Последний раз - пол года назад так зацепил конь Калигулы у Жемчужникова, что выучил почти сразу (ну он и написан легко):
Так поиграл в слова Державин, Негодованием объят. А мне сдается (виноват!), Что тем Калигула и славен, Что вздумал лошадь, говорят, Послать присутствовать в сенат. Я помню: в юности пленяла Его ирония меня; И мысль моя живописала В стенах священных трибунала, Среди сановников, коня. Что ж, разве там он был некстати? По мне — в парадном чепраке Зачем не быть коню в сенате, Когда сидеть бы людям знати Уместней в конном деннике? Что ж, разве звук веселый ржанья Был для империи вредней И раболепного молчанья, И лестью дышащих речей? Что ж, разве конь красивой мордой Не затмевал ничтожных лиц И не срамил осанкой гордой Людей, привыкших падать ниц?.. Я и теперь того же мненья, Что вряд ли где встречалось нам Такое к трусам и к рабам Великолепное презренье.
Последний раз - пол года назад так зацепил конь Калигулы у Жемчужникова, что выучил почти сразу (ну он и написан легко):
Так поиграл в слова Державин,
Негодованием объят.
А мне сдается (виноват!),
Что тем Калигула и славен,
Что вздумал лошадь, говорят,
Послать присутствовать в сенат.
Я помню: в юности пленяла
Его ирония меня;
И мысль моя живописала
В стенах священных трибунала,
Среди сановников, коня.
Что ж, разве там он был некстати?
По мне — в парадном чепраке
Зачем не быть коню в сенате,
Когда сидеть бы людям знати
Уместней в конном деннике?
Что ж, разве звук веселый ржанья
Был для империи вредней
И раболепного молчанья,
И лестью дышащих речей?
Что ж, разве конь красивой мордой
Не затмевал ничтожных лиц
И не срамил осанкой гордой
Людей, привыкших падать ниц?..
Я и теперь того же мненья,
Что вряд ли где встречалось нам
Такое к трусам и к рабам
Великолепное презренье.