно выдохнем, отложим в сторону разговор о том, как наша любимая поп-культура стала такой левой и "повесточной", и попытаемся ответить на вопрос, почему. Можно обвинить во всём крупные корпорации, которые жаждут сократить население Земли (и почему-то сокращают категории, которые и так не особо плодились) или заговор секты педофилов-демократов, мечтающих узаконить своё порочное пристрастие к сексу с детьми - легко готов в такое поверить. И всё же, почему на смену информационной повестки откликнулось западное общество?

Я приведу несколько фактов из недавней истории одних только США, которые помогу дать ответ:

И это лишь малая часть контекста, в котором возникла та повестка, которая сейчас разделила интернет. Правда в том, что любые права появились только потому, что за них кто-то боролся. Боролся за право получать хорошее образование, за право свободно вступать в браки, занимать любые места в автобусах, играть в кино объёмных персонажей, а не расовые и гендерные стереотипы, не получать разряд тока за то, что тебя привлекают люди своего пола.

Как и любое общественное движение, борьба за права меньшинств становится мощным инструментом, который может использовать в своих целях любой достаточно влиятельный актор. Так под предлогом заботы об ЛГБТ пытаются легализовать педофилию и зоофилию, рутинизировать трансгендерные переходы в том числе среди несовершеннолетних. Борьба с расизмом выступает прекрасным предлогом для дискриминации расового большинства. Активизм предстаёт площадкой для самопиара, куда может вскочить любой достаточно крикливый фрик. Но всё это появилось не на пустом месте: пружина, которая закручивалась много лет, выстрелила и пробила потолок.

Русская культура в двадцатом веке развивалась в пузыре за железным занавесом, и о проблемах капиталистического мира советский человек узнавал в основном из "Международной панорамы" или одобренных для проката художественных фильмов, по большей части европейских. Расовый вопрос был изучен на уровне нетленки "а у них там негров линчуют", которую большинство считало пропагандистским штампом. И когда в 80-е к нам хлынул поток американской поп-культуры, то часть общества отнеслась к ней критически, но абсолютное большинство приняло с восторгом.

Это время в массовом создании закрепилось как отправная точка - некое эталонное состояние запада, который виделся раем на Земле, а затем стал как-то подгнивать. С "диверсити" тогда всё было в порядке: зрителя не смущал остряк Эдди Мерфи со своими вульгарными шутейками, брутальный напарник Дэни Гловер, пижонистый качок Карл Уэзерс, сильные женщины Сигурни Уивер и Линда Хэмилтон, экзотические красавцы Брендон Ли и Марк Дакаскос, импозантные парни из бара "Голубая устрица". А уж какой разнос начался в 90-е...

Эта эпоха поп-культа сформировала картину мира для моего поколения. Она была куда более расисткой и сексисткой, куда менее инклюзивной и стерильной, но не потому, что её создавали традиционалисты-консерваторы или замаскированные ультраправые, просто крупный бизнес рационально делал ставку на самую крупную и платёжеспособную аудиторию, воспроизводя одни и те же хорошо работавшие штампы. Весь этот поп-культурный китч казался нам совершенно естественным до 2014-го.

Вот наглядный пример, как бытовая драма может изменить мир. Началось всё 10 лет назад, когда ещё никому неизвестная Зои Куинн разместила в "Стиме" игру Depression Quest - она не была хитом даже по меркам инди, но привлекала внимание необычной тематикой и даже нравилась некоторым психиатрам, работавшим с клинической депрессией. Спустя время бывший парень Зои обвинил разработчицу в связях в игровыми журналистами ради продвижения игры, якобы та спала сразу с пятью рецензентами включая Нэйтана Грейсона, автора сайта Kotaku. Грейсон, разумеется, никаких рецензий на Depression Quest не писал, но публика ухватилась за повод, и понеслось.

Случай дал старт волне расследований, вскрывших множество семейных, дружеских или любовных связей между журналистами и разработчиками. Движение получило название #GamerGate (по аналогии с "Уотергейтом") и изначально его заботил в первую очередь вопрос журналисткой этики, но очень быстро центром дискуссии стали темы сексуальной объективации, гендерных стереотипов и дискриминации в играх. Западный интернет разбился на два лагера: с одной стороны "борцы за социальную справедливость", которых самовольно возглавила активистка Анитой Саркисян (на фото), против них - альт-райты с имиджборд и сочувствующие неоконсерваторы. Вторая сторона изначально не ограничивала себя в средствах, используя угрозы, деанон, сватинг (вызов спецназа на дом), заваливала рекламодателей письмами с требованиями не покупать рекламу у игрожуров, зато ни одного реального случая коррупции в индустрии выявить не смогла. Вскоре угрозы полились и от сторонников SJW, был даже один случай ложного минирования, и всё же крупная пресса встала на сторону борцов с сексизмом.

