De consolatione philosophiae

I. Уже умолкло ее пение, но я все еще жаждал внимать ему, напряженно стремясь удержать слухом сладость умолкнувших песен. Спустя мгновение я воскликнул:

– О высшее утешение измученных душ! Ты так согрела меня своими мудрыми рассуждениями и сладостью пения, что я теперь считаю себя выше ударов судьбы. Я уже не только не боюсь тех сильнодействующих средств, о которых ты говорила, но даже требую их и желаю слушать тебя.

На это она ответила:

– Я почувствовала твое настроение уже тогда, когда ты молчаливо и сосредоточенно слушал меня. Я ждала его появления у тебя, или, вернее, я сама этого добивалась. Те средства, которые следует тебе принять, таковы, что если их только попробовать – будут мучительны, но принятые всем существом – принесут усладу. Поскольку ты говоришь, что хочешь меня слушать, интересно, воспылаешь ли ты еще более сильным желанием, если узнаешь, куда я поведу тебя?

– Куда же? – спросил я.

– К истинному счастью, – промолвила она, – о котором грезит твоя душа, лишь смутно улавливая его образ, но не имея сил проникнуть в его суть.

Боэций "Утешение философией"