Через пару месяцев полемика добралась до России и поначалу развивалась вяло. Наш игропром тогда переживал что-то среднее между комой и параличом: наименее удачливые компании закрывались, наиболее удачливые меняли юридический адрес, умирала печатная пресса, а нормальную прибыль приносили только онлайн- и мобильные игры - в общем, были проблемы и посерьёзнее гендерных стереотипов. Но, руководствуясь принципом "что крестьяне, то и обезьяне", тему принялись комментировать эксперты по всем вопросов, вроде Елистратова и Константина Говоруна, им стали отвечать феминистки, до этого играми не интересовавшиеся, интернет ненадолго вскипел, хотя до сватинга и ложных терактов дело не дошло. На домашнюю игро-индустрию срач не повлиял никак, и всё же российское фем-комьюнити, прежде не получавшее внимание, пробралось в новостную повестку и решило засесть там надолго.

Главным рупором SJW у нас стала австрийская художница NixelPixel: она отучилась за границей, много читала западный интернет и без задней мысли пересказывала прочитанное, никак не осмысляя и не адаптируя под российские реалии, из-за чего моментально стала героиней мемов. Её популярность породила волну оппонентов, строивших свой контент на полемике с Никой, тем более сама она была удобным чучелом для битья. И пока NixelPixel, как пиявка, сосала идеи SJW-комьюнити, её хейтеры паразитировали на паразите, разбирая беспомощные тейки Ники и интеллектуально самоутверждаясь.

Но всех их, таких разных, объединяло одно: желание быть частью западного дискурса, не находясь в том же социокультурном контексте. Все аргументы Ника заимствовала у англоязычных леволибералов, а в ответ ей пересказывали тезисы англоязычных же консерваторов и альтернативно правых. У сторон этого конфликта меньше творческой самостоятельности, чем у русского рэпера, который вырос в селе Нижние Жопки, а теперь читает про перестрелки и крэк.

Почему наше общество так охотно откликнулось на альтернативно-правую повестку? Это тема для куда более долгого и серьёзного рассказа. Тут сыграл роль и культурный бэкграунд, и тоска по утраченному свободному интернету, где токсичная культура была нормой, и неприятие агрессивного активизма, который дискредитирует то, что за борется, и многое другое. Этих причин оказалось достаточно, чтобы часть нашего общества начала слепо копировать одну из сторон западного политического дискурса, не замечая, что её система аргументации строится на тех же принципах, что и у лево-либералов.

Так к нам проник всеобщий культ угнетённости, когда каждая социальная группа пытается доказать, что обижена сильнее всего, хотя ещё недавно такая риторика была уделом меньшинств. На русской почве он принял особо извращённую холуйскую форму, при которой борец с повесткой намного спокойнее относится к негативному изображению своей группы, чем к позитивному изображению какой-то другой. На практике это выглядит как: "можешь рисовать меня абсолютным монстром, только не показывай мне негров/недостаточно привлекательных женщин". Стоит культурной метрополии заразить такими мыслями аборигена, и он станет с пеной у рта защищать ценности белого мира, при этом даже не будучи белым. Потому что белизна - это не про цвет кожи и не про гены, а про цивилизацию, к которой русский Иван, ливийский Ахмед и уругвайский Педро очень хотели бы принадлежать, но никогда не будут.

Джон Фрум стал мессией не просто так. До его прихода жители острова Танна страдали от жёстких законов, установленных христианскими миссионерами, которые пытались запретить многовековые традиции аборигенов, вроде танцев, бинтования пениса, многоженства. Затем они наложили запрет на ругань, прелюбодеяние, работу и развлечение по воскресеньям, а нарушителей наказывали собственными судами. Так продолжалось тридцать лет, пока не пришёл Джон Фрум и снова не разрешил пить каву, выбрасывать религиозные книги и спать, с кем захочется.

У нас борьба с ненавистной повесткой тоже воспринимается как возвращение к традиции, хотя на деле то, что считается традиционным, точно так же заимствовано с запада или искусственно создано методом социального конструктивизма несколькими десятилетиями ранее - однажды я об этом напишу.

На деле есть лишь один эффективный способ бороться с контентом, который тебе не нравится - просто его не потреблять. Но глобальное доминирование американской культуры слишком сильно, поэтому мы продолжим грызть кактус, занимая одну из сторон в споре о правильной и неправильной повестке, не понимая, что и то, и другое одинаково стирает нашу идентичность. Не владея контекстом, не понимая внутренней логики процессов, кипящих за океаном, мы будем слепо их копировать, свято веря, что однажды на нас с неба упадут все блага западной цивилизации: достаточно лишь помолиться Джону Фруму.

#повестка #негры #сша #феминизм